Случай представился довольно скоро. Намечалась гулянка у художников, которые пропивали и прокуривали гонорар за очередную картину для храма. Неважно, что картину еще только предстояло нарисовать, художникам нужно было срочно избавиться от излишков денег, чтобы презренный металл не мешал им работать. Среди множества гостей, заглянувших на веселье оказались Лакис с Сомовым и маэстро Обост. Вино уже лилось рекой, а дым стоял столбом, когда изрядно захмелевшие и одурманенные гости обратились с просьбами к Обосту насладить их слух звуками скрипки. Тот не заставил себя долго упрашивать, и Виктор еще раз поразился, насколько великолепно владеет инструментом старый скрипач, даже несмотря на изрядное количество выкуренного и выпитого. Ему даже стало несколько неловко за то, что должно было произойти дальше. Когда скрипка смолкла и Обост со снисходительной улыбкой принимал благодарности от слушателей, Сомов поднялся, взял гитару и подошел к маэстро. Авик увидев это, аж заерзал на месте от нетерпения.
– Я хотел бы присоединиться к словам благодарности в ваш адрес, господин Обост, – почтительно начал Сомов, на которого скрипач среди общего шума не сразу обратил внимание, – Ваша музыка настолько великолепна, что вдохновила меня написать песню в вашу честь. Если позволите, то я исполню ее прямо сейчас.
Обост, наконец, заметил Виктора, с благосклонной улыбкой дозволил исполнить посвященную ему оду и даже приосанился.
Гости еще шумели и смеялись, когда зазвучали первые аккорды гитары. А когда раздался пробирающий до мурашек хриплый голос Сомова, моментально притихли и удивленно раскрыли глаза и уши. Виктор начал петь почти без проигрыша:
В каждом сердце есть больная рана,
В каждом сердце не стихает плачь.
Вышел на арену ресторана
Наглухо обкуренный скрипач…
Краем глаза Сомов наблюдал, как с лица Обоста медленно сползает улыбка, и легкое недоумение переходит в полнейшее изумление и смущение. Как братья художники замирают в самых неудобных позах, повернув головы в его сторону. Как проливается вино из переполненной чащи, как недолго дымят трубки, оставленные на столе, и незаметно гаснут без присмотра. Как кто-то застыл с надкушенным яблоком перед открытым ртом или замер с ножом, занесенным чтобы нарезать мясо, а кто-то наоборот выронил из рук столовый прибор, не замечая этого. И как горят глаза Авика полные восхищения. Слушатели попали в плен странного хриплого голоса и необычной музыки Виктора. Оставалось допеть последний куплет:
Скрипка, что оборванные нити,
Обмотала с головы до ног.
В зале кто-то крикнул: – Повторите!
Но скрипач играть уже не мог…
Виктор закончил петь и мягко накрыл ладонью резонаторное отверстие гитары, словно выключая звук. В полной тишине он с достоинством поклонился Обосту, который пребывал в полной растерянности и не смог отыскать подходящих ответных слов. Старик был повержен. Зато слова нашлись у веселого Авика.
– Повторите! – громко и торжествующе завопил он.
И тут же его просьбу со всех сторон эхом подхватили присутствующие.
Сомов поднял руки, призывая возбужденных художников к тишине.
– Я с удовольствием сыграю и спою еще раз друзья, но только при одном условии, – он повернулся к Обосту, – если маэстро окажет честь и поддержит меня своей неподражаемой игрой на скрипке.
Старик нерешительно посмотрел по сторонам. Он презирал остальную музыкальную братию, принципиально играл только единолично и этим кичился. Но игра молодого седого гитариста ему неожиданно понравилась, вот только признаваться в этом даже самому себе он не хотел. И пока Обост пытался сообразить, как ему вести себя в этой неординарной ситуации доброжелатели уже сунули ему смычок и скрипку в руки.
Виктор взял несколько аккордов, но видя, что старый скрипач не проявляет инициативы, вновь повел мелодию сам. Он пропел всю песню, но упрямый старик так и не притронулся к скрипке, хотя и не сводил с Виктора расширенных красных глаз, словно чего-то ждал. А когда Сомов не прекращая играть, сделал ему приглашающий жест, маэстро вскинул-таки скрипку к подбородку и повел свою партию, идеально вписывая ее в мелодию и придавая ей пронзительную грусть. Виктор еще раз перепел последний куплет и дал возможность маэстро в полной мере продемонстрировать свое виртуозное владение скрипкой. Их выступление дуэтом было признано бесподобным. Практически все слушатели были люди творческие и смогли оценить игру музыкантов по достоинству. Сомова и Обоста засыпали комплиментами и облепили со всех сторон на долгое время. Виктору пьяные и щедрые художники предложили нарисовать его портрет и даже готовы были сделать это бесплатно от чего он вежливо, но категорично отказался. Отбился он и от слишком откровенных намеков на сексуальные отношения от нескольких актрис, но уже не столь уверенно. Гости не обошли вниманием и радостного Лакиса, который теперь выкручивался под градом неудобных вопросов – где ему удалось отыскать этого удивительного гитариста с таким неподражаемым голосом. Говорить правду, что это, дескать, мой приятель бандит, лекарь не мог и врал напропалую. С большим трудом Авик и Виктор вырвались из распаленной хмельной компании, которая ни за что не хотела их отпускать. Нельзя было сказать, что Обост и Сомов расстались друзьями, но с уважением друг к другу и в заверениях, что для каждого было большой честью играть вместе.
Само знакомство с веселыми художниками состоялось задолго до этого случая, а причиной послужило посещение Сомовым главного храма богов Авра и Уры. Виктор был не просто удивлен художественной отделкой храма, над которым работали лучшие мастера кисти и резца Маркатана, он был абсолютно раздавлен глядя, как гармонично переплетались скульптуры, картины и архитектурные решения внутри здания. Трудно было отследить, где заканчивалось одно произведение искусства и где начиналось другое, терялись стены, таял купол храма, а все вместе воспринималось единым всплеском необычайной красоты и божественного величия. Только закоренелый атеизм Сомова не позволил ему склонить голову перед местными богами, имеющими такие нереальные и потрясающие храмы. А вот посмотреть на мастеров, создающих подобные чудеса, ему стало любопытно, и он не стал отказываться от предложения Лакиса заглянуть в их мастерские. То, что писали на своих полотнах и ваяли из камня неприхотливые люди в убогих тесных мастерских, можно было смело называть шедеврами мирового искусства. Художники работали в классическом и академическом стиле, где главенствовал антропоцентризм. Они воспевали образ человека и его деятельность, перенося светскую жизнь даже в религиозные мотивы. Боги в их работах были больше похожи на обычных смертных, чем на небожителей, а вот в изображениях слуг зла явно просвечивали черты вампиров, орков и гномов. Кроме религиозных картин особой популярностью пользовались портреты, которые обожали и заказывали в огромных количествах состоятельные граждане Маркатана. Не были обойдены вниманием и пейзажи, хотя чаще они использовались фоном для портретов, а не как самостоятельные произведения. Изображения всегда были живые реалистичные без каких-либо условностей. Никакого тебе авангардизма, импрессионизма, кубизма и прочих контркультурных измов, которые сам Виктор никогда не понимал и боялся в этом признаться.
Впрочем, будучи пытливым юношей, он как-то честно попытался найти тайный смысл и невидимую ему красоту в Черном квадрате Малевича. Но сколько не вглядывался так ничего и не увидел. Он даже обращался к различным источникам и выяснил, что Черный квадрат задумывался, как часть триптиха, где присутствовали еще Черный круг и Черный крест. Но эта информация только еще больше запутала молодого человека. Почему квадрат всемирно известен и обсуждаем, тогда как о круге и кресте, известно лишь специалистам? А ведь и круг, и крест несколько сложнее, чем квадрат. Хотя, какое уж тут сложнее? Подобного рода квадрат способен нарисовать абсолютно любой школьник. И займет это у него, даже у самого нерадивого, от силы полчаса. А вот ты попробуй повторить Джоконду Леонардо да Винчи. Не получится? То-то и оно. Конечно, дело не в возможности повторить работу мастера и не во времени, потраченном на работу, а в чем-то другом. Но в чем именно? Оказаться первым? Так Малевич и не был первым, даже несмотря на то, что на обороте холста он указал дату создания на два года раньше, чем это было в действительности. По большому счету его картина вообще являлась плагиатом, так как самый первый черный квадрат был создан еще в далеком семнадцатом веке английским художником Фладом. И опять же, еще до Малевича, в девятнадцатом веке, другой художник Пол Билхолд нарисовал свой черный квадрат с совершенно замечательным названием «Ночная драка негров в подвале». Но разве кто слышал об этих более ранних работах? И как же это понять, что по замыслу Малевича, черный квадрат символизирует чистую форму и бесконечное пространство, а по замыслу Билхолда драку негров в подвале. Картины то у обоих одинаковые.
