– Года два, почти три…

Он был так похож на одного очень дорогого ей человека. Черты лица, как вырубленные в скале. Черные, слегка вьющиеся волосы. Темные выразительные глаза. Вот только смотрит он по-другому – мягко, пытливо. Взгляд того человека не искал компромиссов, в нем горел огонь, который сжигал неугодных и поддерживал азарт в людях нужных. Она погрузилась в воспоминания и почти не слушала, что говорил Марк, очнулась, только когда он упомянул имя аль-Хашми.

– Вы ведь консультант ювелирного дома «Аль-Хашми», не так ли? – Она сдержанно кивнула. – Как раз подыскиваю что-нибудь редкое, в подарок…

– Для девушки? Вряд ли для жены. Не обижайтесь, но вы не выглядите как женатый мужчина, Марк Михайлович.

– Для матери. И вы правы, я не женат.

Он почувствовал себя дорожным камушком, который пытается казаться алмазом под прицелом монокля ювелира. В одну секунду она оценила его.

«Мамкин котенок!»

– У меня кое-что есть для вас. Но придется проехаться, впрочем, здесь недалеко. Следуйте за мной.

Треугольный шлейф платья колыхался, подчеркивая каждый ее шаг. Прямая осанка, гордый разворот плеч. И восточный тюрбан из шелка на голове, как корона. Она даже не обернулась посмотреть, идет ли он за ней. У нее была власть над предметами роскоши, а значит, и над людьми. Марк стряхнул наваждение и поспешил за Адой. Догнал и пристроился рядом.

Марк чувствовал – приключения начинаются. Красивая, решительная женщина ведет его в сокровищницу, может быть, даже в пещеру Али-Бабы, полную кувшинов с алмазами, сундуков с самоцветами, и он старался не думать, во сколько ему это обойдется.

Оказалось, в пещере среди сорока разбойников не нашлось ни одного поборника чистоты. Ада привела Марка в квартиру, в которой царил даже не беспорядок, а сущий бардак. Первобытный хаос из женского белья, туфель, косметики, грязных тарелок, бутылок из-под вина, бокалов, коробок и пакетов службы доставки еды. Подушки дивана в гостиной перевернуты, с люстры, зацепившись крюком за рожок, свисает вешалка, с которой вот-вот сползет вечернее платье, на полу, раскинув рукава в бесшабашном угаре, валяется чуждая в этом климате шуба, на столе горой свалены босоножки.

– Вас обокрали? – сообразил Марк, выйдя из ступора, он уже лихорадочно нашаривал в кармане телефон, чтобы звонить в полицию. Его самый большой страх о Ближнем Востоке сбылся, ведь он боялся, что его обворуют по дороге в Эмираты. Трясся до холодного пота, что случится непредвиденное с коллекцией: попортят, потеряют или, ох, самое ужасное – украдут. Он следил за упаковкой, он дрожал над транспортировкой и, кажется, с тех пор как дал согласие на выставку, толком не спал и не ел.

Но Ада выглядела спокойной, только задумалась, морщинка пролегла над бровью. И Марку захотелось разгладить эту морщинку поцелуем, так она не шла ко всему ее облику уверенной в себе женщины. Но тут лицо Ады прояснилось:

– А! Вспомнила! Я ведь уволила горничную. Пустяки. Не обращайте внимания. Подождите здесь. И расчистите стол, он мне понадобится.

Марк послушно взялся за составление пар из беспорядочной кучи босоножек. Он выстраивал их в ряд у стены, лавируя между пустыми бокалами на полу, пока не проявил смелость и не отнес их на кухню, в мойку. Потом осмелел еще больше и даже вымыл их.

Ада вернулась с металлическим кубическим чемоданчиком, из которого она, набрав шифр на крышке, извлекла бархатный футляр. Он удивился:

– Вы держите драгоценности дома? Это не опасно?

Она лукаво улыбнулась:

– Вы, наверное, ничего не слышали про Рашада аль Хашми?

Он смутился, но решил не врать:

– Нет, не слышал.

– Иначе вы бы знали, что мне нечего бояться, никто не посмеет даже сунуться в мою квартиру. Открывайте.

Он обеими руками приподнял крышку и почувствовал себя ребенком, который остался наедине с подарком в новогоднее утро. В доме все спят, а ты открываешь нарядную коробку с твоим именем.

На черном бархате мерцали бриллианты. Колье и серьги. В воздушном обрамлении белого золота. Трудно было описать эти драгоценности – ведь слова зачастую скупы. Гораздо проще сказать, какие чувства они вызывали. Величие, восторг, жажду обладания.

– Сколько?

Впервые Марку хотелось не получить подарок, а подарить его. Он уже предвкушал, как слова восхищения замрут на губах Элен, какими глазами она будет смотреть на него, своего сына…

Ада отметила и блеск в его глазах, и пересохшие губы:

– Не люблю, когда торгуются. Если будете покупать, то – только для вас – покупка обойдется всего лишь на пятьдесят процентов дороже себестоимости. Другим буду предлагать за тройную цену. Если решите, приходите завтра, после десяти вечера, в выставочный салон ювелирного дома «Аль-Хашми». Спросите меня. – И жестом пока еще полноправной владелицы богатства она захлопнула крышку футляра.

Жизнь в Эмиратах расцветает после заката и бурлит до двух-трех часов ночи. Поэтому в выставочном салоне «Аль-Хашми» было людно. Арабские жены привыкли каждую неделю получать золотые украшения в подарок от мужей, для которых это – семейное капиталовложение. О достатке семьи должны свидетельствовать колье и браслеты супруги.

Марка Вайнера проводили в малый зал, подальше от шумных посетителей. Со всех сторон на него смотрели витрины с бриллиантовым содержимым: кольцами, кулонами, ожерельями. Бриллианты чистой воды, цветные бриллианты; уникальные крупные камни, россыпь мелких; бриллианты в золоте, бриллианты в платине…

– Может, вам уже понравилось что-то другое? Выбирайте, не стесняйтесь.

На него, как стена, обрушился аромат пряностей, тягучей томности Востока и сладости, от которой сводило челюсти и начинала болеть голова. Марк не узнал эту девушку сразу. Опешил. Заморгал. Шагнул вперед, но тут же отступил на два шага. И обругал себя последним дураком: он не узнал ее из-за этого агрессивного аромата, а еще из-за волос. Тогда на выставке они были скрыты под шелковым тюрбаном, благодаря которому Ада становилась похожей на аристократку времен колониальной Индии. Сейчас волосы свободно струились вдоль спины. Светлые локоны, которые тоже считаются предметом роскоши на Востоке.

– А-в-в, а-аввв, – попытался поздороваться Марк, но из горла вырвалась лишь череда бессвязных звуков.

– Ада – если вы забыли, как меня зовут…

Он протестующе замотал головой: нет, нет, он помнит. Но спазм ошейником сжимал горло, Марк никак не мог сделать глубокий вдох. И как всегда в таких случаях, мертвящий ужас стиснул в кулаке его сердце. Марк побледнел – не хватало только рухнуть при ней в обморок. И страх потерять лицо оказался сильнее страха задохнуться: пружина легких распрямилась, горловые мышцы расслабились, и он, шумно вбирая воздух, как ребенок допивает молоко из чашки, вдохнул.

– Простите, я растерялся. Не ожидал увидеть вас такой… – Он провел рукой по своим волосам, убирая их назад, не находя подходящих слов.

И его жест тоже был жестом того самого человека, но, как в замедленной съемке, без решительности, без резкости. Ада едва сдержала вздох разочарования.

– О, это для привлечения клиентов. Маленькая уловка фирмы. Вы удивитесь, но многие из наших покупателей изначально приходили не за драгоценностями, а только чтобы посмотреть на меня.

– Ничуть не удивляюсь, – пробормотал Марк.

– Блондинку со светлыми глазами здесь считают чуть ли не инопланетянкой. Но вне работы я обычно укрываю голову, чтобы не привлекать внимание.

Ада поставила на демонстрационный стол футляр, который Марк видел вчера в ее квартире.

– Может, хотите выбрать что-нибудь другое?

Марк беспомощно оглянулся: бриллианты со всех сторон скалились и нахально раскладывали белый свет на все цвета спектра.

– Но ведь все эти украшения существуют не в единственном экземпляре?

– Нет. Но мы выпускаем их очень небольшими партиями. Есть авторские украшения. У каждого ювелира свой почерк, и вы всегда можете найти нечто похожее в его коллекции. К тому же, если от клиента не поступил запрет на копирование, то всегда можно сделать авторскую копию, правда, качество камней будет иное.