– Правильно понимаешь. Мы тут чуть не чокнулись, ожидая тебя. Ксения боялась, что с твоим-то темпераментом ещё сотворишь какую-нибудь глупость. Она уже успела всех знакомых обзвонить. Вдруг ты кому-то на глаза попалась. Еле её успокоила. Уж я-то знаю: ты не истеричка, как некоторые девицы в твоем возрасте. На самом деле ты всегда просчитываешь риск, да и не в твоём характере думать о самоубийстве.

Женька уселась в кресло, бросила сумочку на пол.

– Спасибо, тётечка на добром слове.

На лице Тони смущение сменилось возмущением, хотя она понимала: племянница назвала её тётей, лишь желая позлить.

– Жень, один поцелуй. Может не стоит рубить с плеча и рвать отношения с Олегом. А я по тебе вижу, именно это ты и собираешься сделать. С кем не бывает…

– Со мной не бывает, – криво усмехнулась Женька. – Тётечка, ты, правда, думаешь: я отмахнусь и тотчас забуду, как целовались Олег и Мила?

Ксения Матвеевна разгладила юбку на коленях, поправила воротничок кофточки.

– Произошло неприятное происшествие. Дочик, нужно жить дальше.

– А я и собираюсь жить дальше, – Женька отбросила чуть вьющиеся влажные волосы за спину: неприятно липли к шее. – Мне надо прийти в себя: не каждый день теряешь и жениха, и подругу одновременно. Необходимо время. Я научусь обходиться без них.

Тоня покачала головой. Высветленные пряди волос аккуратного каре, будто шторка, открыли и закрыли лицо.

– Боишься встретиться с ними? Я бы им такое устроила. Высказала бы всё, что думаю.

Женька подняла брови, ноздри небольшого прямого носа чуть раздулись. На самом деле она не была так спокойна, как хотела показать.

– А смысл? Мне не нужны ни объяснения, ни оправдания. Я их не боюсь, а не желаю видеть. Это совсем другое.

Ксения Матвеевна нахмурилась. Лучше бы дочь буйствовала и ругалась. Обычно оживлённое лицо Женьки сейчас потускнело и выглядело так, будто в её душе погасили огонь.

– Бог с ней со свадьбой. Заберёшь заявление из загса. А я откажусь от платья в ателье, отменю заказ в кафе. Не вешай нос, на твой век женихов хватит.

Тоня сделала страшные глаза: мол, не подливай масла в огонь.

Женька, заметив её мимику, скривила губы. Нижняя более пухлая задрожала.

– Не надо со мной, как с больной. Я хочу побыть одна, куда-нибудь скрыться из этого дома и двора.

– Можно путёвку в санаторий взять, – предложила Тоня.

– Не пойдёт. Хочу тишины и покоя, и чтобы ни одного человека рядом.

Тоня удивилась, в задумчивости подула на чёлку.

– Никогда не могла угадать, как ты поступишь. Предполагала, устроишь войну, а ты отступаешь без боя. Спрячешься, будто виновная.

Женька прикусила нижнюю губу.

– Не подначивай, а лучше подскажи, где найти тихое место.

Ксения Матвеевна подошла к балконной двери. Наступал вечер, жара немного спала, во двор высыпала ребятня. У подъездов, будто вороны на деревьях, на скамейках расселись старушки.

– У нас есть двоюродная сестра, которая живёт в деревне.

Женька закатила глаза.

– С ней придётся общаться, а я не в настроении.

Тоня обрадовано тряхнула идеальным каре.

– А я знаю такое место и уезжать из города не придётся.

Ксения Матвеевна покосилась на младшую сестру, не понимая, что та придумала.

– Дочь, а как же твоя работа?

Женька отмахнулась.

– Я на сдельной оплате, на выполнение каждого заказа заключается контракт. Сообщу бригадиру, что возьму отпуск на неопределённое время. Говори, Тонь.

Антонина походкой манекенщицы прошлась по комнате. Женька невольно оценила усердие тётушки в занятиях фитнесом: сохранилась и тонкая талия, и стройные бёдра.

– Ксюш, помнишь моих институтских друзей? Шульцев, уехавших в Германию семь лет назад?

– И что? – Ксения Матвеевна не понимала, куда сестра клонит.

– Дома на короткой улочке, где они жили, должны были уйти под снос, поэтому Шульцы не смогли продать своё жильё. Но планы наших градостроителей поменялись, про ту улицу попросту забыли – люди сих пор там живут. По просьбе Лены Шульц я недавно ездила к их дому. Двор от калитки зарос бурьяном в человеческий рост, к крыльцу не пройти, но сам дом вроде бы в порядке. Во всяком случае, крыша цела.

– Ты предлагаешь Женьке поселиться в заброшенном доме? – возмутилась Ксения Матвеевна. – Да за столько лет там мышей и крыс немерено расплодилось, а комнаты паутиной заплело. Да я вся изведусь, думая, как там она одна-одинёшенька поживает. Дочь, а почему бы тебе в собственной квартире отпуск не устроить, мы тебя не будем трогать.

Женька грустно заметила.

– Хорошенький отпуск в бетонной коробке, – она почувствовала наваливающуюся на неё усталость и апатию. Физически ничего не делала, но так вымоталась морально, будто тысячу трудных швов сварила на высоте.

– Ксюш, ты забываешь, что твоя дочь уже взрослая. Замуж собиралась. Ой! – Тоня прикусила язык. – Прости, племяшка, вырвалось. Кстати, там и, правда, тишина. Когда я туда приехала, мне показалось, будто в глухой деревне оказалась. Зелень, птички поют, воздух чистый.

– Ещё бы, рядом с той улицей огромное старинное армянское кладбище «Мясникован[1]», похожее на парк. Помню, студентами, мы туда ездили на семейные дворянские склепы смотреть. Жутковатое и мрачное место, – заметила Ксения Матвеевна.

Женька воспряла духом.

– Тоня, мне твоя идея нравится. Буду на свежем воздухе, как в лесу и никуда уезжать не надо.

– Но это далековато от нас, на другом конце города. Даже на такси минут сорок ехать, а на трамвае и вовсе – часа полтора, – расстроилась Ксения Матвеевна. Она привыкла, дочь всегда рядом, когда училась, тоже оставалась дома.

– Вот и хорошо. Завтра же отправлюсь туда на душевную реабилитацию, – заявила Женька. – Попью чаю и буду сумку собирать.

Тоня потянулась за ручкой.

– Я тебе сейчас адрес дома Шульцев напишу. Лена надеялась, буду приглядывать за домом, пока его не снесут. Первые два года я делала это. Но так как сносить передумали, а ездить мне далеко, перестала смотреть за их жильём. Проберёшься через бурьян к крыльцу, там на первой ступеньке справа плитка поднимается, под ней ключи спрятаны.

– Я думала, ты с ней съездишь, – недовольно пробурчала Ксения Матвеевна. Идея поселить дочь в заброшенном доме ей совершенно не нравилась и очень тревожила.

– Не маленькая, сама доберётся и позвонит, – отмахнулась Тоня. – А мне с утра в налоговую надо.

Женька сгребла бумажку с адресом Шульцев со стола, сунула в карман комбинезона. К удивлению матери, она с аппетитом поужинала и принялась вытаскивать вещи из шкафа. На клетчатом покрывале вскоре выросла куча из маечек, кофточек, шорт, джинсов и нижнего белья. Отсортировав эту кучу-малу, она уложила отобранные вещи в спортивную сумку, добавила туда комплект постельного белья.

– Мам, пожалуйста, не говори Миле и Олегу, куда я уехала, как бы они ни просили, – Женька положила свёрнутый вчетверо листок бумаги на стол. – Вот передашь, кому-нибудь из них.

В записке Женька написала лишь одну фразу.

«Отныне вы оба свободны от всех обязательств передо мной, в том числе от дружбы».

Женька выросла в большом дворе, окружённом четырьмя панельными пятиэтажками. К моменту её появления на свет яркая окраска стен поблёкла. Можно только предположить, как выглядели раньше «Подсолнух», «Роза, «Море» и «Туман» – так жители назвали свои дома по основному цвету. «Подсолнух» в котором жила Женька, давно потерял солнечный оттенок, на стенах едва угадывался жёлтый цвет. Пятиэтажки со временем приобрели одинаковый грязно-серый оттенок. Эти дома, построенные в шестьдесят девятом году прошлого века, сдали одновременно и заселили в течение месяца. Большинство квартир получили молодые семьи с детьми, все быстро перезнакомились и подружились. Мать Женьки родилась в семьдесят пятом, двор тогда ещё не стал уютным, деревца едва достигли трёх-четырех метров. На её глазах они набирали силу и рост, превращая голый квадрат земли в подобие сада. С годами тонкие прутики пирамидальных тополей, берёз и лип превратились в исполины, создающие благословенную прохладу жарким летом. Так получилось, что среди жильцов оказалось много неравнодушных и деятельных людей, они не давали двору превратиться в унылое и скучное пространство. Вечерами на спортплощадках устраивались волейбольные и баскетбольные состязания, а в подвальных помещениях работали секции по интересам, имелся даже свой хор. И в трудное время перестройки домовой комитет не забывал вывешивать на большом стенде списки именинников и покупать им скромные подарки. Женька любила свой двор, питала тёплые чувства даже к всезнающим бабушкам, будто приклеенным к лавочкам у подъездов. В этом дворе прошло её детство и юность, здесь под липой впервые поцеловалась с Олегом, здесь же на волейбольной площадке он сделал ей предложение. Она не покидала двор надолго, благо в этом не было необходимости: Женька, несмотря на возражение матери, мечтающей о высшем образовании для дочери, получила профессию электромонтажника в местном училище, потом окончила курсы сварщиков и с восемнадцати лет начала неплохо зарабатывать. Так как она не боялась высоты, то пришла в бригаду, выполняющую монтажные работы на опасных высотных участках. За два года собрала на недорогую иномарку. Права получила шесть месяцев назад, но пока приобрести автомобиль мечты ей не удалось. Зато теперь Женька могла какое-то время побездельничать. Всё утро воскресенья Ксения Матвеевна пыталась отговорить дочь от заселения в заброшенный дом Шульцев, но та осталась непреклонна. Она вызвала такси и в ожидании машины, маячила у окна. Бывшая подружка проживала в «Розе» прямо напротив дома Женьки, но увидеть окна квартиры Милы не получилось бы при всём желании, деревья закрывали обзор. Она усердно следила за входом в подъезд – пока кроме старушек ни Олега, ни Милы поблизости не наблюдалось. Женька очень надеялась, что и не увидит их. Заметив автомобиль с шашечками, торопливо чмокнула мать в щёку, подхватила сумку и выскочила из квартиры.