На втором курсе Цареградский подрабатывал уже составлением карт и чертежей. Жил вместе со студентом инженерного института на съёмной квартире, у дяди своей будущей жены Екатерины Ивановны Серпуховой. Они поженились, когда ей было 17, ему – 20 лет. Как и отец, в студенческие годы Валентин самостоятельно содержал семью: в 1925 году у него родилась старшая дочь Вероника, в 1927-м – младшая – Ирина. Связь Цареградского с Серпуховыми сохранится на долгие годы. Будет она непростой и порой драматичной…

О Серпуховых можно написать большой исторический роман: настолько в жизни этой семьи многогранно отразился образ жизни людей, связанных с геологией молодой Республики Советов, проявился сам дух того времени.

Передо мной рукопись воспоминаний Нины Ивановны Сер-пуховой, хорошо знавшей и Билибина, и Цареградского. Они люди одного поколения, одного круга общения. Она сестра Екатерины Серпуховой, жены Валентина Александровича Цареградского и сестра геолога Владимира Ивановича Серпухова.

В.И. Серпухов станет известным исследователем Чукотки, Дальнего Востока. В памяти Нины Ивановны сохранилось много и забавных, и драматических событий начала ХХ века. Другой замечательный брат Юрий Серпухов, как и большая часть, о ком она пишет, – геолог, спасёт в тайге от верной гибели выдающегося нашего отечественного учёного – академика С.С. Смирнова. Но об этом чуть позже и в соответствующем месте повествования.

Самарский край удивительным образом соединяет в себе многие и многие судьбы. В своё время, если говорить о геологах, он приютил семью Билибиных, молодого Валентина Цареградского в начале его студенческих лет. На всю жизнь – младшего брата Цареградского Александра.

Трудовой подвиг Самары (Куйбышева) во время войны велик! И вершился он с помощью всей страны. Ещё в студенческие годы сложилось у меня стихотворение о Самаре. Многое городу довелось пережить в военные, послевоенные и в перестроечные годы. Но стоит Самара! И своего статуса не потеряла! Она достойно занимает своё место в доблестном треугольнике: Москва – Ленинград – Самара! Крепкая конструкция – этот треугольник!

Воспоминания Нины Ивановны Серпуховой[3] (в замужестве Савченко) написаны для её детей, но они настолько насыщены подробностями и приметами жизни начала ушедшего века, так пронизаны и личным, и общественным, что их вполне можно называть свидетельством эпохи.

Жалея о том, что оставляю в стороне, несомненно, очень интересные подробности, в том числе и бытового уровня, из-за недостатка места приведу лишь то, что непосредственно связано с геологами.

Писала она уже в пожилом возрасте. В самом начале отмечает: «У папы с мамой нас было восемь человек: три брата и пять сестёр. Перечисляю по старшинству: Коля, Вера, Маруся, Володя, Лена, Катя, Нина (я), Юра…

…Начну о каждом из нас, что помню, по старшинству…»

Несколько нарушим порядок. Вначале дадим отрывки из воспоминаний, которые касаются лично её, потом – окружения. Для того чтобы было удобнее читать, я дал отдельным эпизодам названия.

Она пишет, не приукрашивая события, не лакируя их. О себе чаще всего отзывается с явной иронией. На первой же странице читаю: «Меня мама жаловала меньше других. Была я упрямая и непослушная. Совсем изменилось отношение мамы ко мне, когда я уже была замужем за вашим папой. Помню, как мама сказала, когда я приехала из Бугуруслана: «Нинка приехала, и в доме точно солнышко проглянуло: такая весёлая и жизнерадостная».

Конечно, мама всегда любила меня, и доставалось мне больше других только потому, что я была хулиганкой. Доставалось всегда за дело».

Ещё бы! Чего стоит проделка со змеёй, которую она со своей подругой Соней, живя в лесничестве, подложила старой деве – бухгалтерше, ненавидевшей их, подстраивавшей всякие пакости. И постоянно на них жаловавшейся. Поэтому им часто «влетало».

Так вот, зная, что бухгалтерша безумно боится змей, они решили убить гадюку и подложить ей в кровать. Подруга её не боялась змей и часто убивала их в малиннике, когда они собирали ягоды.

Как назло, в этот раз в малиннике змея не попалась. Тогда они выкрали одну из заспиртованных в банке химиком Орловым змей и перенесли её из лаборатории в комнату бухгалтерши. Положили на покрытую белоснежным покрывалом кровать.

Развязка событий выразилась в диких воплях вылетевшей пулей из спальни её владелицы. На крики сбежались все, кто был рядом. Проказницы давились от хохота в дальнем конце двора.

Не буду далее описывать события. Они воспроизведены непосредственно и с задором.

Нина Ивановна приводит и потом на страницах своих воспоминаний много забавного, порой хулиганского. И так заразительно, зримо, что словно находишься на месте событий сам. Будто случилось это не около ста лет назад, а только что, на твоих глазах.

Вот одна из картинок времён гражданской войны. Дело было в Гатино, куда семья Серпуховых переехала, спасаясь от голода. И откуда только что ушли «белые».

Когда мы переезжали в Гатино, был уже настоящий голод. «Чтобы спасти семью, папа[4] решил заняться натуральным хозяйством. Он нанял дачу (тогда дачи ещё не были конфискованы), при которой были большой сад и огород. Кроме того, там был сарай. Папа купил трёх коз – Катьку, Маньку и Мурку. Манька и Мурка были хорошие, ласковые козочки, но Катька была сущий дьявол. Это была старая сильная коза. У неё были большие рога, и она очень хитро бодалась. Подходила к человеку со спины, поднималась на задние ноги и со всего маху ударяла человека под коленки. Коз нужно было гонять на пастбище за городское кладбище, где собирали всё городское стадо два пастуха. Вечером туда же нужно было приходить их встречать. Чтобы мы могли управляться с Катькой, папа сделал нам нагайку из электрического шнура, но ухо всё равно нужно было держать востро. Катька при каждом удобном случае бодала и нас. Мама очень боялась Катьку. Не трогала Катька только папу.

Пока у нас были козы, мы по очереди гоняли их на пастбище и с пастбища. Один день Катя и Лена, другой – я и Юра. Когда однажды утром я и Юра гнали коз, на улице, шедшей от соборного садика (не помню его название), навстречу нам попался пьяный матрос. Он был обвешан крест-накрест лентами с патронами, у пояса прицеплена кобура с наганом и граната. В руках он нёс почему-то зонтик. Поравнявшись с нами, он, видимо, желая испугать коз, внезапно раскрыл зонтик, выставил его перед собой. Но он не знал нашу Катьку. Мурка и Манька разбежались, а Катька, обойдя его, поднялась на задние ноги и ударила его рогами под коленки. Матрос свалился. Он пытался встать, но Катька продолжала бить его рогами. Матрос заорал на неё, начал ругаться и кричать, что если мы не уберём нашу козу, он нас перестреляет. Мы очень испугались и боялись подойти к нему и отогнать Катьку. Не знаю, чем бы всё это кончилось, но, на наше и его счастье, из садика вышли несколько женщин. Они тоже гнали на пастбище своих коз. И помогли нам отогнать Катьку, обругали матроса: «Ишь, что придумал, пьяный дурак, – пугать маленьких детей. Вот сведём тебя к коменданту». Матрос стушевался, а мы погнали вместе со всеми своих коз домой».