Потом, после изгнания в казармы, были шлюхи, отирающиеся в местах отдыха солдат, и быстрая близость для сброса напряжения. И простые девки ему, хоть он никогда не признался бы в этом, оказались куда больше по душе. Потому что честно брали деньги и отрабатывали свое. И помыслы их были прямы и понятны, пусть и приземленны.

Он снова затянулся – долго, словно правда целовал милую сердцу, чувствуя на языке запах роз и кофе. В голову ударило слабостью – были, видимо, в составе и какие-то дурманящие травы, – и он вдруг расслабился и улыбнулся.

В мыслях наконец прояснилось то, что его тревожило, – остекленевшие глаза девчонки с тяжелым именем Ка-ро-ли-на и ее дрожащие зрачки. Где-то он такое уже видел. Где-то видел…

Сосед-старик захлопал себя по коленям, присоединяясь к бравурной песне на языке Песков, которую завели с минуту назад. Вей, уже начавший немного понимать местный диалект, отвлекся от своих мыслей и прислушался. В песне говорилось о храбром батыре, который и нежить, обосновавшуюся у оазиса, выманил ночью в ловушку и порубил, и песчаников от своего кочевья отвадил: заманил их в озерцо выступившей на поверхность нефти и поджег. И деву прекрасную от песчаного льва спас, а потом и женился на ней, и еще что-то такое же героическое… Дед Амфат попыхивал кальяном, глаза его слезились от сияния масляных светильников.

Сосед допел куплет, склонился к принцу, потрепал его по плечу с улыбкой, что-то говоря.

– Что? – вежливо переспросил Вей Ши.

– Хорошо, что ты помогаешь Амфату, эфенби, – повторил старик и снова потрепал его по плечу. – Вот какой человек, песни про него слагают!

Принц заморгал и перевел недоверчивый взгляд на деда Амфата. Вот этот сморщенный, похожий на сушеный чернослив, тощий старик – великий воин?

– Большой силы был человек, о подвигах его во всех кочевьях говорили! – продолжал сосед с гордостью.

– А где же его семья? – осторожно поинтересовался Вей Ши.

– Э-э-э-э, – горестно махнул рукой сосед, взял кальян, затянулся. Вей Ши вежливо ждал – трубку передали ему, и он тоже вдохнул дым. – Никого не осталось, – наконец проговорил старик. – Вся семья отравилась дурной водой и померла от лихорадки, еще когда пустыня здесь была. Жена, дети с женами, внуки. Он внука на себе в Тафию приволок, как только открылся город, хотел молить Владыку Четерии об излечении. Но не успел. Похоронил. С тех пор ноги временами и отнимаются.

Вей молча покачал головой, снова затянувшись, взглянул на деда Амфата и быстро опустил глаза от кольнувшего в сердце стыда. Непривычного и неожиданного. Но никто не укорял его и отбирать кальян не спешил. Дурманящий дым расслаблял тело. Вокруг стоял шум, вокруг плескался хаос, но энергия струилась добрая, живая. И Вей Ши, сытый и полусонный, сидел среди гомонящих людей, слушал тягучие песни Песков и не ощущал теперь ни раздражения, ни злости, ни головной боли – словно его восприимчивость разом отключилась.

«Когда слишком сладко, не чувствуешь сладости, когда слишком больно, не ощущаешь боли», – как-то сказал ему Мастер. А потом растоптал, подняв на него руку; окунул в котел из кипящих человеческих эмоций, вышвырнув в яркую громкую Тафию с камнем обиды на плечах, заставил заниматься тяжелым физическим трудом и плотно взаимодействовать с людьми.

Красноватые отблески от светильников на белоснежных стенах домов смешивались с причудливо пляшущими тенями – и в тенях этих Мастер клинков улыбался, глядя на ученика. И Вей будто раскачивался взад-вперед, хотя не двигался с места, будто дремал, хотя видел все. Шум обтекал его, огни плясали вокруг, и не замечал внук императора, как он с закрытыми глазами улыбается в ответ, положив руки на колени ладонями вверх и скрестив ноги. Зато казалось ему, что чувствует он все вокруг: и щедрую землю Песков, и прохладную, широкую стихию реки Неру, и дуновение ветерка, и тепло огня…

– Хорошо-то как, – вдруг сказал один из стариков. Голоса доносились как сквозь туман. – Ровно сто лет с плеч свалились.

– Как маслом сладким душу мазнули, – благоговейно прошептал кто-то еще.

– Шелками сердце устелили, – согласился третий.

– Чудеса, – слышались голоса. – Чудеса! Ай, хорошо на душе, плясать хочется! Ай, плясать!

– Играй, играй! – подхватили окружающие. Полилась бодрая плясовая, похожая на свист щегла в зарослях жасмина, через пару минут присоединилась к струнам и дудочка, и вскоре вся улица вокруг молодого Ши плясала. Плясала задорно, радостно.

А сын Желтого так и сидел с закрытыми глазами, улыбаясь теплому непривычному покою внутри и миру вокруг.

Семнадцатое марта по времени Туры, Нижний мир

Путь до поселения Алине давался легко, хотя вокруг был все тот же влажный и жаркий папоротниковый лес. Начал накрапывать легкий дождик. Принцесса прикрывалась крыльями, но настроение все равно было хорошим – то ли полный желудок был причиной, то ли мысли о близкой цивилизации придавали сил. Хотя нет. Лучше всего скрашивали дорогу ответы профессора Тротта на ее вопросы.

– Постарайтесь в поселении контролировать свое неуемное любопытство, – предупредил он, когда в разговоре выдалась пауза. – Без меня никуда не лезьте. Вообще от меня не отходите.

– Я думала, мы идем к своим, – Алина с недоумением посмотрела на спутника. – Разве меня там кто-то может обидеть?

– К своим, – подтвердил инляндец. Он расправил крылья, чтобы перебраться через поваленный скользкий папоротник, и то ли прыгнул, то ли взлетел. Опустившись на землю, протянул Алине руку и продолжил: – Но эти люди – дети цивилизации Лортаха, ваше высочество.

Принцесса фыркнула на очередное «высочество» и попыталась сама забраться на ствол. Конечно, поскользнулась, и Тротт поддержал ее, подняв глаза к небу. Рука его была крепкой и теплой.

– Дети цивилизации, – вежливо подсказала Алина, спрыгивая с той стороны в хлюпающий мох. Дождь усиливался, сильно пахло зеленью и мокрой землей.

– Патриархальной цивилизации, – проговорил инляндец с усмешкой, – в которой прав тот, кто сильнее. И святых среди нас нет, это обычные люди, со своими пороками, не слышавшие о правах женщин или о равенстве полов. Женщины здесь примерно в том же положении, что на Туре тысячу лет назад. И ваши крылья вряд ли заставят относиться к вам по-другому.

Алина рефлекторно дернула крыльями и ойкнула, обдав спутника брызгами.

– Извините, профессор Тротт, – тоненько сказала она и улыбнулась его выразительному взгляду.

– Боги послали мне вас в наказание, – беззлобно проговорил он, отирая капли со лба.

– Это мы давно выяснили, – деловито кивнула Алина, улыбаясь еще шире. – Продолжайте, пожалуйста.

Тротт некоторое время молчал, видимо, вспоминая, на чем остановился. Шуршал дождик, под ногами хлюпало все сильнее.

– Будь вы обычной женщиной, вас бы никто не тронул, – наконец продолжил он, – потому что вы под моей защитой. Но вы же знаете, что у нас нет женщин дар-тени и детей от местных мы иметь не можем. Вы – чудо и слишком большое искушение. И если будете неосторожны, кто-то может захотеть присвоить вас. Это не значит, что на вас набросятся сразу же, как увидят, – я знаю бойцов с застав и жителей поселения, и в основном там достойные люди. Но я предпочитаю перестраховаться.

– Вы правы, – сказала она со вздохом. – Я поняла. Буду молчать и не отойду от вас ни на шаг, лорд Макс.

– Охтор, – буркнул он. – Чтобы не было лишних вопросов, называйте меня Охтор.

Он замолчал, и принцесса, только чтобы не было тишины, застенчиво попросила:

– Может, расскажете что-нибудь о моем отце? Например, как они познакомились с мамой?

Она с жадностью приготовилась слушать, но лорд Макс ее разочаровал.

– Не знаю, – сухо проговорил он.

– А отк-куда тогда вам изв-вестно, что я – ег-го д-дочь? – от неловкости откуда-то появилось заикание.

– Он мне сказал, – Тротт не смотрел на нее, и понятно было, что говорить он об этом не хочет.