Ф о м а, л о г о ф е т д р о м а: "Славянам надо показать их место на много ступенек ниже ромейской державы. Если составлять договор, то договор, который бы ставил их низко".

Ф и л о ф е й, с и н к л и т и к: "Славянские купцы не должны допускаться жить в Городе. Тогда и привилегии их не будут бросаться в глаза. Доставлять их под стражей на базары и обратно. И оружие в Городе носить запретить. Эпарх не прав - чем больше запретов, прочнее власть. Так мы уничтожим зависть к славянам. Разрешить привилегии временно нам придется. Хотя бы обещать такой договор".

Л е в VI: "Чтобы славяне ушли из Ромеи, мы согласны дать им деньги. Логофет дрома говорил, что князь просит цену каждого жителя Города и еще столько же. Но мы не можем оценить жизнь ромея - это же не раб!.."

Э п а р х: "Мы можем считать столько же белых коней. Это не будет оскорбительно для нас. Белых коней вместо ромеев".

А л е к с а н д р: "Белый конь - двенадцать номисм! Два миллиона номисм! Мы можем купить целую страну рабов на эти деньги!"

С а м о н а: "Где ее можно купить?"*

_______________

* Самона - бывший раб.

А л е к с а н д р: "Везде!"

Э п а р х: "Я не говорил о двух миллионах номисм. Когда мы условимся о цене белого коня - а эту цену знает Мраморная Рука и каждый, кто бывал в Городе, - тогда мы предложим взять по "белому коню" за каждый славянский корабль".

Ф и л о ф е й: "Двадцать четыре тысячи номисм. Или сорок восемь, если они все-таки потребуют вдвое. Двенадцать тысяч гривен серебра".

Л е в VI: "Логофет дрома приведет в Город послов русского князя, перед этим растолкует им все, и мы, говоря с послами, будем держаться этой цены".

Тронная палата

В это время тронную палату готовили к приему русских послов. Дворцовый механик в который уже раз поворачивал колесо в подполье палаты, а трон... не хотел опускаться.

Дело в том, что в палате было заведено: когда послы склонялись в поклоне василевсу, трон возносился под потолок. Распускались шелка с подножия (разумеется, пурпурного цвета) и скрывали гидравлику, поднимавшую правителя Ромеи. Василевс оказывался совсем высоко: там, за бархатной портьерой, стоящие на колосниках слуги меняли одеяние на василевсе, и он опускался вместе с троном уже в преображенном виде.

На нервы послов это обычно действовало. Но сегодня трон исполнял только половину положенного - поднимался, и все.

Смотритель палаты видел еще одно безобразие. Птицы - на золотых деревьях в рост человека, - птицы, что должны были петь при вознесении трона, мерзко квакали. Вот позолоченные львы - те отменно били хвостами, рычали, приподнимались на лапах. Но птицы - хоть отрывай их вместе с ветками.

В палате появился дворцовый механик, полез под складки пурпурного шелка.

- Мы погибнем с тобой под одним колесом, - сказал смотритель. - У нас совсем не осталось времени.

- Сыро здесь. Заржавело что-то. Морские ветры - сырые... - бормотал механик сверху из-под шелков. Он, значит, высоко уже залез.

Послышался резкий скрежет.

- Если ты упадешь и свернешь себе голову... я этого не переживу, смотритель сел на мраморный пол. - Ты не поломал там лишнего?

Скрежет продолжался.

- Мне нужна кожа, - донесся голос механика вовсе уже из-под трона. Полоска кожи шириной в три пальца.

- Где же ее взять? И не думаешь ли ты, что я залезу с этой кожей туда, наверх?

- Лезть не надо. Я захватил все, что может понадобиться, с собой. Просто нужна кожа, я ее и беру.

Смотритель встал с пола и подошел к птичкам.

- Лучше служить возничим на колеснице, - сказал он.

Птичка квакнула - тихо, на последнем заводе. Видно, не доквакала свое, пока трон поднимался.

- Что с птицами будем делать?

Вверху что-то зашипело, и с тихим присвистом трон стал опускаться.

Механик вывалился вниз из-под шелков:

- Птиц надо менять. Давно пора.

- Что ты говоришь! Сегодня-то?..

- Сегодня?.. - он подумал. - Постучи ее по головке пальцем.

Смотритель послушно побил указательным пальцем по серебряному темечку. Птичий хвост - длинный, из тонких витых проволочек, усыпанный красными и синими камнями, - стал дергаться, и изо рта птицы донеслось тихое, почти шепотом: "Ло-ло-ло..." Так, только громко, в голос, она обычно и пела, когда под полом тронной залы начинали работать мехи.

- Так что, их и бить всех по темени, когда послы придут? - Смотритель окинул взглядом оба золотых дерева с восемью птицами. - По слуге на ветку посадить, что ли?

- И будут петь хорошо... Менять птиц надо.

- Ты можешь, чтобы они просто молчали?

- Могу. Но тогда и львы не двинутся.

- Львов жалко.

Механик внимательно поглядел издалека птице в рубиновые глазки. И быстро подошел к ней. Не успел смотритель вскрикнуть, как мастер оторвал у птицы с хвоста первый попавшийся камень и забил птичке в рот.

- Испробуем, - сказал механик и ушел за боковые портьеры. Было слышно, как он топает по маленькой скрытой лестнице.

Смотритель безнадежным жестом дернул шнур, спрятанный у стены. Это был сигнал. Трон пошел вверх, чуть присвистывая. Вскочили львы. Птицы издавали резкое "кло-кло-кло", но та, что съела камень с собственного хвоста, залилась непривычным высоким, но все-таки не противным "ле-ле-ле...". Смотритель опять дернул шнур. Трон, присвистывая, пошел вниз, львы успокоились, птицы прекратили концерт.

Появился механик.

- Поет! Пищит, но поет! - крикнул смотритель.

Механик стал кормить драгоценными камнями всех птиц подряд. Смотритель перекрестился.

Послы и чудеса

Фома и этериарх сопровождали по Городу послов: Велемудра, Стратимира и свирепого вида любечского воеводу.

Логофет знал, что воеводы бывали в Городе. Но решил педантично представить им константинопольские чудеса. Напомнить, куда они попали. Сбить воинский азарт.

На площади стоял мраморный куб. Красноватый с разводами. На кубе лежала рука. Вернее, она вроде бы выходила из верхней грани куба начиналась с локтя и кончалась кистью. Но если локоть был еще точно мраморный, то ладонь уже верно бронзовая. Переход от камня к металлу был почти незаметен.

Рядом стоял один из служащих эпарха, держал в поводу белого коня.