Несколько шагов вперёд толкает Колян, жадным напором исследуя нежные и мягкие девичьи губы, и вот любовники уже в коридоре. Потом Ксюха увлекает Фролова в гостиную комнату на старенький диванчик. Николай старается не с размаху рухнуть, а максимально элегантно присесть. Что при его габаритах задача практически неподъёмная! Хлипкое творение рук мастеров прошлого века взвизгнуло пружинами и издало подозрительный треск, по крайней мере, в двух местах.
— Ты сколько весишь? — картинно хмуря бровь, спросил Колян, его укусили за губу, а он с наслаждением нащупал ладонью налитую высокую грудь. Господи, спасибо за это идеальное счастье!
— Кстати, мелкая, одно желание ты уже истратила, в курсе?
— Это когда?
— Не помнишь? Когда сумки попросила поднести.
— Дядя Коля, я не просила, я их тебе взять велела, так что не сачкуй!
— Вот жжешь! Сюда иди, мелкая!
С Ксюхой всё было непросто: и психи её, и внезапные обиды, и какая-то невероятная влюблённость. Колян начинал чувствовать себя последней сволочью. Девчонка ничего так и не попросила. На второй месяц знакомства в дело пошли подарочки от всей души: билеты на концерт любимой поп-группы, винтажный браслетик, СHANEL на день рождения. Потом Фролов опять уехал на вахту…
Спросите, перестал ли Колян по очередному возвращению «горизонталить» иных прекрасных дам? Да как же он мог устоять под артобстрелом прекрасных глаз и влекущих улыбок?
В предпоследний отпуск Фролов даже на родительской квартире почти не появился. Завис мужик в своей «двушке» через три остановки с друзьями. День рождения, юбилей, кто-то женился, у знакомого дочка-лапочка родилась (кто ж ещё коляску подарит, как не Колян?). Сами собой приклеились две настырные барышни: черненькая и беленькая. Они Николая между собой не поделили ещё на юбилее, и теперь тихонечко грызли друг друга за его спиной, при этом елейно улыбаясь. Душа Коляна больше лежала к пышненькой аппетитной брюнетке с тонюсенькой талией и крутым изгибом бедра, но Света налегала тяжёлой грудью слева… Поэтому в борьбе «попа или грудь» начинал побеждать более активный боец. В этот момент в ресторацию вошёл очередной общий знакомый, при виде которого уже все просто взвыли: «Вы посмотрите, кто прибыл? Проходи, дорогой! Официант, нам нужно ещё два бокала! Штрафной! Штрафной!» Даже не утруждая себя воспоминаниями об имени, гостю нашли за столом два места с девственно чистыми приборами, в которые никто не умудрился просто сплюнуть косточку от рыбы или положить кусок хлеба. Колян лишь поднял голову, чтобы посмотреть, кого сажают практически ему на голову, и увидел Ксюху. И больше… никого. Девчонка была без своей кустистой льняной пальмочки на голове и студенческой небрежной джинсы, с распущенными по плечам волосами, в отличном строгом платье, взрослая, красивая, дорогая. Фролов как-то сразу протрезвел, встал, извинившись и хватаясь за телефон, и вышел. В прохладном фойе, где почти не было слышно гремящей музыки и разрешалось культурно пересидеть «шторм» на кожаных диванчиках, Колян подпёр спиной стену. На него с нескрываемой белой завистью смотрел очкастый худосочный гардеробщик в форме.
Ксюха выпорхнула минут через пятнадцать. Для храбрости она прилично замахнула! На её губах был вкус шампанского, ананасных яблок и свежей салатной зелени. Целовались Коля с Ксюхой, а не дышал, кажется, салага-гардеробщик.
Потом Фролов получил свою куртку и плащик девчонки и вызвал такси…
Утро вернуло в реальность. Колян улыбнулся и подул на смешной хвостик. Когда она успела опять соорудить эту «пальму»?
— Ксюх?
— Ммм.
— Ты замуж хочешь?
— Нет…
— Ну и правильно…
В законном браке все мужики из джинов превращаются в Аладдинов, а женщины высаживают на голове не только экзотические причёски, но и бигуди.
После этой сумасшедшей ночи, сонного утра и нежного прощания днём Ксюха исчезла с горизонта… У Коляна вообще сложилось впечатление, что девушка ему померещилась. Номер её телефона оказался заблокирован. Записки, оставляемые в двери квартиры, так и торчали из щели, невостребованные и непрочитанные. На настойчивый дозвон и тарабам в течение недели Коляну никто не открывал. Во дворе помнили лишь милую старую бабушку, а не её длинноногую внучку-студентку. Фролов просто однажды удалил из телефона её имя и контакты, чтобы, периодически наталкиваясь на них, не испытывать странное чувство вины…
А ведь прошло полтора года…
***
— Пап-мам!!! Вы в курсе, что я мог Новый год в такси встретить?! — огромный морозный Колян сгрёб в охапку обоих «стариков». — Что со столицей?! Три недели до праздников, а пробки такие, словно в Сочельник!
— А басишь чего? Простыл?! — мама тревожно трогала лоб. — Ух, совсем ледяной!
— Так мы в такси дворами, мам! И застряли! И толкали!
— И вытолкали! — с улыбкой закончил отец, сдвигая на кончик носа очки. — Привет, сын! Как оно? Надолго?
— На два месяца. Там так замело, что до весны на разработке делать нечего! Всех в отпуска повыгоняли! — Колян стягивал расшитые добротные унты, на которые облизывались все его друзья. — Бать, это хозяйство бы просушить слегка! Тут же не снег — слякоть! Сейчас «чайковского» — и начнём подарки разбирать!
— Какой чай?! К столу давай! — мама оскорблённо вздёргивает нос. — Там наготовлено!
Колян белозубо скалится. Отец сокрушается: как можно было за пять месяцев заматереть ещё больше, что связанный полгода назад «на вырост» джемпер трещит по швам?
— Бать, а что там ещё по выходным делать? Грибы, ягоды, походы и тренажёрка вечером. А я ещё на оленьей упряжке научился гонять!
— Смотри мне! А то прибьёт оленем к какому-нибудь чуму! — отец шутил сквозь слёзы.
Он всегда скучал по единственному сыну. Веруня, жена, как-то разлуку мужественнее переносила. Фролов-старший с замиранием сердца ждал известий с Севера, что Колька там осел и домой больше не вернётся. Но парень неизменно стоял на родном пороге спустя вахтовый период, здоровый и родной великовозрастный ребёнок…
Семья села за стол. Вера Анатольевна внесла дымящийся поднос с тушеным мясом «по-фроловски» с домашним картофелем, сладким перцем, луком, морковью и цуккини. Отец только-только успел разлить по рюмкам ледяную водочку.
На тумбочке тоскливо взрыкивал «на беззвучном» мобильник Коляна, принимая тонны сообщений от друзей и знакомых. Но молодому мужчине хотелось сейчас вдоволь наговориться с матерью и отцом. Последняя вахта была тяжёлой. Чуть не ушла под лёд третья вышка, потеряли две единицы дорогостоящей техники. Свой двадцать девятый день рождения встретил там на Севере как-то грустно. Словно голос внутри Коляна шептал: не пора ли остановиться? Не пора ли подумать о семье и… Мужчина замер с рюмкой у губ, потом резко выдохнул… Закусить вкуснейшим мяском не успел. Не дали. В дверь позвонили.
— Сёма, наверное! Коленька, откроешь? — мама пошла доставать второй прибор. — Он с самого утра звонил, в гости напрашивался.
Семыч — закадычный друг Коляна ещё с детского сада. Отец уже довольно руки потирал в надежде, что втроём можно будет «раскатать» и второй литр.
Николай радушно наотмашь распахнул дверь. На пороге испуганно от такого напора вздрогнуло создание из какого-то параллельного мира. Это так подумалось Коляну. Спустя несколько секунд мужчина в безмолвии продолжал рассматривать гостя: высокий субтильный парнишка лет семнадцати из разряда «соплёй перешибёшь», тонкий в кости, странно легко одетый, словно за хлебом выскочил, светлокожий блондин с подозрительно знакомым пепельным оттенком волос и такой хрупкой шейкой, что трудно было представить, как она вообще голову держала и не ломалась.
— Привет! А ты кто? — немного фамильярно, но на правах хозяина дома выдохнул Колян.
— З…дравствуйте! — нерешительно муркнул мальчик-одуванчик и переступил с ноги на ногу, нервно выминая в пальцах длинную вязаную шапку с бубоном. — Извините, мы незнакомы, но… Я — брат Ксении. Ксении Зайко. Вы… её помните?
— Ксюху? О! — Колян сглотнул и подпёр плечом косяк. Парнишка смотрел большими голубыми глазами, а белобрысый качок с тазиком пельменей из воспоминаний Фролова уходил в небытие. Наконец Николай протянул юноше огромную ладонь:
