Доехали до базы с горем пополам, я вылез из машины сам, попадая прямо в руки Щиткова. Тот длинными сильными ручищами облапил-обнял, отбирая рюкзак и вручая какому-то завхозу Славику, пообещав, что вещи в домик отнесут в целости и сохранности. Я лишь проводил туманным взглядом спортивную жилистую фигуру парня, и меня тут же отвлекли на ужин.
Там шумели, пили, ели. Как всегда, шашлык был отменный, а вместо вина безалкогольное пиво: закон постановил ещё Каган — на базе спиртному не место. Хотя ребята, конечно, расслаблялись, но втихаря, премию берегли — Андрей был скор на расправу, хрен потом докажешь, что пипеткой в нос закапали, как лекарство. Иван неизменно отирался рядом, то подавая шампур с мясом и овощами, то печёную картошку, то пластиковый стаканчик с напитком. Скандал не хотелось устраивать и позориться перед «стариками» и новичками, да и Артемий не заслужил — вон какой сбор организовал. Программу озвучили: завтра небольшие соревнования по болдерингу, подъёму со страховкой, подъёму в связке и… я, похоже, прослушал, неделя выдалась напряжённая, спал плохо в преддверии поездки, сейчас после дороги на свежем воздухе развезло не по-детски. Краем глаза вижу, а в сумерках у меня зрение на два порядка лучше, как на Вано вешается какой-то парниша, причём совершенно бессовестно, но очень кстати.
Полусонного меня передают в руки всё тому же Славику, правда, Иван при этом рвался из рук маленькой барракуды и возмущался, но под напором попытки оставил. Меня за рукав выводят на освещённую дорожку, берут под руку. Голова мутная, во рту все пересохло и состояние — словно хорошенько надрался. Ну вот, как перестать посещать психолога, если мне в каждом парне такого роста и телосложения, пахнущего сигаретами, мерещится Яр? С этими думками спотыкаюсь и лечу лицом в грудь завхозу…
— Простите! — шепчу в ужасе от того, что голова реально звенит, как колокол в церкви, а ноги между собой поссорились и разбежались. И все звуки вокруг расплываются, как будто в воду занырнул. Мотаю головой — не помогает, как в болоте тону.
— Не доглядел! — голос завхоза сквозь толщу воды бесполый и негромкий, это при том, что он и так говорит вполголоса и с неохотой, отвечая односложно. Судорожно вцепляюсь в каменное тело, как в родное, и, наплевав на приличие, вжимаюсь в него, только почувствовав неприкрытую силу в держащих меня руках… всё сильнее, и мне горячо… и в паху карнавал начинается… Что со мной?!
— П…простите! — мямлю уже на автопилоте.
— За стояк извиняешься? — почти неразборчиво, и мне показалось, со смешком, но это только показалось.
— П…простите?
— Не прощу! — Меня закидывают на плечо и несут, как ковры выбивать из дома выносят, в рулон свёрнутые. А хороший этот Славик мужик! Не зря его Артемий на работу взял…
Следующая информация, в мозг поступившая: меня к стенке прислонили и раздевают… а, нет, не раздевают, только куртку помогли снять. Уверенно орудуют чужие руки, словно это полжизни делали. Отпихиваю его, удерживаю расстёгнутые джинсы… с ужасом понимая, что сам их только что расстегнул… бормочу про произвол, за что получаю подзатыльник и позорно сдаюсь. Относят на кровать теперь уже как куклу, укладывают и думают, что на этом всё закончится, но фиг бы угадали: крепко обнимаю за шею и тяну, роняя прямо на себя… Это похоже на истерику! В душе все всколыхнулось и начало расти, с каждым вздохом и выдохом, множась как вирус, заражая весь организм. Я хотел чувствовать ЕГО, но вместо этого прижался к незнакомому человеку и… кажется… отрубился… Проснулся с жуткой болью в голове, как с похмелья, хотя во рту ни грамма перегара, только пересохло все. Память вот лучше бы отказала…
====== Глава ХIV ======
Ярослав
Просыпаюсь неожиданно и резко, в последний момент одёргивая себя и плавно стекая с кровати, а не подскакивая, дабы не разбудить спящего. Распиздяй мой лежит. Сопит себе беззаботно, уткнувшись помятой мордой в угол подушки, одеяло под себя подобрал, укутался, и стоило мне только встать, перекатывается на моё нагретое место и сопит ещё слаще.
Так в бубен ему дать хочется, аж руки чешутся. Нет, я, конечно, потом пожалею, успокою, возможно, даже извинюсь, но сейчас так хочется, от всех щедрот, прицельным!
Чудище белобрысое! Явилось вчера в скверном расположении духа, прошло мимо и хоть бы, сука, обернулось! Я его когда увидел, от счастья чуть не описался, даже улыбку сдержать не смог, Артемий аж шарахнулся в сторону и посоветовал меньше дышать свежим воздухом. Да какой там! Бабочки уже давно сдохли, там черти в животе завелись, пляшут себе и вилами размахивают, щекотят всё. А он идёт. А я стою. Топает — гад, гордый весь из себя, в джинсах ещё этих блядских, что с жопы с трудом взгляд снял. Шагает. Мимо! И в упор не видит. Меня не видит! А в целом, сукан, ориентируется. Мне ли не знать, как он углы сшибал, а тут строит из себя святую и слепую простоту, а сам через камни перешагивает.
Я за ним весь день по следам хожу. Вдвоём ходим, я да Ваня. Только тот не стремается к нему подходить, а я пока себя рассекретить не могу. Во-первых, я обещал к нему не приближаться, а во-вторых, для его же безопасности. Не думаю, что он одобрил бы охоту на живца, хотя… зная, как он любит перенимать мои вредные привычки, не мудрено, что согласился бы.
Ванька окучивает без перерыва, то поесть принесёт, то попить, и больно подозрительно у фюрера глаза косеть стали, как из тумана вышел, залипает и с трудом ориентируется. Пришлось дать подсказку начальнику, ну, а тот, как друг, сам меня и попросил присмотреть, взамен на мои охи-вздохи «чего я с ним возиться должен» — обещал нейтрализовать Вано, что с успехом и сделал. Ночь прошла спокойно, хотя я и не решился оставить Германа. Его выходку с обжиманиями запомнил и злость затаил, взял моду на мужиков кидаться, одичал вкрай. Я ему это ещё припомню, выдеру так, что сидеть не сможет неделю, чтобы впредь уроком было!
И вот сижу я теперь, смотрю, как плод моих фантазий, просыпаясь, жопу чешет, и думаю… От паха его взгляд отрываю, и думаю… думаю… в голове только свист и ни единой мысли. И как одно такое милое существо может так встревать, а?.. Его же порвут за этот клуб. На куски. Вот надо оно ему, или меня достаточно?..
Встаю и потихоньку ухожу, слыша ровное дыхание, а не болезненные стоны. Улыбка всё же не сходит с губ. Ночью же не сдержался, поцеловал. Да не по-детски, а засосал, как хотелось давно, языком имея в рот, и эмоции были даже сильнее, чем если бы сзади… пока стон его не услышал… а потом как водой ледяной обдало: «Что я творю?!»
Умываюсь быстро, боясь отходить дальше, чем на пару шагов, пока его коллеги бывшие не окружат. На Ваньку смотреть страшно, он — серый лицом, губы искусанные высохли и кровоточат, самого его дёргает, словно удары током не прекращаются. Нет, пора с этим завязывать.
Герка появляется бодрый и чересчур жизнерадостный, будто и не он вчера обдолбался. Идёт сам за мной, хотя стараюсь прятаться, чуйка у него или по запаху сигарет, но прёт, как танк… в дерево. Вы когда-нибудь видели, чтобы шли именно в дерево? Не правее-левее, а чётко посередине! Хватаю за шиворот и отдергиваю в сторону, едва не сбивая с ног. Надо было всё-таки ночью его отлюбить, так бодро бы не гонял! Чего он лыбится?..
— Здравствуйте, Станислав, — кивает в знак приветствия и забавно втягивает воздух носом. Прячу сигарету за спину — точно крот, по запаху пришёл.
— Что надо? — говорю на пару тонов ниже и медленнее, пока рано раскрывать карты.
— Э… просто, поздоровался. Вы Артемия не видели?
— А вы? — прикусываю язык и чуть не взвизгиваю от боли. Так и не разучился его подъёбывать.
— Э… — я ему так всю систему снесу подчистую.
— Артём! — машу рукой, одновременно разворачивая Герку за плечи. — Забери, а? Мне некогда, — подпихиваю в спину, придавая скорости, а самому обратно притянуть хочется, к себе прижать и держать так, пока рёбра не захрустят.
В круговерти событий замотался и упустил из виду обоих. Минут через сорок вернулся со склада — на Германе лица нет, весь в себе, а Ванька ещё злее стал, только теперь рожа красная, словно его вот-вот разорвёт, как давно закипевший и надрывающийся от свиста чайник. И что я упустил?..
