– Согласен. Но в данном случае маньяка ловить не надо. Он в СИЗО. – Тон чиновника смягчился. – Мне нужен человек со стороны. Николай Иванович предложил вашу кандидатуру. Я изучил ваш послужной список. Вы умеете быть в тени и одновременно решать самые сложные задачи. Хорошо работаете в команде и не тянете на себя одеяло.

– Валерий Сергеевич, кто меня допустит к делу?

– Все уже улажено. Формально вы придете как помощник следователя в подчинение к полковнику Логинову и будете работать в паре с майором Терентьевым. Он даст вам полный допуск к информации. Я надеюсь, что свежий взгляд такого спеца, как вы, даст толчок в расследовании.

– А если ваш брат все-таки застрелился?

– Тогда я должен знать почему.

– Герман, ответ нужно дать сейчас, – строгим тоном произнес Коновалов.

Патрикеев задумался, ему совсем не хотелось ввязываться в подобное дело; состояние его психики было нестабильным, он и сам понимал, что в любой момент может сорваться. Если признаться шефу, он настоит на лечении, и тогда придется уже реально лечь в госпиталь, а после такого вернуться к полевой работе будет очень трудно, словом, на его карьере поставят жирную точку. Он уже потерял семью, а теперь может потерять работу. Герман представил себя на койке, в больничной пижаме, с горстью таблеток в руке и импульсивно сглотнул. Отказывать шефу ему тоже не хотелось, особенно учитывая все, что тот для него сделал.

– Хорошо, я возьмусь, – произнес он после раздумий, – но мне нужна моя команда.

Валерий Сергеевич удивленно воззрился на Германа, потом перевел взгляд на его шефа.

– Этот вопрос вам лучше обсудить наедине. Жду новостей. Вот моя визитка. Докладывайте по мере поступления любой информации и в любое время.

Когда он ушел, Николай Иванович посмотрел на своего подопечного и с горечью произнес:

– Гера, я хотел сказать раньше, просто… – генерал замолк на мгновение, подбирая слова, – нет больше твоей группы.

– Как это? – отпрянул Герман. – Вы распустили ее?!

– Распустил… – Генерал тяжело вздохнул.

– Почему? Из-за меня? Черт, шеф, могли бы назначить Батяню старшим, он не раз меня подменял. И где они сейчас?

Генерал отвел взгляд, и Герман все понял.

– Алексей и Геннадий погибли…

– Как? Где?

– В Урузгане, сразу после того, как тебя эвакуировали с заложником. Их нашли на окраине аула у стены саманного дома, сидели в рядок, словно спали. Пулевые ранения в голову. Стреляли в упор. Управление проводило расследование, но виновных так и не нашли.

– Виновных? – с горечью переспросил Герман. – Каких виновных? Всем известно, что мы столкнулись с боевиками Омара. По ходу задания попали в самый разгар разборок между хазарейцами и суннитами. Там был ад. Леха с Генкой удерживали южную сторону аула, я видел их перед самой эвакуацией. Это они сдерживали боевиков, когда я с «клиентом» в вертушку грузился.

– Знаю, – сухо вставил генерал. – Все, кто выжил, дали показания.

– А что с остальными?

– Павел в тюрьме. После Урузгана его понесло по ухабам. Я пытался с ним поговорить несколько раз, но он будто воск в уши залил.

– За что он сидит? – сдавленным голосом спросил Герман.

– Убийство. Связался с замужней женщиной. Ее муж полез в драку. Павел был пьян. – Шеф намекал на «особое» состояние друга. Стоило Павлу выпить, как он становился агрессивным и сам искал приключений. Шеф вздохнул и покрутил в руке телефон. – Батяня ушел в отставку. Теперь ему, наверное, уже под шестьдесят. Отвоевался.

– Почему в госпитале мне ничего не сказали?

– А какой от тебя был бы тогда толк?

Такого Герман от генерала не ожидал. Он знал, что для Николая Ивановича всегда превыше всего была работа, никаких сантиментов. Но при любом раскладе ему должны были сказать о гибели товарищей. Тоска сжала сердце стальными тисками, он прикрыл глаза, чтобы не потерять над собой контроль. Наружу рвался монстр, который жаждал крушить все вокруг.

– Я в номер, – поспешно пробубнил он и, не дожидаясь ответа, рванул к выходу, сдирая на ходу с шеи галстук.

– Терентьев приедет за тобой завтра, в девять утра. Чтоб трезвым был! – успел крикнуть ему вдогонку шеф.

Но Герман его уже не слышал. Стиснув зубы, он схватился за лестничный поручень. Вспотевшие руки то и дело соскальзывали с покрытого лаком дерева. Он оступался, спотыкался, но упрямо держался на ногах. Внутри все горело, как от химического ожога. Перед глазами мелькали лица боевых товарищей, которые долгие годы были для него настоящей семьей.

Герман добрался до номера, открыл холодильник и увидел бутылку любимого шотландского скотча. Покрутив ее в руках, подумал, вряд ли такой скотч входит в комплекс гостиничных услуг, наверняка «генеральский подгон». Плеснув виски в стакан, он подошел к окну и, глядя на вечернюю Москву, сделал первый глоток. Ночь (как и бутылка) только начиналась.

***

Рано утром тишину нарушил настойчивый телефонный звонок. Нащупав рукой трубку, Герман разлепил пересохшие губы и хрипло выдавил:

– Слушаю…

– Герман Всеволодович? – услышал он вышколенный женский голос.

– Да.

– Извините за беспокойство, это дежурный администратор. К вам поднимается майор Терентьев. Говорит, по срочному делу.

– Угу…

– И еще… – тише добавила девушка.

– Да?

– Вы вчера вечером подписали чек в баре как Александр Высоцкий, а номер зарегистрирован на Германа Патрикеева…

Герман не помнил, как спускался в бар. Видимо, подарочной бутылки ему показалось мало, и он продолжил панихиду в баре. Он судорожно пытался вспомнить, с кем общался и что говорил. Мелькал образ черноокой брюнетки с красной помадой на губах, но в номер он точно вернулся один.

– Выпишите новый чек. Буду уходить, подпишу.

Положив трубку, Герман еще минуту посидел на кровати, уговаривая непослушное после свидания с алкоголем тело подняться. Когда в коридоре послышались шаги, он встал, подошел к двери, открыл ее настежь и, ни слова не говоря, поплелся в ванную комнату.

Терентьев удивленно посмотрел на нового коллегу, огляделся по сторонам, вошел в номер.

– И тебе привет, – в недоумении произнес следователь.

Запашок в номере напомнил майору сортировку мусоросжигательного завода. Он открыл окно и впустил свежесть весеннего утра. Окинул комнату взглядом и остановился на двух пустых бутылках из-под скотча, лежавших на полу у кровати, рядом с которыми соседствовали стакан и полная окурков пепельница. Майор расположился в кресле и по телефону заказал в номер два крепких кофе, сэндвичи с сыром и ветчиной.

Из ванной доносились приглушенные вскрики, ругательства, и по лицу Терентьева расползлась ухмылка. Перед тем как ехать в отель, майор просмотрел дело Патрикеева, из которого узнал, что полковник получил тяжелые ранения и последние три года проходил длительный курс реабилитации. Пустые бутылки красноречиво говорили о том, каким в реальности лекарством лечился бывший командир разведывательной группы.

Герман вышел из ванны, и Терентьев поразился случившейся перемене – чисто выбрит, в белой рубашке и новеньких джинсах, он ничем не напоминал того похмельного дядьку, который только что открыл ему дверь. Кофе и горячие сэндвичи уже стояли на журнальном столике.

– Я заказал завтрак. Черт его знает, когда еще удастся сегодня поесть, – попытался завязать разговор майор.

– Угу, – буркнул Герман и залпом выпил обжигающий кофе, после чего впервые посмотрел на следователя.

– Терентьев, – представился майор. – Можно просто Михаил.

– Герман, – сухо произнес Патрикеев.

Герман прожег пытливым взглядом коллегу и сделал вывод: майор пьет в меру, но наблюдаются все признаки никотиновой зависимости. Костюм носит из-за рабочего дресс-кода, хотя чувствует себя в нем неуютно и за все годы работы следователем так к нему и не привык. Плохо выглаженная одежда и бледная бороздка, оставшаяся на правом безымянном пальце, красноречиво кричали, что майор разведен. Красные глаза говорили о бессоннице, а значит, у них есть что-то общее.