Высочайший любовался [царством] Цветущим {8}, и Страж Границы Цветущего сказал:

— Ах, мудрый человек! Разреши мне, мудрый человек, пожелать [тебе] долгой жизни!

— Отказываюсь! — ответил Высочайший.

— Пожелаю [тебе], мудрому человеку, богатства!

— Отказываюсь!

— Пожелаю [тебе], мудрому человеку, много сыновей!

— Отказываюсь!

— Долголетия, богатства, многих сыновей жаждет каждый. Почему же только ты один не жаждешь? — спросил Страж.

— Много сыновей — много тревог, — ответил Высочайший. — От богатства много хлопот, а от старости — поношение. С помощью, этих трех [благ] не взрастить добродетели, поэтому и отказываюсь.

— Сначала я принял тебя за мудрого человека, — сказал Страж, — а теперь вижу, [ты] благородный муж. Природа породила тьму людей, им необходимо дать занятие. [Если иметь] много сыновей и каждому дать занятие, откуда возьмутся тревоги? [Если имеешь] богатство, пусть люди его поделят, какие же будут хлопоты? Ведь мудрый человек живет, [точно] перепел, питается, [словно] птенец, передвигается [подобно] птице, не оставляя следов <славы>. [Когда] в Поднебесной царит путь, [мудрый] процветает вместе со [всеми] вещами; [когда] в Поднебесной нет пути, [мудрый] в праздности укрепляет добродетель. [Если] за тысячу лет [ему], жить надоест, [он] улетает к бессмертным, оседлав белое облако. [Туда], в обитель предков, нет доступа трем бедам. [Но если] телу ничто не причинит вреда, откуда же возьмется поношение? — [И], Страж пошел прочь.

— Дозвольте спросить... — начал, следуя за ним, Высочайший;

— Изыди! — ответил [ему] Страж.

[Когда] Высочайший правил Поднебесной, [он] поставил Высокосовершенного {9} правителем [одного из царств].

Высочайший передал [власть] Ограждающему, Ограждающий передал Молодому Дракону, [и тогда] Высокосовершенный отказался быть правителем и стал пахать. Молодой Дракон отправился с ним повидаться и застал [его] на поле обрабатывающим землю. Подойдя, Молодой Дракон занял место пониже и спросил:

— Некогда Высочайший правил Поднебесной и поставил [вас], мой учитель, правителем. Дозвольте спросить, по какой причине, [вы], мой учитель, отказались быть правителем и стали обрабатывать землю, [когда] Высочайший передал [власть] Ограждающему, а Ограждающий — мне?

— Некогда, правя Поднебесной, Высочайший не награждал, а в народе [друг друга] поощряли; не наказывал, а в народе остерегались. Ныне ты награждаешь и наказываешь, и народ утратил человечность. С той поры пришла в упадок добродетель, с той поры распространились наказания {10}. С той поры, пошла смута последующих поколений. Уходи! Не мешай мне работать! — [Высокосовершенный] принялся усиленно пахать и [более] не оглядывался.

В первоначале {11} было небытие, не было бытия, не было и названий. При появлении одного, у одного еще отсутствовала форма. Обретя [одно], вещь рождается, и это называется свойством. [Когда] в еще неоформившемся появляется разделение, но без отделения, это называется жизнью. [Начинается] движение, и рождается вещь; [когда] вещь завершена, рождается и [естественный ее] закон, называется это формой. Форма — [это] тело, хранящее дыхание [разум, душу]. У [каждой вещи] свой внешний вид, [свое] положение, и это называется природой [характером]. Природа, достигнув совершенства, возвращается к свойствам, свойства в высшем пределе [становятся] тождественными первоначалу, тождественные [первоначалу] становятся пустыми, а пустые — великими. [Это как бы] хор, поющий без слов, сомкнув губы. Объединяясь в таком хоре, сливаются с небом и землей. Их единение смутное, то ли глупое, то ли неосознанное, [но] это называется изначальным свойством, тождественным великому согласию [с путем].

Конфуций спросил Лаоцзы {12}:

— Можно ли назвать мудрым человека, который овладевает путем, будто подражая сильному: [делая] невозможное возможным, неистинное истинным; [или] софиста, который говорит, что отделить твердое и белое [ему] так же [легко], как [различить] светила на небе?

— Это суетливый мелкий слуга, который трепещет в душе и напрасно утруждает тело. Ведь уменье собаки загнать яка, ловкость обезьяны исходят из гор и лесов, — ответил Лаоцзы. — Я скажу тебе, Цю, о том, чего нельзя услышать, о чем нельзя рассказать. У многих есть голова и ноги, но нет ни сердца, ни слуха; но нет таких, кто, имея тело, существовал бы вместе с не имеющим ни тела, ни формы. Причины движения и покоя, смерти и рождения, уничтожения и появления не в самих [людях], [но] некоторые [из причин] управляются людьми. Того же, кто забывает обо [всех] вещах, забывает о природе, уподоблю забывшему самого себя. [Только] забывшего о самом себе и назову слившимся с природой.

Цзянлюй Уговаривающий {13} увиделся с Цзи Уразумевшим и сказал:

— Лусский правитель просил [меня], Уговаривающего, разрешить ему воспринять [от меня] учение. [Я] отказывался, но безуспешно. Поведал [ему], но не знаю, попал ли в цель. Разрешите попытаться представить вас [царю]. Я же сказал лусскому царю: «необходимо покорять почтительных и бережливых, выдвигать [преданных] общему и верных [царю], не льстивых и не корыстных. И тогда никто в народе не посмеет нарушать согласие».

Цзи Уразумевший рассмеялся и ответил:

— Вам, учитель, речами о добродетелях предков и [прежних] царей, не справиться с задачей так же, как [кузнечику] богомолу, что в гневе топорщит крылья, преграждая дорогу повозке. Ведь таким образом царь сам только подвергся бы опасности: у него в башне много сокровищ; куда бы [он] ни отправился, по [его] следам бросается толпа.

Цзянлюй Уговаривающий задрожал от страха и сказал: — [Мне], Уговаривающему, неясны [ваши] слова, учитель. И все же хочу, чтобы [вы], преждерожденный, рассказали [мне] об этом главное.

Цзи Уразумевший ответил:

— Великий мудрец, правя Поднебесной, воодушевляет сердца людей, чтобы [они] завершали обучение, улучшали обычаи, отказывались от разбойничьих страстей. [Он] ведет всех своей единой волей, [но происходит это] подобно самодвижению природного характера [каждого], и причину этого народ не сознает {14}. Разве такой [человек], беспредельный и необъятный, в обучении народа [может считаться] младшим братом Высочайшего и Ограждающего, а не старшим их братом? [Он] стремится к тождеству с [изначальными] свойствами и к покою сердца.

Странствуя, Цзыгун дошел на юге до [царства] Чу и возвращался в Цзинь. Проходя севернее [реки] Хань, заметил Огородника, который копал канавки для грядок и поливал [их], лазая в колодец с большим глиняным кувшином. Хлопотал, расходуя много сил, а достигал малого. Цзыгун сказал:

— [Ведь] здесь есть машина, [которая] за один день поливает сотню грядок. Сил расходуется мало, а достигается многое. Не пожелает ли учитель [ее испытать]?

— Какая она? — подняв голову, спросил Огородник.

— Выдалбливают ее из деревянных досок, заднюю часть — потяжелее, переднюю — полегче. [Она] несет воду, [точно] накачивая, будто кипящий суп. Называется водочерпалкой.

Огородник от гнева изменился в лице и, усмехнувшись, ответил:

— Я не применяю [ее] не оттого, что не знаю, [я] стыжусь [ее применять]. От своего учителя я слышал: «У того, кто применяет машину, дела идут механически, у того, чьи дела идут механически, сердце становится механическим. Тот, у кого в груди, механическое сердце, утрачивает целостность чистой простоты. Кто утратил целостность чистой простоты, тот не утвердится в жизни разума. Того, кто не утвердился в жизни разума, не станет поддерживать путь».