Злое рычание раздалось из лачуги дровосека. Женщина, с трудом поднимаясь на холм с двумя полными ведрами ледяной воды, набранной в ручье, вскинула голову и закричала в ответ. Этого было достаточно, чтобы привести дровосека в ярость: не успела она опустить ведро с плещущейся через край водой на грязную дорогу перед кособокой хижиной, как грубо обтесанная деревянная дверь с грохотом распахнулась, и он вылетел наружу – в грязной рубахе нараспашку и в мешковатых штанах. Схватив ее за руку и удерживая таким образом, он с силой ударил ее по лицу. Она качнулась, но, стиснув зубы и превозмогая боль, стояла перед ним, свесив голову, как покорный, привыкший к побоям бык.

Он склонился над ней и заорал, брызжа слюной в ее безучастное лицо. Затем отпустил ее и в сердцах пнул ведра, опрокинув их прямо в грязь, – значит, ей снова придется идти к ручью, снова набирать воду. Он засмеялся, словно бессмысленность ее труда была единственной радостью в этом жестоком и подлом мире. Но вот он взглянул на нее, и смех застыл на губах.

Она не прижимала к ударенной щеке холодную ладонь, не всхлипывала, вжимая голову в плечи. Она не отшатнулась от него, не кинулась поднимать пустые, катящиеся по земле ведра. Нет, она раскинула руки и стала щелкать пальцами, словно в такт неведомому, одной лишь ей слышимому ритму.

– Что ты делаешь? – потребовал он ответа. – Женщина! Ты рехнулась? Что, по-твоему, ты делаешь?

Она закрыла глаза и будто бы отрешилась от этого мира; казалось, она вдыхала запахи гладкого деревянного настила и свежевыбеленных стен, воска горящих свечей и чисто выметенного амбара, подготовленного к танцам в Иванов день. Ее голова была приподнята, будто она слышала звуки тамбурина и волнующей скрипки, которой невозможно не подчиниться. На глазах у ошеломленного дровосека она приподняла сношенный до лохмотьев подол платья и, придерживая его, пустилась в пляс – прекрасная, как юная девица.

– Я тебе потанцую!

Он ринулся к ней, но она не испугалась его. Три шага влево, прыжок, три шага вправо, обернулась вокруг себя – так, будто ее закрутил внимательный партнер. Не обращая внимания на ледяную грязь у себя под ногами, она кружила под восхищенными взглядами незримых поклонников, подняв к кронам голых деревьев и холодному небу ничего не видящие глаза.

Дровосек схватил ее за плечи и почувствовал, как она подалась к нему, как бы приглашая на танец. Он потащил ее в дом, но она, провальсировав к отворенной настежь двери, отвесила поклон грязной хижине и покружила назад, во двор. Он занес было кулак, чтобы свалить ее с ног, но что-то – то ли ее улыбка, то ли умиротворенное выражение лица – остановило его. Внезапно обессиленный, он опустил руку.

– Ты сошла с ума, – завороженно произнес он. – Ты всегда была не от мира сего, но вот ты совершенно свихнулась и теперь накличешь беду на всех нас.

Странник в рясе с капюшоном на усталом коне въехал на постоялый двор в городе Лицене, бросил поводья мальчишке, примчавшемуся на его пронзительный свист, и, тяжело вздохнув, спешился.

– Лука Веро здесь остановился? – спросил он, задобрив парнишку монеткой. – И клирик?

– А кому до этого есть дело? – послышался из темноты конюшни монотонный голос, дверца стойла приотворилась, и в проеме возник высокий, широколицый улыбающийся юноша лет двадцати. Подошедший сзади конь положил морду на плечо молодого человека, словно и ему не терпелось узнать, кто тут интересуется Лукой Веро.

– У меня к нему послание от милорда, – коротко ответил мужчина. – А ты, полагаю, Фрейзе – слуга Луки?

Слегка удивленный, что вестнику милорда известно его имя, Фрейзе поклонился:

– Я самый. А это мой конь Руфино.

Конь, казалось, учтиво мотнул головой, с вежливым любопытством продолжая глядеть на странника.

– А ты кто такой? – поинтересовался Фрейзе.

– Я брат Иероним, – ответил незнакомец. Затем он обратился к мальчишке-конюшему:

– Проследи, чтобы мою седельную сумку отнесли в дом. Мне нужна самая лучшая комната, которая у вас есть. Я буду спать один.

– Свободных комнат тут пруд пруди, – охотно встрял в разговор Фрейзе. – Есть где развернуться человеку, желающему поспать в одиночестве, если, конечно же, человек может себе это позволить, потому как, допустим, платит не из своего кармана. Кстати, кормят тут – пальчики оближешь. Одни кнедлики чего стоят – блаженство. Пробовал когда-нибудь? Съел два – и до вечера сыт. Съел три – и необходимо вздремнуть. Сомневаюсь, что кто-нибудь сможет осилить четыре. И обязательно нужно попробовать рагу из цыпленка… Ради него одного стоит потрястись в седле от самого Рима.

Сдержанная улыбка скользнула по губам мужчины.

– Я здесь не ради цыплят. И не ради кнедликов.

– Но из Рима? – уточнил Фрейзе.

Брат Иероним улыбнулся, подтверждая догадку Фрейзе.

– Ты проделал долгий путь, чтобы презирать удовольствия, – не смутившись, трещал Фрейзе. – Полагаю, тебе неплохо за это платят и ты тот самый посланник, которого мы здесь ждем?

– Верно. Я приехал, чтобы встретиться с твоим хозяином, Лукой Веро. Я имею честь состоять в том же Ордене, что и он.

– И выполнять такую же работу? – Фрейзе на прощание нежно потрепал коня за ухо, вышел из конюшни и аккуратно задвинул засов на двери. – Еще один расследователь? Ты тоже поклялся колесить по всему свету от одного жуткого места к другому в поисках знамений грядущего конца света и краха нашего мира, решать, если придется, судьбы несчастных дуралеев, до смерти напуганных собственной тенью, и докладывать об этом милорду?

Приезжий кивнул в ответ на столь неблагообразное описание работы.

– Я член Ордена Тьмы, моя задача – исследовать наступившие темные времена, – сказал он. – С тех пор как пал Константинополь, дьявол вырвался на свободу и шествует по земле. Куда бы я ни шел – везде я встречаю злодеяния, творимые им. Куда бы я ни шел – обо всем докладываю милорду, а он – самому папе римскому. Загадочные события происходят все чаще и чаще в наши дни, и в этом нет никаких сомнений.

– Так ведь и я о том же! – воскликнул Фрейзе, обрадованный тем, что наконец-то нашел единомышленника. – Знал бы ты, чего я только не натерпелся в Венеции! Алхимики, деньги, текущие рекой, обрушение рынка золотых ноблей – мы не смогли выкупить отца Луки из рабства, странные люди, необъяснимая погода, диковинные звери. А сейчас нас вообще преследует – клянусь, идет за нами по пятам – какое-то Существо. Маленькое, невидимое, если смотреть на него в упор, но периферийным зрением заметить можно: седлаю я коня, накидываю уздечку, вижу краем глаза: мелькает что-то и – шмыг! – прячется в яслях. Ничего не ест, никогда не спит; головой ручаюсь – оно вообще не из нашего мира. Но что оно такое, что это за кроха? И тогда я говорю своему другу и хозяину: давай вернемся домой и будем наблюдать за событиями оттуда! Столько несообразных людей населяют эту землю, столько необъяснимого случается денно и нощно, что нет совершенно никакой необходимости отправляться на их поиски. Пусть необъяснимое приходит к нам! Одному Богу известно, как много дурного и непознанного происходит в нашем опасном мире, – не хватало еще нам рыскать по свету, нарываясь на неприятности!

Пройдя под сводчатыми воротами, они уже собирались зайти в гостиницу, когда брат Иероним возразил Фрейзе:

– У твоего хозяина нет выбора, он обязан изучать все, что происходит в нашем мире, так как он расследователь Ордена Тьмы. Это его долг, его обязанность – встречаться с опасностью или тайной лицом к лицу и познавать их.

– Но в чем смысл всего этого? – Фрейзе был непреклонен. – Какая судьба у его отчетов?

– Разумеется, милорд внимательно читает их. Глава нашего Ордена читает все, что мы ему отправляем. Если дело важное и срочное, он немедленно посылает отчет папе римскому, и Его Святейшество самолично знакомится с донесением. Затем они сопоставляют отчеты твоего друга с отчетами других расследователей, изучающих знамения, и приходят к пониманию…