Мона ожидала, что женщина примется деловито разбирать документы, как это всегда проделывают скучающие чиновники, но миссис Бенджамин просто держит в руках одну – копию завещания, – а на остальную груду бросает беспомощный взгляд.

– О… – и она с надеждой спрашивает: – Вы уверены?

– Простите?

– Вы уверены, что унаследовали здесь дом? Должна признать, такое не часто случается. Большей частью завещатели оставляют свое имущество тем, кто здесь уже проживает.

– Я просто руководствуюсь документами, – говорит Мона. – В Техасе мне в судах дважды подтвердили, что все законно, и не хотелось бы думать, что я зря ехала в такую даль. К тому же, как я понимаю, срок завещания истекает через неделю.

– Вижу, – кивает миссис Бенджамин и наконец начинает разбирать бумажную груду. – А вы будете миссис Брайт?

– Мисс. Да.

Мона готова предъявить документы, но ее не просят.

– Подождите. Я вас помню. Это не вы вчера приехали в красной машине? На похороны?

– А, да. Это я.

– Ах, – тянет миссис Бенджамин, – вы дали повод для сплетен, милая.

– Извините.

– Ничего, бывает, – небрежно бросает миссис Бенджамин. – Честно говоря, это немного подняло настроение.

– Можно спросить, а кто скончался?

– Мистер Веринджер. – Судя по взгляду женщины, это должно что-то значить для Моны. Не дождавшись реакции, женщина спрашивает: – Вы его не знали?

– Я только вчера вечером приехала, мэм.

– Понимаю. Что ж, он был… весьма уважаем в городе. Мы все взволнованы.

– Как он умер?

Но миссис Бенджамин уже погрузилась в бумаги, щурится на бледный неровный шрифт.

– Не припомню, чтобы здесь жили Брайты…

– Первоначальной владелицей была Лаура Альварес.

– И Альваресов тоже не помню, – отвечает женщина, интонацией намекая: а должна бы… Что-то сообразив, она щурится на Мону. – Вы не могли бы отступить немного?

– Простите?

– Не могли бы вы сделать шаг назад. На свет. Чтобы мне вас рассмотреть.

Мона повинуется, и миссис Бенджамин вглядывается в нее сквозь маленькие стекла очков. Глаза за линзами выглядят глубоко запавшими, как будто глазницы им велики, и эти глаза ищут что-то в лице Моны – то ли знакомых черт, то ли следов порока, который расскажет ей о Моне много больше сухих бумажных листов.

– Вы вполне уверены, милая? – спрашивает наконец миссис Бенджамин. – Вы не похожи на человека, который… которому здесь место. Быть может, вам лучше вернуться домой.

– Прошу прощения? – негодует Мона.

– Понимаю, – сдержанно отзывается миссис Бенджамин. – Ну что же, уверены – значит, уверены. Бумаги у вас, видимо, в порядке. Проблем возникнуть не должно. Позвольте, я кое-что проверю.

Она встает, улыбается Моне и ковыляет за шкафы.

– Извините, если была невежлива, – доносится из-за них ее голос. – Это от неожиданности. К нам много лет никто не приезжал. Я даже не представилась… меня зовут миссис Бенджамин.

– Да, я так и поняла, – отвечает Мона. – Вы одна ведете все дела?

– Да. Дел-то немного. Большей частью я кроссворды решаю, только, пожалуйста, никому не говорите.

Она смеется. Мона догадывается, что это ее излюбленная шуточка – с бородой.

– У вас тут… гм… довольно много оленьих голов.

– А, да. На хранении, знаете ли. Когда-то висели по всему зданию. Не знаю отчего, в Винке много лет главным украшением служило что-нибудь мертвое. Теперь я в них тут немножко закопалась, но в пустые дни с ними не так одиноко.

Мона заглядывает в застывшие янтарные глаза старого оленя-самца. Никогда бы не подумала, что такие вещи могут кого-то утешить.

Скрипит, выдвигаясь, рассохшийся ящик.

– Ларчмонт… я, пожалуй, даже знаю тот дом, – говорит миссис Бенджамин. – Он заброшен.

– Мне уже говорили.

– Пустует не так давно. После выезда первых жильцов владение перешло к городу. Кто-то его загреб и некоторое время сдавал одной семье.

– А записей о предыдущих владельцах у вас не осталось?

– Мои записи доходят до 1978-го, и в них дом числится пустующим, – подтверждает миссис Бенджамин. – С другой стороны, до меня здесь не было особого порядка. Так или иначе, дом скоро снова опустел.

– Почему?

– О, из-за несчастного случая.

– Там что, привидения водятся?

Из-за шкафов доносится гогочущий смешок.

– Привидения? – Мисс Бенджамин в восторге от этой идеи. – О нет, нет. В дом ударила молния. Поразила девочку, которая в тот момент купалась в ванне.

– Господи, – пугается Мона. – Она уцелела?

– Нет, – без обиняков отвечает миссис Бенджамин, показавшись из прохода между шкафами. – Ну, вот. Всего за минуту все разложено по местам. У меня есть номер слесаря. Если хотите, можете въезжать нынче же вечером.

– Так быстро? Я думала, будет больше хлопот.

– Ну, в норме, полагаю, так бы и было, все должно быть подтверждено различными службами… но, к счастью для вас, все они тут в моем лице. А я подтверждаю. Не правда ли, мило с моей стороны? – Она вытаскивает коробочку, наполненную резиновыми печатями, и с удивительным проворством начинает штемпелевать документы.

– А что молния сотворила с домом? Он в порядке?

– О, с ним все хорошо, – уверяет миссис Бенджамин. – Не то что с другими. Но с тех пор, я точно знаю, он не сдавался. Снова оказался практически заброшен.

– Извините, вы сказали, молнии попадали и в другие дома?

– Да.

– То есть… в ту же грозу?

Миссис Бенджамин поднимает глаза от бумаг.

– А, вам еще не рассказывали про ту бурю?

– Я только вечером приехала, – напоминает Мона.

– Для города это историческое событие, – начинает миссис Бенджамин с восторгом сплетницы, воскрешающей давнюю трагедию. – Много зданий сгорело. Пессимисты думали, нам уже не оправиться. Я не соглашусь, но что-то в этом было. Представьте себе, молния ударила в дерево в парке, расколола пополам. И в купол тоже, но купол, понимаете ли, есть купол, что ему сделается.

– Вы про ту… круглую штуку перед зданием?

– Да, в парке. Это… – женщина задумывается, – геодезический купол. Так они представляли себе архитектуру будущего. Установили давным-давно, думаю, когда город только строился. Конечно, они оказались далеки от истины. – Миссис Бенджамин переводит дыхание. – Боже мой, я вроде как выдышала здесь весь воздух, да? А его, видит бог, и было-то немного. – Глянув на Мону, она оценивает внимание слушательницы. – Вы сильно интересуетесь историей города, милая?

Мона чуть было не отвечает: нет, нисколько. У всех маленьких городков одинаковая история. Но ведь это не какой-нибудь городок – это родина ее матери. Она неожиданно чувствует, что обязана узнать больше об этих местах, сложить в голове краски и исторический контекст, и, может быть, тогда ярче проступит и образ матери. Может быть, Мона даже разберется, зачем здесь оказалась ее мать и почему уехала.

– Знаете, кажется, очень даже, – говорит она.

– Превосходно. Непременно заходите завтра, пообедаете со мной и девочками. Отметим ваш приезд. Нет, не подумайте – не все такие старые клуши, как я. Есть и такие легкие юные создания, как вы. А в доме у меня, уверяю вас, больше порядка, чем в конторе. Мне любопытно, как вам понравится мой чай.

Мона бросает взгляд на вонючее варево в чашке. При мысли выпить такое она теряет дар речи.

– Знаете, какой секретный ингредиент я туда добавляю? – Миссис Бенджамин округляет глаза, понижает голос. Гудение кондиционера доносится громче, переходит в стон.

– Нет, – признается Мона.

– Смолу, – говорит миссис Бенджамин. – Кровь сосны. Гуляя по лесу, ее часто находишь. Кругом здоровые крепкие деревья, но вдруг замечаешь одно с рваной раной или с уродливым наплывом. Дерево немного искривлено или пожелтело. Потому что оно умирает, видите ли. Истекает кровью. Я предпочитаю натеки, смола из них белая или желтоватая, довольно вязкая. Почти как масло. Она придает чаю прекрасный вкус. Конечно, это довольно плотный материал. Что ни говори, из нее делали факелы. Приходится немного разводить древесным спиртом… иначе никак. – Женщина улыбается, и Моне видны ее зубы, мелкие и коричневые, как янтарь, как глаза оленей и козлов вокруг, и они странно блестят в подвальном полумраке. – Пожалуй, я вам сварю. Тогда остаток дня пройдет много лучше.