– Какого хрена ты позволила себя трахнуть?! – повышаю голос вместо утешений. Мне не жалко ее. Я ее не брал силой и не волок в свою квартиру. Эта идиотка сама все это позволила. Настя молчит, продолжая изучать мой пол и кусать губы.

– Посмотри, бл*дь, на меня! – хватаю ее за подбородок, поворачивая к себе. Ее глаза полны слез, а губы искусаны. – О чем ты думала, отдаваясь мне? Думала, если подаришь мне свою целку, я стану твоим?! Влюблюсь в тебя, мы возьмемся за руки и побежим по ромашковому полю?! – знаю, что несу полный бред, и еще больше нагнетаю обстановку, но я совершенно не понимаю эту малолетнюю дуру.

– Ничего я не хотела, просто я люблю тебя, и ты… Я думала… – говорит сбивчиво, не договаривая слова. А я вообще не хочу ее слышать. Мне плевать на ее чувства.

– В общем, так, иди в ванную, – указываю на дверь. – Приведи себя в порядок, – запускаю руку в карман, достаю портмоне, вынимаю несколько крупных купюр и опускаю их на комод. – Это на такси и за моральный ущерб, – отпускаю ее подбородок, вынимаю телефон, вызывая девушке такси.

– И давай сразу договоримся. Ты сама виновата, ты этого хотела, и не надо делать из меня козла, а из себя святую невинность. И да, встреч со мной не ищи. Меня бесит твоя навязчивость! – кидаю ей в лицо, а девушка смотрит мне в глаза и вновь начинает плакать. Господи, как это все надоело.

– Иди умойся и прекрати ныть. Если тебе больно, могу дать обезболивающее, – отталкиваюсь от стены, отхожу от девчонки, облокачиваюсь на противоположную стену.

Она так и не пошла в душ, а просто посмотрела на деньги, словно никогда их не видела, потом вновь на меня, награждая вселенской обидой. Схватила свое пальто и сумочку и буквально вылетела из моей квартиры, оставляя за собой шлейф ванильного аромата.

В этот момент мне было плевать на ее чувства. Мне вообще все осточертело: эта квартира, город, страна, вся жизнь здесь в целом. Я прошел в гостиную, вынул из кармана телефон, упал на диван, посмотрел на часы и позвонил матери в Мельбурн, понимая, что у нее сейчас день.

– И почему мой сын не спит в такое время? – усмехается мама.

– Мам, помнишь ты хотела, чтобы я учился у тебя? Расписывала все достоинства обучения в Мельбурне, в отличие от этой страны?

– Конечно помню, я и сейчас так считаю. Но вас с отцом не переубедишь, у вас свои убеждения. Твой отец упертый и ты весь в него, – мать шутит, она любит Александра Владимировича. Они вообще расстались друзьями и родными людьми.

– Нет, мам, я не в него, – сквозь зубы проговариваю я. – Я хочу приехать к тебе и продолжить учебу там.

– Что-то случилось? – уже настороженно спрашивает мать.

– Ничего, просто осточертело здесь. Хочу начать новую жизнь.

– Конечно приезжай. А что думает по этому поводу папа?

– Мне по хрену, что он думает. Ему сейчас некогда думать, у него молодая беременная жена. Все, мам, давай потом поговорим, когда я прилечу.

– А когда ты прилетишь?

– Ближайшим рейсом.

– Ну и правильно, рада что ты ко мне прислушался. Да и потом, с нашим образованием в России больше возможностей.

– А кто сказал, что вернусь сюда? – спрашиваю я, уже все для себя решив. Тогда я еще не знал, что вернусь… Через шесть лет…

Прошло 6 лет

Денис

– Я так и не поняла, почему Джессика летит с тобой? – спрашивает меня мама, осматривая пару моих чемоданов.

– Джесс хочет побывать в России. Почему нет? Она проведет там со мной пару недель, а потом вернется назад, – оглядываю квартиру, бросая взгляд на белые стены и картины, нарисованные Джессикой. Абстракция – это не мое, но яркие цвета вносят в минималистичный стиль моей квартиры немного красок и света. Да и потом, эти картины мы рисовали вместе. Моей матери они нравились, она засматривалась на них, когда приходила ко мне и искала в них глубокий смысл. Знала бы она, как мы их рисовали. Усмехаюсь, рассматривая картину посередине, вспоминая, как вжимал в нее Джесс лицом и вот эти разводы по краям – ее пальцы. А моя мать продолжает искать в этой картине глубокий смысл и восхищаться талантом девушки.

– Ты все равно останешься там надолго. Что будет с вашими отношениями? Она согласится жить в России? – моя мама – сама невинность.

– Ничего не будет. Она уедет, и долгая разлука сделает свое дело. Можно сказать, что это наша прощальная поездка.

– Я думала, у Вас все серьезно. По крайней мере, эта первая девушка, которая задержалась с тобой больше одного дня, – фыркает мама.

– Мам, я просто принял свободные отношения, практикующиеся в этой стране. Ты прекрасно знаешь, девушки здесь не выскакивают замуж в двадцать лет. Они строят карьеру, ищут себя, а о детях и семье задумываются только после тридцати. Что меня, в принципе, и устроило в Джесс. Как говорится, ничего личного – просто секс, – усмехаюсь я, а мама кидает в меня диванной подушкой.

– Ну, в принципе, ты прав. Тебе нужна русская девочка, а не здешние эмансипированные леди.

– Мне пока никто не нужен. Меня и так все устраивает.

– А меня нет. Тебе уже почти двадцать восемь лет. И чего ты добился? – сводя брови спрашивает мама.

– Я окончил университет. Прошел практику у Адамса, а он не берет кого попало, – загибая пальцы перечисляю я. – Он предлагал остаться у него в штате, но я открыл собственную практику. Этого мало в моем возрасте? – приподнимая брови, спрашиваю я.

– Скромности тебе не занимать. Но ты же знаешь, я не об этом, а о личном. О серьезности в отношениях об отце, о твоей младшей сестре, в конце концов, которую ты ни разу не видел. А Анюте уже пять лет. Что тебе сделал ребенок, которого ты не признаешь? – началось. Мама всегда остается собой, заставляя меня чувствовать себя семилетним провинившимся ребенком, отчитывая меня.