– Не знал, что ты в городе, отец.

– Позвонила Настя. Твоя сестра была очень обеспокоенной, и я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Убедился?

– Зачем ты так?

– Брось эту лирику, отец, – Денис прошел на кухню. – Твои короткие визиты, раз в полгода меня, к ней совсем не располагают.

– Не я тому виной, Денис, – отец писателя сел за кухонный стол. – Я помог купить этот дом в качестве подарка вам на свадьбу. Он должен был стать вашей семейной обителью. А ты, который год, слоняешься среди его пустых стен и мучаешь себя. Мучаешь воспоминаниями и разрушенными мечтами. Зачем? Скажи мне, зачем?

– Если бы вместе с точкой на карте, мы могли бы оставить и воспоминания, то я давно бы отсюда уехал. Но это не так. Кроме того, этот дом вдохновляет меня. Эти, как ты выразился, пустые стены помогают мне творить. Именно здесь появился писатель Денис Леваев.

– Похоже, ты похоронил писателя Дениса Леваева. Мой личный помощник нашел одиннадцать разгромных статей про тебя. Между прочим, к двум из них приложил руку наш родственник.

– Родство с ним оскорбляет меня…

– Денис, я хочу, чтобы ты оставил этот город и уехал со мной.

Турка в руках Дениса замерла на середине пути к плите.

– Я привык жить один, знаешь ли. Тем более я не располагаю желанием сближаться с моими новыми братьями и сестрами…

– Я не предлагаю переехать прямо к нам. Есть еще одна квартира. Тебе она должна понравиться. Из нее открывается отличный вид на парк. Красота…

Денис молчал, наблюдая, как в турке закипает кофе.

– Ладно, сын, пойду, помою руки.

– Иди на второй этаж, внизу что-то с сантехникой.

Денис разлил кофе по чашкам и достал из холодильника половину вишневого пирога. Отец все не спускался. Писатель погрел пирог и принялся пить кофе в одиночестве. Не допив кофе, он решил подняться за отцом на второй этаж. В ванной комнате мужчина его не нашел, а из кабинета писателя – в коридор падала длинная тень. Отец с интересом листал его личный дневник.

– По какому такому праву ты зашел сюда?

– Увидел из коридора это подобие «стены детектива», – отец Дениса указал на газетные и журнальные вырезки, цитаты крупным шрифтом, нарисованных от руки персонажей и фотографии.

– Мне не пятнадцать лет, чтобы ты копался в моих личных вещах!

– Интересные у тебя здесь записи…

– Не смей трогать мои личные вещи, отец!

– Какова твоя цель, Денис? Для чего ты готовишь почву?

– Я не собираюсь это обсуждать!

– Тогда я отсюда не выйду.

– Это еще почему?

– Потому что это все, – отец Дениса развел руками, – меня очень беспокоит.

– Выходи!

– Нет.

– Выходи, я сказал!

– Только если ты объяснишься. Насколько мне известно, раньше ты так не заморачивался с писательской работой. Так что ты задумал?

– Я хочу показать, как низко человек может пасть, если все его слабости и пороки получат оправдание со стороны поддерживаемого массами учения.

– Зачем ты это делаешь?

– Я хочу сделать мир чуточку лучше.

– Не ври!

– Я не вру.

– Не ври мне!

– Хочешь правду? Так получай! Пора выводить дерьмо на новый уровень! Ведь именно этого они все от меня ждут. Именно это мой потолок! Ни на что хорошее я, видите ли, не способен!

– Опять философствуешь молотом, Денис?

– Я напишу манифест духовно слепому индивидуалисту! Прославлю образ персонажа, соединившего в себе все пороки современного общества! И преподнесу это как норму, как нечто обыденное, тебе ясно?

– Значит, ты отказываешься от смысла…

– В моей жизни уже давно нет никакого смысла.

– Нужно всегда оставаться человеком. Это и есть смысл.

– И все? Это слишком очевидный смысл. Нет ничего проще.

– Если за человечность принимать качества среднестатистического обывателя, то – да, нет ничего проще. А я говорю тебе: оставайся человеком в самом возвышенном смысле этого слова. Стремись к всеединому идеалу человечности, идеалу, который выше низменной слабости, выше национальной розни, выше предубеждений и разделяющих народы учений. Это тот смысл, который человек способен охватить.

– Этот мир безнадежно болен, отец. Я в нем ничего не решаю и подобный смысл мне не нужен.

– Нет, сынок. В жизни все начинается с человека. Великое благо и ужасное зло. Если ты считаешь, что не способен измениться или боишься этого, то продолжай и дальше жить чужим умом. Пусть люди с такой же израненной душой, как и у тебя, решают, на что ты способен, а на что нет.

– Ну а что в центре этого твоего всеединого смысла?

– Любовь, – отец писателя тепло улыбнулся. – Но далеко не все понимают подлинное значение этого слова…

Вечером того же дня Денис сидел за рабочим столом и писал сценарий для новой серии. Он часто вставал из-за стола и, прохаживаясь по кабинету, декларировал вслух придуманные реплики персонажей. После, посматривая на часы, садился за стол и вносил новые правки.

Телеканал не стал разрывать с ним контракт на сценарий из-за скандала в прессе, но выдвинул новый ряд жестких требований к качеству работы и ее срокам. Но погрузившись с головой в работу, мужчина не забывал и о разработке нового произведения. Поэтому, фотографий и заметок на стене, позади него прибавилось. Пол кабинета был завален книгами, журналами и газетами. В углу висел нарисованный на скорую руку портрет мужчины с холодным, прищуренным взором, залихватскими усами и небольшим шрамом под нижней губой. На крепкой фигуре изображенного персонажа хорошо сидел зеленый камзол. Выдохнув, Денис закрыл ноутбук, устало потер руками глаза и повернулся в сторону портрета:

– Ну что, Петр Алексеевич, расскажем вместе интересную историю? – Денис встал и, заложив руки за спину, подошел к портрету. Вот сдамся со сценарием и вплотную займусь вами…

***

«Сегодня седьмое декабря. Утро за окном отличное, а настроение ужасное. Ради этой минуты – более месяца я безвылазно продирался через беспощадные и многократные драфты сценария. И вот, освободившись для совершенно нового литературного детища, я осознал, что ничего не могу написать! На черновиках хорошо проработаны характеры героев, собраны интересующие меня исторические факты, расписаны предполагаемые места действия и – ничего. Петр Введенский не хочет оживать на страницах моего романа. Уже третий день я не могу набрать даже сорока тысяч знаков! Травка и алкоголь больше не помогают. После игры на пианино и прослушивания классической музыки, вдохновение также не снизошло. Может, я действительно ни на что не годен? Больше не могу писать, даже в привычном для себя стиле?».

Денис захлопнул личный дневник и принялся набирать текст на ноутбуке. На лбу залегла глубокая складка, пальцы отбивали по кнопкам ритм, а ноги хаотично постукивали тапками по глади пола. Через два часа мужчина с силой захлопнул ноутбук и скинул со стола несколько книг и журналов. Расхаживая взад-вперед по кабинету, он закурил, а после спустился на первый этаж, оделся и направился к своему автомобилю.

Писатель бродил по магазинам, улицам и паркам. На часы он не смотрел, а лишь меланхолично созерцал обилие новогодних товаров и ледяные скульптуры. Вокруг мерцали новогодние гирлянды, поблескивали яркими игрушками новогодние ели торговых центров и скверов, а из динамиков над головой лилась музыка. После очередного торгового центра, Денис забрел на открытый каток и стал наблюдать, как в голубом свете новогодних гирлянд на коньках катаются люди. Молодая пара, держась за руки, проехала вокруг центральной фигуры деда мороза. Меленькая девочка в шапке с длинными ушами пыталась встать на коньки под чутким руководством поддерживающего ее отца. Громкие подростки выделывали на коньках агрессивные финты перед визжащими рядом девушками. Денис поднял глаза к морозному зимнему небу – сапфировые звезды, поддернутые легкой облачной дымкой, дарили людям свой холодный, далекий свет.

– Драгоценности, подаренные каждому.