Не злобно посоветовали, а очень даже вежливо и спокойно. Намекнули и тут же увели разговор в сторону. Я не обиделась, а просто кивнула – безусловно, то была правда, против которой, как известно, воевать трудно.

Но что было правдой в моих снах? Что из нашего диалога с девочками-девушками имело первостепенное значение? Я не знала и всё подбирала слова, которые мне требовалось сказать. Произошедшее во сне казалось мне важнее, чем окружавшее в реальности. Тем более что там ничего и не происходило особо. Фотографии я отдала Марине, перепроверив лишний раз, что туда не затесалось ещё что-нибудь странное, а больше работы не предвиделось.

Наступили дни, когда я не знала, чем себя занять. То сидела за компьютером, листая сайты и не вдумываясь в их содержимое. То ходила по офису и заглядывала к людям в кабинеты, просто чтобы поболтать. В какой-то момент это всем надоело, так что меня посадили делать стенд для охраны труда. Мероприятие, от которого веяло школьным временем стенгазет, агитплакатов, классных уголков и прочих попыток сделать мир лучше с помощью ватмана и красок.

Здесь, к счастью, рисовать ничего не понадобилось. Лишь пересортировать имеющиеся документы, отобрать устаревшие и расположить оставшиеся так, чтобы любой желающий мог подойти к стенду и ознакомиться.

На моей памяти никто этого не делал, так что я сомневалась в практической ценности своей работы. Скорее всего, действительно наказание за то, что хожу и всех отвлекаю. И даже фраза Ивана Александровича: «Летом опять инспектора попрут, как мухи» – не воодушевила и не убедила. Хотя и развеселила на какое-то время.

Мне нравилось представлять инспекторов по охране труда, слетающихся на стенд. Как они бродят по нему с невозмутимым видом, потирают лапки и водят хоботками по листам бумаги. Как они вычитывают правила оказания первой медицинской помощи и три основных закона безопасности для тех, кто работает в офисе.

Этот лист, к слову, мне отчего-то нравился. Он прятался в глубине документов и словно просился, чтобы с ним сделали что-нибудь эдакое. А мне до ужаса требовалось что-то такое, что избавит меня от поиска злосчастного смысла! От попытки разгадать ответ на вопрос «Зачем всё это происходит?», который я сама же и задала во сне. В этом деле могла помочь только какая-нибудь другая идея, которая будет настолько сильной и захватывающей, что ни на что больше не останется сил.

Потому-то я сконцентрировалась на задуманной шалости, не оставляя себе путей к отступлению. Возилась со стендом до самого вечера. И тогда, убедившись, что идея не исчезла из головы, прибежала к себе за компьютер и быстро-быстро набрала:

Распечатала, сунула в стопку однотипных листов с инструкциями, регламентами и положениями и почувствовала – отпустило.

Бессмысленная на первый взгляд шутка выполнила роль громоотвода. Вся лишняя энергия, вся «заумь», всё ушло туда, оставив мне лишь спокойствие и тишину внутри.

Мысли о снах – прочь-прочь-прочь. Размышления об ирреальности бытия – кыш-кыш-кыш. Жить на полную катушку – давай-давай-давай.

Больше недели я вела себя как человек-лозунг. Говорила рублеными фразами. Формулировала мысли чётко и последовательно. Всегда думала, прежде чем сделать, а уж тем более – сказать.

Жизнь вошла в стадию упорядоченного и размеренного бытия. В ней даже вновь появились списки дел и почасовое их планирование, чего со мной давно не случалось. Но дискомфорта я не чувствовала, а наоборот – воодушевление.

Ясность мысли, чистота взора, незамутнённая перспектива.

– Ты словно танк на пути к цели, – говорила Евгения, простившая меня за тот случай, когда я испортила всем вечер. – Ну ладно, может, и не танк, а такой маленький уверенный в себе «бэтээрчик». Прёшь и прёшь, не поворачивая башней в сторону.

Я улыбалась в ответ и пожимала плечами. Не понимала, что тут странного. Казалось невозможным вести себя иначе.

– Я тебя побаиваюсь, – как-то призналась Марина. – Не из-за той фотографии, я уже забила. Речь о другом. Вот ты вроде смеёшься, вся такая в настроении тип-топ, а как взглянешь, так словно из глаз кто-то другой проглядывает.

Что отвечать на такое? Только лишь поджимать губы и поднимать брови. Стараться вести себя ещё естественней, чтобы остальные ничего такого не замечали. Считаться милой и странной девушкой – это неплохо, но отношение резко меняется, если исчезает «милая».

И лишь Иван Александрович никак не реагировал. По-прежнему чуть улыбался, когда навещал меня на рабочем месте. Всё так же слегка проявлял интерес к тому, что я делаю. И каждый день выглядел так, будто не спит уже вторые сутки. Однажды я ради интереса задержалась на работе и прогулялась с ним до остановки, где он сел в автобус и даже вяло помахал мне рукой. Хотела убедиться, что он в принципе уходит с рабочего места.

Впрочем, не исключено, что он отправился на какую-нибудь ещё работу. Может, сторожем подрабатывает. А что? Говорят, сейчас всем тяжело. Генеральные директора не исключение.

Мне же автобус принёс самое неожиданное открытие этого месяца, а заодно продемонстрировал, что любому «бэтээрчику», каким бы целеустремлённым он ни был, стоит всё же крутить башней по сторонам. Так, хотя бы ради профилактики.

Я ехала на «пятёрке», которая идёт через весь город почти по прямой. Этакий наземный аналог метро, только с пробками. На каждой остановке множество людей входило и множество выходило. Приехавшие с перпендикулярной улицы отправлялись по прямой на какую-нибудь параллельную. Перемещались из квадрата в квадрат, не подозревая о существовании диагоналей.

Подобными математическими аналогиями я развлекала себя каждый раз, пока ехала этим маршрутом. Особенно в те моменты, когда вокруг не так уж много колоритных персонажей, которых можно рассмотреть и попытаться сфотографировать украдкой.

С утра, когда ещё темно, или же поздно вечером лучше всего следить за салоном через отражения в стекле. Я так и делала, когда перед глазами вдруг мелькнул знакомый пейзаж, в который вкралась некая деталь, заставившая меня дёрнуться. Моя соседка по сиденью – томная дама, чей приторно-сладкий запах парфюма уже драл мне носоглотку, – отодвинулась и посмотрела осуждающе, но я не обратила внимания. Вскочила с места, выпрыгнула на следующей остановке и побежала назад.

Спутавшиеся мысли. Круги перед глазами. Темень впереди.

Огромный рекламный щит стоял в том же месте, где я его заметила краем глаза. Фотографии дома, которые я делала. Текст, придуманный Мариной. И три золотых символа прямо над строящимся домом.

«Х&М».

– Почему это происходит? – спросила я себя.

«Ты нам скажешь», – отозвались в голове Хуана и Мария.

То был вечер субботы, и я понимала, что до понедельника не продержусь. Ответ требовался здесь и сейчас. Взглянула на часы – половина одиннадцатого. Не так уж и поздно, если задуматься. И я не сомневалась, что Иван Александрович не спит.

– Да? – ответил он почти сразу.

– Вы ведь звали меня работать в фирму ООО «СтройДом», правильно?

– Да.

– И я там и работаю?

– Ну, конечно. – Повисла пауза. – Что-то случилось, Кристина?

– Я увидела плакат. Рекламный. А там никаких ООО «СтройДом». Там почему-то Хэ энд Эм какой-то.

– Хосонов и Мирошниченко. – Показалось, что Иван Александрович вздохнул. – Это владельцы компании. Знак – это как бы бренд. Не разбираюсь, насколько удачный, но им нравится.

– Понятно, – сказала я, чувствуя дрожь в ногах и слабость в голосе. – Просто очень любопытно. Вы уж простите, что я так поздно звоню.