Мечников знал, что надо делать. Убить негодяя или хотя бы избить его. То, что те двое на него бросятся, не пугало. Но так получилось, что он за все свои тридцать пять лет ни разу никого не бил. И его не били. Уберегла как-то судьба. Ему было заранее противно, что сейчас придется тыкать кулаком в это виноватое, приторно заискивающее лицо. И он почему-то не чувствовал злости. Даже жаль было этого дурака. И очень хотелось выпить.

Он взял бутылку из рук Васи.

– С тобой я пить не буду, сволочь, понял?

– Как хочешь, брат, я сволочь, признаю, прости, давай не будем!

– Если еще раз – убью! – твердо пообещал Мечников.

Он вернулся в комнату, налил стакан, выпил. Сразу стало легче. Пошел утешать жену. С бутылкой. Налил ей, она выпила, но не успокоилась, зарыдала еще пуще, Мечников налил ей еще, она выпила и заснула. Потом заснул и Мечников. Проснувшись, жены не обнаружил. Уехала.

Они встретились уже дома.

Об этом случае не вспоминали ни разу. Будто ничего не было.

В феврале девяностого года по телевизору показывали и рассказывали, как таджики воюют друг с другом, а заодно захватывают дома русских в Душанбе, их самих выгоняя, издеваясь над ними, убивая мужчин и насилуя женщин.

– Так им и надо! – с ненавистью сказала Тася.

– Кому? – не понял Мечников.

Она не ответила.

Драка была неизбежна.

В большом зале ДК «Россия» еще вполне мирно танцевали, чередуя медленное с быстрым, никто ни на кого не наскакивал, не вспыхивали ссоры по углам, но Владя видел, как ходят озабоченные парни, настороженно посматривая по сторонам, о чем-то деловито переговариваются, длинными взглядами простреливают зал, выискивая в толпе своих, идут к ним, серьезно толкуют…

Кто, с кем и почему собирался драться, неизвестно, да и неважно. Для Влади главное было – избежать этого. Он не трус, но сегодня познакомился с замечательной девушкой. Совсем юная, учится в каком-то ПТУ, веселая, простая, немного дурашливая. И видно, что легкая на отношения. Владя уже во втором танце вплотную прижал ее, тонкую, к себе, и она ничуть не смутилась. На ней был пушистый мягкий свитерок, надетый, как вскоре выяснил Владя, прямо на тело. И вот его горячая рука уже залезла под кофточку, поглаживает спину, добирается до лопаток, обнаруживает, что нет там никакой лямочки, значит, на девушке, кроме свитерка, вообще ничего нет. От этого Владя совсем теряет голову и целует ее – нежно, осторожно, бережно, при этом чуть-чуть, совсем крошечно прикоснувшись языком, давая понять, что умеет больше, но не спешит. Потом откидывает голову, улыбается своей обаятельной доброй, слегка снисходительной улыбкой, смотрит на нее взглядом неотвратимого победителя. Некоторые, бывает, теряются от такого взгляда, но пэтэушница молодец, одобрительно усмехается и покачивает головой, будто говоря: «Надо же, какой ты нахальный, ладно, ладно, посмотрим…»

Теперь уже обе руки Влади под свитерком, время от времени сжимают ее талию сильно, но не больно, чтобы ясно было – это от восхищения и от жажды. А ее руки у него на плечах – и вот она прикасается пальцами к его шее под ухом и начинает ритмично поглаживать. Оба молчат и глядят в сторону, как бы и не зная, что происходит. Получается игра в два существования, одно для всех, другое друг для друга. Так тайные влюбленные, сидя за столом в компании, участвуют в общении, беседуют, едят, а сами в это время невидимо соприкасаются ногами, ведут двойную жизнь, ничем себя не выдавая, только странные улыбки промелькивают, часто не идущие к теме разговора.

Тут важно не спугнуть, не увести девушку слишком рано. Да, она охотно пошла навстречу, ведет себя смело, но Владя человек опытный, он знает, что это может ничего не значить. Не исключено, что девушка любит динамить, – раздразнить и ускользнуть. Поэтому надо закрепить успех и заодно проверить ее готовность к согласию. Владя решает поцеловать девушку уже основательно, со всем своим мастерством.

Целует. Девушка подается вперед, хотя и податься-то уже вроде бы некуда, ее ноготки впиваются в кожу шеи. Больно и приятно.

В азарте поцелуя даже стукнулись зубами и оба прыснули смехом.

Значит, они уже заодно. Сговорились, не сказав ни слова.

– Пойдем, – шепчет на ухо Владя.

Она не спрашивает куда, Владя берет ее за руку и ведет через толпу к выходу.

Но поздно, там уже началось. На площади перед ДК кто-то с кем-то бьется, а на крыльце у дверей сгрудилась кодла человек в двадцать, встречают всех выходящих, девушек отталкивают, а парней бьют по морде. Кто-то отвечает, начинается потасовка с быстрым поражением ответившего, кто-то молча принимает плюху и удаляется. Владя не собирался драться, но и по морде получать не хотел.

Он вернулся в зал, повел девушку мимо туалетов в коридор. В конце его было окно без решетки снаружи, но с замком на ручках. Замок, однако, открывался простым отжатием дужки – секрет для посвященных. Владя снял замок, открыл окно, вылез, помог девушке. Она упала в его руки. Долго стояли и целовались. Потом пошли вдоль стены, свернули, а навстречу – разгоряченная группа парней и подростков, человек десять.

– Я же говорил! – закричал кто-то маленький детским голосом, тыча пальцем. – Они оттуда сбегают!

– Так. Баба твоя пусть идет, а с тобой поговорим, – распорядился некто широкий, коренастый.

Владя быстро оглядел их. Заметил у одного арматурный прут, у другого палку от штакетника, а у третьего в руке со спущенным рукавом что-то блеснуло, то ли кастет, то ли нож.

– Мужики, вы чего? Я же свой! – сказал он.

– Да? Кто-нибудь его знает? – спросил коренастый.

Все молчали.

– Ты еще и врешь! – обвинил коренастый. – Тогда плати. Деньги есть? Вывернул карманы быстро!

Владя колебался. Вывернуть карманы – опозориться и потерять девушку, с которой наверняка было бы очень хорошо. Ввязаться в драку – потерять здоровье, а то и жизнь.

И тут он услышал громкий крик.

Девушка метнулась к стене, где лежали обрезки ржавых водопроводных труб (ДК недавно ремонтировали), схватила один, метра в полтора длиной, начала размахивать, при этом чуть не задела Владю, и завопила голосом отчаянной пацанки:

– Щас всех расфигачу на фиг, отошли, а то бошки проломлю!

– Тормозни свою дуру, хуже будет! – заорал коренастый, отступая.

– Я щас тормозну кого-то! – закричала девушка.

И зацепила концом трубы плечо маленького, тот заверещал, схватился за плечо и побежал прочь. За ним, натыкаясь друга на друга, ломанулись и остальные, крича: «Дура! Психушка! Чеканутая!» От парня убегать стыдно, а от девушки, да еще чеканутой, – позора нет.

Она бросила трубу и рассмеялась. Владя подошел к ней, чтобы поцеловать, но не поцеловал. Ему почему-то расхотелось вести ее туда, куда намеревался, – к другу-студенту, снимавшему крошечную двухкомнатную квартирку в старинном доме; квартирка странная: под крышей, практически на чердаке, друг называл ее мансардой. Настрой изменился, при этом девушка не разонравилась, но…

И через много лет Владя не мог объяснить, что с ним случилось. Он предложил девушке еще потанцевать, влезли обратно, танцевали, потом он сказал, что отлучится на пару минут – как бы в туалет.

И ушел домой.

Конечно, на другой день жалел о своей глупости.

Шло время, он забыл имена и лица многих, с кем танцевал, кого целовал и водил к другу в мансарду, а эту девушку, эту обычную пэтэушницу, которой он даже имени не успел узнать, – помнит.

У известного актера Глеба Демьянова образовалось четыре свободных дня между съемками, и он не знал, куда их девать. Хотелось тишины, покоя, но не дома, в московской квартире, где все напоминало о недавней семейной жизни, печально закончившейся, как и два предыдущих брака. Дома будешь валяться и смотреть все подряд по телевизору, на второй день позвонишь кому-нибудь из друзей или подруг, приедут, и пойдет карусель – разговоры, откровения, выпивка. Если подруга, то, конечно, дела постельные. Среди ночи сорвешься – в клуб, в музыку, в веселье до утра. На другой день опохмелка, выпроваживание друга или подруги, мрачное питье в одиночку, звонки бывшим женам с признаниями в неугасшей любви и сожалениями, что все так получилось. И к началу следующих съемок, где понадобится таскать на себе древнерусские военные доспехи и размахивать мечом, будешь нездоровым, тяжелым, мутным. Все-таки не тридцать лет и даже не сорок, под пятьдесят уже, хотя подтянут и моложав на зависть многим.