Он вспомнил. И тут же изменился, широко заулыбался, развел руками:
– Да, вот так вот оно… Я, конечно, это самое… Увлекся… Но устал, если честно, сколько строят, столько и ругаюсь со всеми… Ну, как вы, как жизнь?
– Лучше всех, ты же видишь.
Даша стояла на широком подоконнике в грязном синем халате, голова в косынке, на ногах резиновые сапоги – самая удобная обувь для подобной работы, в руках губка и щетка.
– Да, в самом деле, – хмыкнул Вася и подал ей руку, чтобы помочь спуститься.
Но, когда подавал, чуть замешкался. Всего на долю секунды – глянул на чистую, полную свою руку с массивным перстнем на пальце, на край рукава белой рубашки, выглядывавший из-под темно-синей, с отливом, дорогой материи пиджака. Даша это заметила и спрыгнула сама – вполне легко для своих лет. Она вообще чувствовала себя телом намного моложе, чем душой (у большинства обычно наоборот); когда пришлось пару лет назад поработать в кондитерской на продаже пирожных и всякой сладкой выпечки, отстаивала двенадцатичасовые смены без чрезвычайных усилий, в то время как ее двадцатилетние подружки ныли, стонали и после двух-трех месяцев увольнялись, говоря, что это каторга. Даша работала бы и дальше, но вернулся хозяин, бывший в долгой отлучке, узнал, сколько ей лет, и поспешил распрощаться.
– Значит, так? – неопределенно спросил Вася.
– Да, вот так. Странно, что ничего о тебе не слышала, а ты большой человек, если такой дом построил.
– Ну, есть и побольше меня. И я в особой сфере обретаюсь, там не очень-то светятся.
– Не бандит, надеюсь?
Вася засмеялся. Бог ты мой, подумала Даша, сколько лет прошло, а смех такой же – тонкий и с привизгами, подростковый.
– Нет, все легально, но… Не для широкой публики.
– Ладно, темни. Мне без разницы на самом деле.
– Действительно, человек не только работой определяется, а… – Вася запнулся, ища, чем еще определяется человек. И не нашел.
Помолчали. Вася явно не хотел ни о чем расспрашивать, опасаясь узнать о жизни этой женщины что-нибудь неприятное. Даша спросила сама:
– У тебя, как я поняла, ребенок маленький? Вторая семья?
– Вторая, да… – Вася словно извинялся, что у него вторая семья, огромный дом, что он очень обеспечен и, судя по виду, вполне здоров.
А еще, наверное, он боялся, что женщина захочет встретиться с ним в другом месте, вспомнить прошлое, давно забытое, поэтому глянул на часы в золотом ободке, с тремя маленькими циферблатами внутри основного, и озабоченно сказал:
– Рад был увидеть, но… Вы же еще будете работать тут? Как-нибудь загляну, поговорим.
И пошел из комнаты.
И надо было отпустить его с миром, но Даше почему-то стало очень обидно, она сказала:
– А у меня от тебя ребенок был.
Вася остановился. Стоя боком, спросил:
– То есть? Что значит – был?
– Аборт я делала.
– Именно от меня?
– Да.
– Ну… Молодость, грехи… Не понял, у тебя какие-то претензии?
– Конечно, нет, о чем ты?
– А зачем тогда говорить? Я был сопляк, дурак, ты, кстати, старше была и могла бы головой думать. Все на равных! А то привыкли на мужиков валить все… – фраза повисла, явно не хватало привычного матерного окончания. И Даша сама его подхватила, произнесла слово громко и четко.
– Что? – не понял Вася.
– Ты хотел это сказать. По губам видела. Но удержался. И на том спасибо.
– Даша, ты… Ты зря…
Он вдруг подошел, взял ее за плечи, не боясь испачкаться.
– Я сейчас все вспомнил. Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Ты меня другим человеком сделала. Я был закомплексованный весь, был какой-то… Не верил в себя.
– Да брось. А Лера, учительница, а другие?
– Они со мной баловались, как со щенком. А ты… Не знаю даже, как объяснить…
– Я поняла.
– Вот. А потом уехала неожиданно. Меня отец в город тогда посылал, я вернулся, а тебя нет. Потом узнал, что он тебя… Я поругался с ним сильно…
– Мог бы найти, если бы хотел.
– Мог бы, но… Школу надо было заканчивать… Сама понимаешь.
– Понимаю. Все нормально, Вася.
Вася смотрел на нее, улыбался. Запоздало удивился:
– А тебе сколько лет, извини? Ты же старше меня, значит…
– Да. Вслух не надо.
– Нет, но выглядишь… Максимум на пять- десят.
– Вот не знала, что выглядеть на пятьдесят – комплимент.
– В самом деле… Я просто… Разволновался, говорю чушь. Слушай, запиши мой телефон, давай встретимся. Хорошо? Все-таки не хвост собачий, лучшие дни моей жизни.
– Правда?
– Правда.
– Ну и все, и больше ничего не надо. Иди, Вася, тебе пора.
Через два дня, вечером, услышав все это, подруга Оксана сказала:
– Соврал он. Они все так говорят: лучшие дни, ты была лучшая, бла-бла-бла! Если лучшая, почему бросил?
– Он не бросал. Он тогда жизнь еще толком не начал. Я сама.
– Как это сама? Тебя его отец прогнал, забыла?
– Я не в обиде. Я понимала, что у нас ничего не будет.
– Ты себя не уважаешь и не любишь, Даша! Поэтому, прости, никто тебе правды не скажет, а я скажу, поэтому ты себя и загубила!
Оксана могла так говорить и по праву дружбы, и по праву своего положения: она многого добилась, в девяностые из челночницы превратилась во владелицу нескольких магазинов, два раза была замужем за достойными людьми, и оба раза удачно, просто первый муж умер от тяжелой болезни, потом она двинулась во власть, справедливо полагая, что это более надежный бизнес, чем торговля, до недавнего времени занимала высокий пост в областной администрации и с почетом ушла на заслуженный отдых, у нее двое сыновей, внуки и внучки, прекрасная квартира в центре, где все до мелочей продумано – лучшие дизайнеры города старались. Подруги сидели в столовой за большим овальным столом со столешницей из инкрустированного дерева, пили из антикварных фарфоровых чашек чудесный чай янтарного цвета, добавив туда немного рома, уютно пощелкивал – как бы дровами – электрический 3D-камин, с двух шагов не отличишь от настоящего, а тепло от него всамделишное, и даже запах натуральный, специальная отдушка, со скромным хвастовством объясняла Оксана.
– Почему загубила, Оксан? – успокаивала по- другу Даша. – Ну да, детей нет, печально, но… Странная мысль – зато умирать не жалко. Некого терять, понимаешь?
– Тоже верно. Мне вот заранее жаль мужиков своих, плакать будут по мамке. Из-за них и живу.
– Что ты говоришь? – встревожилась Даша. – Что за мысли у тебя?
– Да так. Пенсионное. Всегда была всем нужна, а сейчас… Ладно, это неинтересно. Просто жутко бывает, я вот недавно проснулась, не поверишь от чего.
– Ну-ка?
– Сон приснился эротический. И – оргазм во сне. Да такой яркий, Даш, с ума сойти. У меня такого даже в молодости не было. Не оргазма, а – чтобы во сне. Вот открытие в шестьдесят с лишним, да? И о вас с этим Васей вспомнила сейчас, и тоже…
– Оргазм?
– Да иди ты. Нет, просто так как-то свежо обидно стало. Будто вчера.
– На что обидно?
– На тебя, конечно. Я в этого Васю влюбилась сразу. В один момент. Прямо смертельно. Ты с ним вечером уходишь, а я в подушку утыкаюсь, будто сплю, и даже не реву, чтобы никто не услышал, а просто вытекаю вся слезами. Терзала себя, представляла, как вы… Такие красивые, такие… Вас прямо будто природа друг для друга сделала. Я с ума сходила, себя представляла вместо тебя, не себя в своем теле, со своим лицом, а будто именно была тобой. А потом понимаю, что тобой никогда не буду, и опять реву. И потом, то есть уже через много лет, тоже представляла часто и тебя, и его. С другими мужчинами была, а представляла его. Кстати, пересеклись один раз лет через двадцать – двадцать пять, но это уже не то было, он как-то быстро постервел, вышел из формы. И я этому даже порадовалась. А еще всегда радовалась, сука подлая, что у меня так хорошо жизнь сложилась, а у тебя не очень. Вот такая я тварь, Дашка. Всю жизнь эту жабу в себе носила. А ведь надо тебя благодарить, ты мне тогда будто пинка дала на всю жизнь. Я решила: умру, но докажу, что я лучше! Я этим будто мстила тебе.