Подлинным служителям Единого Истинного Бога – что в ветхозаветные, что в новозаветные времена – всегда было чуждо языческое преклонение перед «родимой земелькой» и «могилками родных» (действительно, не безумна ли сама идея, будто живой человек должен строить свою жизнь в зависимости от местонахождения мертвого тела, если мы верим, что сам умерший – его душа, его личность – пребывает не в могиле, а в Отечестве Небесном?). Конечно, они, как и любой человек, были привязаны к тем местам, где родились и выросли, – но в то же время были готовы в любой момент оставить все это, если потребуется. Они знали, что подлинное следование воле Божией состоит не в том, чтобы по-язычески цепляться за «мать сыру землю», а в том, чтобы служить Господу и ближним там, где Ему будет угодно. И потому они без колебаний отправлялись в чужие земли, к чужим народам, следовали за своей паствой в изгнание – и совершали именем Господним великие дела, творили чудеса и достигали подлинной святости.
Замечательным примером такой «странствующей святости» стал и святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский. Отпрыск знатного сербского рода, появившийся на свет и выросший на Украине, под Харьковом, он стал священником (а впоследствии и епископом) Русской Православной Церкви. После октябрьского переворота 1917 года ему пришлось покинуть страну, где он родился, и переселиться в край своих предков – Сербию, а оттуда – сначала в далекий Китай, где он и получил свою первую епископскую кафедру, затем – во Францию, из Франции – в США, где после многих лет служения Церкви он и скончался… Пожалуй, по житию святителя Иоанна можно было бы изучать географию. Поговорка «Где родился, там и пригодился» к нему никак не применима; впрочем, и предки святителя, переселившиеся некогда из Сербии в Российскую империю, вряд ли руководствовались ею в своей жизни.
Святитель Иоанн вел жизнь крайне аскетическую: ел один раз в день, спал на стуле два-три часа в сутки, ходил круглый год в сандалиях, а когда видел босых нуждающихся, то отдавал сандалии им и ходил босиком по Парижу и другим городам. В Брюсселе он жил в крошечной комнатке под колокольней. Отыскивал нищих детей и приводил их в организованный им приют. Как-то за бутылку водки в Шанхае выменял у пьяного нищего китайца девочку нескольких месяцев, которую тот шел выкидывать на помойку, и отдал ее в свой приют. Он сумел переселить в США несколько тысяч русских эмигрантов, ютившихся после победы коммунизма в Китае на островке в Филиппинском архипелаге, страдавшем от цунами. При пребывании там русских, окормляемых Владыкой Иоанном, на лагерь не обрушилось ни одного урагана, но как только последние группы эмигрантов покинули остров и переселелись в Америку, ураган тотчас уничтожил пустой лагерь. Такова была сила молитвы и праведности этого святого наших дней! И подобных случаев из жизния святителя можно было рассказать немало.
А вот как смотрел на странствия и переселения сам святитель Иоанн – в полном соответствии с православным святоотеческим учением. Пожалуй, такие слова мог бы сказать и его великий тезка, святитель Иоанн Златоуст, доведись ему жить в наше время:
«Мир земной есть дорога, а не жилище. Человечество не найдет себе в этом мире рая – без Креста. То, о чем мечтают ложные материалистические учители человеческие, – невозможно. Человек никогда не построит себе радостного дома в мире, где царствует грех, болезнь и смерть. Человек всегда будет бездомен в этом мире. И это благо. Страдание его кратко, а радость может быть вечной. И никакой человек не воплотит до конца идеала своей Родины на этой земле, потому что высшая и вечная Родина каждого человека есть мир правды Христовой.
Земля есть только путь людей, только станция в человеческой судьбе. Человека ждет бессмертная жизнь. Как бы долго ни останавливался он на земле и какие бы “высотные” здания он ни строил на земной скорлупке, она не перестанет быть лишь хрупкой скорлупкой над огненным океаном. И человеку предлежит отправляться далее в путь…»
Конечно, все это вовсе не значит, что святитель Иоанн вовсе не любил ни Россию, ни Сербию. Нет, он искренне любил и эти страны, и оба родных ему народа – просто не ставил эту обычную и естественную человеческую привязанность во главу угла своей жизни, не ставил ее выше любви к Богу и не делал ее главным и единственным содержанием собственного бытия. А потому, хотя революционные события в России, разрушение страны и страдания ее народа были для святителя большим горем – тем более что и паства его почти полностью состояла из тех, кто непосредственно пострадал от революции, – в то же время невозможность жить в России и крушение надежд на скорое свержение большевизма не стали для него, как для многих русских эмигрантов, «концом всего», обессмысливанием жизни. Потому что, несмотря на искреннюю любовь к родной стране, главной ценностью для святителя Иоанна, основной целью и средоточием всего его бытия была не привязанность к земной отчизне, а стремление в Отечество Небесное, любовь к Богу и служение прежде всего Ему. Страдания земной родины, разлука с ней были страданиями и для святителя Иоанна – но эти страдания он воспринимал как испытания, призванные закалить, укрепить его веру в Господа и упование на Него Одного.
«Веровать в Бога только при условии жизненных удобств и радостей или среди только тяжких обстоятельств и небесных громов – это еще несовершенная вера, – говорил об этом сам святитель. – Надо видеть Божественную заботу о нашей бессмертной душе – и в радостях, и в трудностях жизни. Веровать в Бога – это значит во всем и всегда признавать силу, власть и мудрость верховного Хозяина жизни, проводящего нас чрез мир, как чрез больницу и школу, для исцеления, научения, умудрения и спасения нашей бессмертной души… Творец учит нас и радостью жизни, и ее трудностью: трудностью жизни смягчает нашу эгоистическую волю и светлым утешением вдохновляет нас на борьбу за правду, справедливость, за мир и высшую жизнь».
Впрочем, судьбы России и русского народа, будущее страдающей родины продолжали волновать святителя Иоанна. Он много размышлял о причинах революционной трагедии, о том, что и как может и должен делать теперь русский народ для собственного спасения и избавления своей родной страны, – и выводы, к которым приходил этот духовно мудрый и опытный пастырь, прямо противоречили тому, что утверждали в те годы многие русские эмигранты. В отличие от этих людей святитель Иоанн не считал, будто русский народ пал безвинной жертвой происков неких «заговорщиков», внешних «врагов России и Православия»; причиной революционных событий в России и последовавших за этим страшных бедствий святитель считал прежде всего грехи самого русского народа, его отступление от Бога, Которого он исповедовал на словах, но Чьи заповеди уже давно забыл и попрал. И русская белая эмиграция, нередко воспринимавшая себя едва ли не как сообщество святых мучеников, «последний оплот Святой Руси», также в полной мере, по мнению владыки Иоанна, разделяла эти грехи и ответственность народа за гибель родины.
«Значительная часть выехавших русских за границу, – писал святитель, – принадлежит к тому интеллигентному классу, который в последнее время жил идеями Запада. Принадлежа к числу чад Православной Церкви, исповедуя себя православными, люди того круга в своем миросозерцании значительно уклонились от Православия. Главным грехом людей того класса было то, что они не свои убеждения и уклад жизни строили на учении Православной веры, а старались правила и учение Православной Церкви согласовать со своими привычками и желаниями. Посему, с одной стороны, они весьма мало интересовались сущностью Православного учения, часто даже считая догматическое учение Церкви совершенно несущественным; с другой стороны, они исполняли требования и обряды Православной Церкви, но лишь постольку, поскольку это не мешало их больше европейскому, чем русскому укладу жизни. Отсюда пренебрежительное отношение к постам, посещение храмов лишь на короткое время, да и то для удовлетворения больше эстетического, чем религиозного чувства, и полное непонимание религии как главной основы духовной жизни человека. Многие, конечно, внутренне были настроены иначе, но выявить это вовне, в жизни, не у многих хватало силы духа и уменья». Поэтому, по его словам, «нашедшее на Россию бедствие является прямым последствием тяжких грехов и возрождение ее возможно лишь после очищения от них».
