– У нее нет руки или ноги?

– Нет, у нее все на месте.

– Она горбатая?

– Нет, она не горбатая. У нее есть все, чтобы нормально жить. Это больше моральная дилемма.

– Тогда там ерундовая какая-нибудь проблема.

– Нет, у нее важная проблема, очень важная.

– Но это физический недостаток?

– Ну…да.

Из разговоров с читателями.

Темно, и пот неприятно скользит по коже. Знакомый темный коридор, с липкими и, кажется, шелестящими стенами. Почему-то надо идти по нему, и я иду. Сворачиваю, и тут же запах чужого пота резко бьет по обонянию, кто-то гладит пышную грудь, шершавые руки скользят по внутренней стороне бедра…

В холодном поту открываю глаза. Мне снова приснилось, что я женщина. Я даже никогда не знаю, нравится ли мне сам процесс близости в этом кошмаре.

Мне 29 лет, я работаю аналитиком, иногда пишу статьи в газеты и журналы.

Сейчас я смотрю на будильник. Он был заведен на восемь, сейчас половина десятого, но он и не думал звенеть. Конечно, все вещи в доме сами принимают решения, независимые ни от чего, даже от их прямых обязанностей.

Я живу в деревянном доме, недалеко от города, вроде, мне полагается жить в городе, в небольшой квартире на высоком этаже, и только после издания этой книги, мне полагается переехать в дом на земле и до глубокой старости рассуждать о написанном, цитировать фразы, строить проекты, которым вряд ли суждено исполниться, и иронизировать над всем из-за скуки. Дом мне остался от бабушки, и мне показалось хорошей идеей сразу переехать туда. Что я незамедлительно и сделал.

Я просыпаюсь рано утром, иногда совесть заставляет делать меня гимнастику или зарядку. Так до сих пор и не могу понять между ними разницу, а никто, даже знакомые инструкторы из гимнастических залов не смогли мне объяснить ее. Потом, я умываюсь, в этом нет ничего интересного, но было непоследовательно написать, что я потом завтракаю. Обязательно бы нашелся какой-нибудь придирчивый читатель или подросток в хорошем настроении, читающий эту книгу с приятелем и придирающийся ко всему, и чем больше и остроумнее удастся найти ошибок, тем выше поднимется его авторитет. Да и у меня было такое же в детстве. Мне удавалось посмеяться над любым произведением, будь то газета, или книга, даже обращение к детям в Библии мне казалось очень смешным. Ну что ж, если эта книга принесет кому-то дополнительную пользу, кроме понятия основной идеи, это только наполнит радостью мое сердце.

Так вот, я одеваюсь, завтракаю…нет, я, как и большинство людей, не завтракаю. Особенно, если встаю рано. И только потом готовлюсь принимать новый день.

Я смотрю в окно или гуляю по нашей улице. Зимой, как и в любой деревне, у нас красиво и снежно, если идет снег хлопьями, то невольно вспоминаются все сказки, рассказанные в детстве и еще раньше. То ли ветром и деревьями, то ли облаками, потому что сейчас все реже и реже попадаются нормальные бабушки, которые читают внукам сказки. В основном, романтичные дети читают их сами, и уже в достаточно взрослом возрасте, но почему-то это все уже кажется им знакомым и где-то услышанным. Большую часть весны у нас на улице слякотно, снег мешается с водой, и картина предстает взгляду весьма удручающая. Зато летом, или совсем поздней весной, когда по всей улице цветут деревья и музыка пчел медовой мелодией льется повсюду, у нас очень красиво. Осень… наверное, полагается писать про осень о том, как она разноцветна в своем золотистом проявлении, но у меня она вызывает только чувство уныния и конца чего-то яркого. Возможно, виноват климат. Может быть, осень на тропических островах не вызывала бы такого уныния. В общем, про красоту осени написано столько, и без меня. Каждый автор, поэт, или просто тонко чувствующий человек, отдают дань осени, стеснительно благодаря ее за изобилие, урожай, за то, что они не умрут зимой. Неизжитое язычество.

На нашей улице живут только ровесники моей бабушки. Это вечно занятые трудом старушки, словно бы стесняющиеся того, что они живут в деревне. И добрые бездомные собаки, но, как водится, в деревнях их немного. Злые собаки только во дворах. Я думаю, это потому что, бездомные рассказывают им о том, как хорошо им на воле. Ведь в деревне питание домашних и бездомных собак не очень отличается.

Почему-то только в деревнях замурзанные дети. Веселые, но чумазые. Это мне довелось видеть во всех деревнях, которые мне попадались на пути.

Рядом, конечно, лес, добрый и знакомый с детства. Там всегда растет крупная земляника.

Хотя…вы никогда не замечали, что самая крупная земляника на кладбищах? Вас никогда взрослые не одергивали, шипя что-то невнятное, так и не трудясь пояснить, почему нельзя и для кого она там растет? Поверьте мне, она на вкус точно такая же, как и в любом другом месте, только крупнее, говорю об этом, потому что могу с уверенностью утверждать, что и, став взрослым, вы никогда ее там не рвали. А если, среди читателей и найдется такой, да еще и считающий это вполне обычным действием, то признайтесь, знакомые считают вас немного странным.

Итак, я гуляю по нашей улице до опушки леса, где школьный двор соседствует с огородами. Сейчас там начинают строить дома, зряшное дело, по моему мнению, но люди, уставшие от пустоты духа внутри, приехавшие сюда, так не считают. У деревни есть легенда. Довольно опасная и настораживающая. Но ее уже мало кто помнит, и почти никого она не интересует. А она продолжает действовать и будет действовать, потому что никто не знает, как ее нейтрализовать. Я еще скажу о ней, немного позже.

Так как мое детство прошло тут, я знаю особо сказочные места в лесу, совсем рядом с опушкой, но скрытые от незнакомого глаза. Я часто сижу на излюбленном склоне и читаю, или рисую, к чему у меня нет почти никаких способностей. Зато я могу рассказать про любую вещь историю в любом жанре. Правда, мне почему-то лень заниматься такой объемной работой, но иногда я получаю удовольствие от таких историй, когда рассказываю их кому-то. Мне даже хотелось иметь одно время младшую сестру или брата, чтоб иметь рядом свободные уши, на которые можно бы было выливать все свои литературные изыски. К счастью, родители оставили это мое желание только на стадии предложения. Понятия не имею, что бы было, удайся мне их убедить в необходимости этого мероприятия. Отсутствие свободных ушей и подвигло меня на записывание своих идей. Так начался мой литературный рост.

Вот там, в скрытом от глаз месте, мне и повстречалась Она. Ослепительная и прекрасная. Женщина. Не фальшивая манерная самка. Не кокетливая, хитрая особь женского рода, коих принято считать почему-то настоящими женщинами. Я просто смеюсь, когда слышу подобное. Можно назвать самку женщиной, боясь обидеть глупое существо, но никогда, ни за что нельзя их спутать, особенно если вы знакомы с женщиной. Впрочем, мало у кого из вас, читатель, найдется хотя бы пара знакомых женщин. Часто стервами называют капризных истеричек. Но те, кто, действительно, стервы, почти всегда женщины. И уж совсем мало кто помнит, что стерва – это сдохшая корова, а вовсе не капризная, уверенная в себе женщина. Так же мало кто знает, что уродинами давным-давно называли красавиц.

Итак, Она сидела, грустно и задумчиво смотрела перед собой. Только взглянув на Нее, становилось понятно, что в ее положении почти невозможно не грустить. Мне стало жаль ее. Но в тот момент, я ничего не мог сделать, чтоб помочь Ей. Хотя Ее образ врезался глубоко мне в память. По-другому и быть не могло. Она увидела меня, и ей стало неловко. Потому что такие прекрасные создания, как Она, не любят когда их застают в такие моменты. А Ее глубокие глаза уже наполнялись слезами. Моя улыбка тоже была слабым утешением. Она сидела достаточно далеко от меня, поэтому ничего Ее не удерживало, чтоб встать и уйти. Что Она и сделала. А у меня оставалось еще много страниц интересной книги.

***

Я встаю рано, не знаю, что это может быть, надежда на чудо, страх проспать что-то, что сможет изменить всю мою жизнь разом. Я нежусь несколько минут в постели, прежде чем встать, и слушаю щебетанье птиц за окном. К счастью, окно моей комнаты выходит в сад, который все в этой деревне называют огородом. Все сады тут называют огородами…