Как бы там ни было, мы могли посидеть и спокойно поговорить. Рассказала о своем докладе, о тезисах. Веня сначала не мог понять, в чем «фишка», хмурился, но потом просиял.

– Понятно, а то термин какой-то громоздкий – «опосредствованное заимствование». Без бутылки и не поймешь. Хотя для научной работы вполне годится. Как я понимаю, это значит, один автор кое-что берет у другого, не догадываясь, что тот тоже умыкнул это у предшественника.

– Ну примерно так, хотя и не так грубо.

Вене только дай тему для разговора, сразу же разовьет и часто совсем в неожиданную сторону.

– Но это же вполне нормально у литераторов. Достаточно что-нибудь изменить: наряды, транспорт, эпоху. Возьми, например, детективы. Какой ни посмотри из современных, обязательно найдешь перепевы из Агаты Кристи. Новые любовные сюжеты вообще наперечет. Что ни напиши – будет повторением одной из ранних итальянских новелл. Даже если начнешь сочинять про взаимоотношения трех голубых профессоров изящной словесности из Йельского университета, окажется, что герои только поменяли маски и антураж. То же самое найдешь в какой-нибудь новелле с влюбленными и хитрым монахом или простофилей мужем и богатым сеньором, покушающимся на честь его любвеобильной жены. Однако литературовед будет искать аналог существенно ближе, забывая, что его аналог сам взят из французской литературы, заимствованный, в свою очередь, у итальянцев.

Я даже растерялась. Нужно будет все это осмыслить. Но он уже перескочил на другое:

– А как у тебя с личной жизнью?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, когда я у тебя на свадьбе смогу крикнуть «горько»?

– Не дождешься.

– Почему? Молодая, симпатичная, самостоятельная. Находка для толкового мужика.

– Пусть так, но где я его найду такого толкового?

– Да, кстати, Степан вернулся в Свердловск.

– Ну и что? Меня это, собственно, не интересует.

– Не свисти. Я тебя хорошо знаю. Ему предложили должность директора филиала института, где он раньше работал, до Москвы. Он бы не уехал, но жена настояла. Надоело ей жить на съемных квартирах, а там горисполком дал трехкомнатную квартиру почти в центре города.

Кофе мы уже давно допили, разговор о Степане мне не только неинтересен, но и неприятен. Мы дошли до метро и распрощались. Но остался какой-то осадок от разговора. Осадок, касающийся моей научной работы. Насколько прав Валентин Павлович? Действительно ли это научная работа? Может быть, я потрачу несколько лет, может быть, даже защищу диссертацию, мало ли что проходит, а Валентин Павлович своим авторитетом протащит через защиту любую кандидатскую диссертацию ученика. Но потом мне станет ясно, что я говорила и доказывала тривиальные вещи. Стало же Вене все понятно после нескольких моих слов. И что даст мне кандидатская диссертация в этом меняющимся на глазах мире? Возможность преподавать? А хочу ли я втолковывать студентам что-то из изящной словесности? Настроение было испорчено.

Дома приготовила ужин, ведь у Вали практически ничего не ела. С кем еще посоветоваться? Кто может сказать что-то дельное? Решила созвониться с Мариной Сергеевной. Мы давно не виделись и даже не разговаривали по телефону. Но она сразу узнала мой голос.

– Оля, это ты? Что-то случилось?

– Нет, Марина, вдруг вспомнила, что давно не звонила. Хотя вру, извини. Я хотела бы с тобой поговорить, посоветоваться.

– Что-то на личном фронте?

– Нет, на личном давно никаких событий нет. Хотела поговорить о своей работе. Меня подталкивают работать над диссертацией, а у меня сомнения.

– Интересно, давно ты наукой занялась? Я же тебя сто лет не видела, совсем не в курсе. Ладно. Завтра у меня день довольно загружен, две лекции, а потом с мужем идем к его приятелю на день рождения. А вот послезавтра, в пятницу, давай встретимся. Хорошо бы утром. У меня занятий нет, а муж на работе, никто не помешает.

– Тебя поздравить можно? Давно замуж вышла? Ты же все сомневалась.

– Да с год уже живем вместе, а женились летом.

– Поздравляю, от всей души. Это просто здорово. Хорошо, я в пятницу часов в девять утра приеду. Нормально?

– Да, конечно, приезжай. Попьем кофе, поболтаем, ты расскажешь все.

Можно еще посоветоваться с Аллой из Абрамцева. Но у меня не было ее домашнего телефона, а рабочий день уже окончился. Мне не сиделось на одном месте, и я позвонила Валентину Павловичу. Он не стал расспрашивать что да как, просто сказал:

– Приезжай ко мне на Плющиху завтра после обеда, часикам к пяти. Я уже встану в это время.

– Спасибо, буду к пяти.

Я знала, что после обеда он обязательно отдыхает. Все, больше советоваться не с кем. Не с Тихоном Сергеевичем же советоваться, не в его интересах терять нужную сотрудницу. А больше и нет никого.

На следующий день в пять была на Плющихе у Валентина Павловича. Он провел на кухню, пили чай с плюшками. Пожаловался:

– Вот, живу один, спасибо, племянница жены немного помогает по хозяйству, готовит мне. Но ей тяжело, наверное, придется пригласить кого-то пожить у меня.

Рассказала о разговоре с Веней. Поделилась своими сомнениями. Он недолго думал, был категоричен.

– Давай все рассмотрим по порядку.

Первое. Да, сюжеты в какой-то мере повторяются авторами. Но ведь создаются совершенно разные тексты. Даже если описываемые ситуации похожи, то соль не в этом, а в том, как это подано, какими словами, каков общий фон. Можно ситуацию описать двадцатью – тридцатью словами, и иногда это трудно, но интересно. А можно написать повесть или роман, и это тоже будет интересно, или, наоборот, скучно.

Сравни, Викентий написал на своей картине не просто тебя, а свою мечту, свою музу. Но можно взять твою фотографию в такой же позе и повторить ее с детальной точностью красками на холсте. Может быть, это тоже будет искусство, но совсем другое. Еще более грубое сравнение. Тысячи художников рисовали портрет женщины. Сравни Джоконду и кустодиевскую купчиху. Женщины разные, но это женщины, а не слоны или пушки. Можно сказать, что они воруют сюжет друг у друга. Но кому интересно такое умозаключение? Вопрос не в том, что ты отмечаешь этот феномен. Вопрос в том, как ты это подаешь. И вот здесь пролегает тонкая грань между отчетом о проделанной работе по выявлению заимствований, пусть даже опосредствованных, и кандидатской диссертацией.

Второе. Пожалуйста, не замахивайся на ранних итальянцев, римлян, греков и прочих. У тебя тема: «Лермонтов и лермонтовские мотивы, опосредствованно заимствованные в литературе двадцатого века». Или что-то аналогичное. Над этим тоже нужно работать. Не распыляйся, ставь простую задачу. Возьмешь более широко – будет казаться, что это замах на докторскую тематику. Диссертационному совету такое не понравится.

Валентин Павлович расспрашивал и о работе, но почти сразу перескочил на свои проблемы:

– Вероятно, придется бросить даже чтение спецкурса, так как все тяжелее добираться до Моховой.

Опять журил меня за то, что пренебрегаю личной жизнью:

– Поверь, многое из того, что мы делаем в жизни, кажущееся нам важным и необходимым, через двадцать – тридцать лет оказывается бесполезным, а иногда и никчемным. Всегда нужно думать о том, что нам останется от нашей жизни. Я не говорю о материальном. Под восемьдесят лет совсем по-другому ценишь материальные блага. Впрочем, не буду забивать тебе голову моралью, продолжай делать ошибки в жизни, ведь это твои ошибки, и без них твоя жизнь будет пресной.

Мы еще немного поболтали на общие темы, и я откланялась.

На следующее утро отправилась к Марине. Я ее давно не видела и немного удивилась. Пополнела, похорошела, глаза спокойные, часто улыбается, правда, при этом у глаз появляются морщинки. Она обняла меня, усадила на кухне, сказала, что сейчас сделает кофе, и сразу же начала бомбардировать вопросами, практически не оставляя мне времени на ответы.

– Ну, выкладывай, что у тебя? Вы со Степаном так и не сошлись? Где ты сейчас работаешь? Почему вдруг занялась научной деятельностью?