Кассандра остановилась и с удивлением посмотрела на меня. Похоже, она не верила мне в чем-то.

— Напал друффало? Ты уверена? — с сомнением смотрела она на меня, а затем, отведя взгляд, продолжила. — То, что ты не привела животное, огорчает, но не играет большой роли.

Она была ко мне великодушна, определенно. Я ожидала, что она меня поругает или отчитает, но ничего этого не было.

— Да, напал. Я его ударила, чтобы он побежал, но это животное побежало на меня… И вот, я его убила. Если это незначительно, тогда не стоит это обсуждать. Так ты сейчас поставишь метки в определенных местах, и мы уйдем в Убежище? — спросила я, обрадовавшись. Я снова увижу Каллена и поговорю с ним… Да что это со мной? Почему мысли на поле боя о нём?

Кассандра изучала моё лицо, и, похоже, заметила этот мечтательный взгляд, потому как сказала следующее:

— Надеюсь, ты мечтаешь о продвижении Инквизиции, Матрель. Что касается друффало, ко всему прочему, он не нападает. Его можно хоть избить, он не нападает. Друффало сильные животные, у них есть рога, но соревнуются они только между собой, человека они не трогают. Вообще, они животные дружелюбные и я впервые слышу, чтобы они нападали. Ладно, а сейчас пошли ставить метки, — сказала она, и, не дожидаясь ответа, пошла к конюшне.

Мы возьмем лошадей и поедем ставить метки. Слова Кассандры меня насторожили. Друффало дружелюбные, а на меня он напал так, будто я враг всех живых существ. Может, оно так и есть? Ведь я хищник и ем таких, как этот друффало, правда, когда я его убивала, аппетита особо не было. Что ж заставило это создание на меня напасть?

========== В дипломатии мечом не махают ==========

В ставке командования мы, все пятеро, включая меня, стояли над картой и разговаривали о текущем задании.

Кассандра объясняла Каллену, что надо построить вышки, и тогда нам дадут лошадей и еду для беженцев. Лелиана послала своих агентов в Вал Руайо, и они будут встречать нас там. Жозефина просто стояла и слушала их, ведь тема особо не касалась её.

— Хорошо, Кассандра, я вышлю кого-нибудь поставить вышки. Что же, похоже, здесь мы добились того, чего хотели? — спрашивал мужчина, изучая карту, где было отмечено расположение будущих вышек.

— Совсем скоро нашей юной леди предстоит выбирать между храмовниками и магами. Ты уже определилась, на чью сторону стать? — вдруг вмешалась Жозефина. Она в военных делах плохо разбиралась, а вот общение — её работа.

Она так сильно выделяется из них всех. Сама ростом невысокая, в красивой одежде, да ещё с какой-то дощечкой, где прикреплена бумага, и выше - свеча и чернильница, в другой руке она держит перо.

Каллен посмотрел на меня, ожидая ответ. Вообще, он может попытаться уговаривать меня принять сторону храмовников. Когда дело касается моего личного мнения, то слушать кого-либо — опасно. Чужие высказывания могут сбить с толку, не дать родиться собственной мысли. Я не люблю, когда мнение навязывают, ибо тогда получается, что я приму чью-то сторону по чужому соображению, и это будет выгодней не мне, а тому, кто навязал мнение.

— Если честно, то нет. Я ещё думаю. Мне надо всё взвесить, но не сейчас. Я буду думать по ходу событий, оценивая каждого.

Я знала, что Каллен очень хочет, чтобы я поступила так, как он желает, однако, тогда я не буду называться самостоятельной, совсем.

Всё решив, советники разошлись. Кассандра сказала, что мы поедем в город сегодня вечером или завтра утром.

Разошлись все, кроме Каллена. Он не захотел уходить. Я посмотрела в его глаза и немного отвела взгляд. Что задумал этот мужчина?

— Матрель, тебе правда плохо после закрытие разрывов? Как ты думаешь, чем это вызвано? — он облокотился о стол и пронзительно посмотрел на меня. Интерес у него был скорее личный, ведь в его взгляде было столько беспокойства…

Я понимала, что Каллен спас меня, и этим самым наладил между нами что-то типа связи. Эта связь позволяла мне лучше угадывать его эмоции. Я подошла к карте и стала напротив советника. Близость с ним меня немного напрягала, хотя это чувство не было обосновано.

— По правде говоря, плохо. У меня начинает всё болеть, глаза нередко отказываются видеть. Это проходит, правда, до нормального состояния я лежу на земле и чуть ли не умираю. Я не знаю, как буду закрывать Брешь, но если со мной произойдет что-то страшное, то прошу тебя похоронить меня, как человека, а лучше принести обратно в храм и положить именно так, как я лежала. Ты это сделаешь? — спросила я без тени шуток.

Я должна учесть всё, что может со мной произойти. Я могу умереть во время закрытия, и, скорее всего, так и будет. Тело моё не должно валяться где-то под горой, будто труп бандита или собаки. Я бы предпочла, чтобы моё тело вернули туда, откуда его взяли и пусть я буду гнить там до скончания веков.

Лицо Резерфорда страдальчески исказилось, губы задрожали. Похоже, это был его кошмар — небольшое предположение, которое он яро отвергал. Но его надо принять, принять любую ситуацию во внимание. А иначе как?

Словно заметив, что выдал эмоции, мужчина отвернулся от меня. Он стыдился собственного беспокойства и страха.

Я понимала его в некотором смысле. Он был воином, а такие, как он, не должны показывать ни страха, ни волнения, ничего. Они должны каменной стеной стоять, что бы ни случилось. Я считаю, что лучше уж ненавидеть, чем совсем не проявлять эмоций.

Храмовник этот был достаточно живой, этим он ещё больше нравился мне. Но… Та печаль, что я видела у него на лице, тот страх, что застрял в глазах, не давали мне покоя.

— Каллен, с тобой всё в порядке? Каллен, извини, если чем-то обидела. Просто если я действительно умру… — говорила я, но он резко повернулся и оборвал меня.

— Нет! Не говори так, слышишь?! Ты не погибнешь, ясно? С тобой ничего не случится, и прошу эту тему закрыть! — крикнул он на меня, что я даже остолбенела на несколько минут. Его лицо исказила ярость, а в глазах металась злость. Я не знаю, что его так разозлило, но его ярость немного пугала меня, даже появились мысли бежать отсюда без оглядки.

Осознав, что сделал, мужчина отступил на шаг, с его лица всё исчезло, словно это мне показалось. Теперь он был напуган, и опять непонятно чем. Минуты две мы смотрели неотрывно друг на друга. Он ждал моих действий, а я — продолжение его речи, хотя, на это уже нельзя было надеяться. Его виноватый взгляд скользил по мне, а губы то открывались, то закрывались. Он хотел что-то сказать, однако не мог. Потом он просто развернулся и чуть ли не убежал из комнаты.

Я осталась одна около карты, погруженная в размышления. Он не стал выяснять со мной какие-то вопросы, не стал объяснять своё поведение, он просто сбежал, ведь это легче — сбежать от проблем и зависнуть в запутанных мыслях.

Я не понимала его, не сейчас. Пусть он на меня накричал, пусть попросил заткнуться и перебил мою речь, но я не сержусь, нет. Во мне почти нет дикой ярости и ненависти, во всяком случае, я ничего такого не чувствовала. Мои чувства к этому человеку добры и чисты, может, немного нежные. Я бы пожалела его, но не знаю, какова будет его реакция, когда зайду к нему и расспрошу о поведении.

Выйдя из комнаты, я решила зайти к Жозефине. Из ее комнаты слышны были голоса, один принадлежал послу Инквизиции, второй я не знала. Войдя внутрь, я застала саму Жозефину, немного растерянную, и какого-то мужчину. Он был высокий, лысый и с маской на лице. Даже не зная, зачем он пришел, я уже чувствовала к нему антипатию.

— Инквизиция не может остаться, леди посол, если вы не сможете доказать, что она основана по приказу Джустинии, — голос его был холоден и серьезен. Голубые глаза мужчины стали изучать меня, как только я появилась в комнате.

— Момент сейчас неподходящий, маркиз. С каждым днем всё больше стекается паствы, — ответила ему девушка. Она была настроена решительно и спорила, хоть этот человек был весьма важным. Я знала, что это её работа — успокаивать пыл таких важных и недовольных персон, и всё равно жалела. Переговоры многое решают, к тому же, это безопасно ровно до того момента, пока не придет тот, кто на переговоры будет не согласен, и решит всё мечом да кровью.