— Ну, надо же… — его слегка удивила первая страница. На ней красовался знаменитый Герой Британии, уворачивающийся от вспышек колдокамер с грозным выражением лица. Заголовок и статья заинтересовали Малфоя куда больше неоднозначной фотографии.
«Герой или предатель своего народа?»
«В наше издательство поступила интересная информация: Гарри Поттер покидает свой пост главы аврората на неопределенный срок. За достоверность источника ручаюсь лично, дамы и господа.
На расспросы о причинах Гарри реагировал очень резко и не захотел их комментировать. Ниже я представлю вам часть нашего быстрого диалога, когда мне едва удалось выцепить его перед исчезновением в хлопке аппарации.
— Мистер Поттер, что побудило вас отказаться от должности, ведь вы не проработали и года? — я старалась вывалить все и сразу, даже не поздоровавшись как следует.
— Мисс Скитер, я считаю, что вас это не касается, — Гарри всегда не любил интервью, работа на публику его утомляла. Что же, я его понимаю. Иногда это невероятно сложно, мои дорогие читатели.
— Вы еще так молоды, Гарри! А уже глава! Как же вы можете бросить такое престижное место? — я была крайне возмущена, ведь Гарри Поттер, наш Гарри Поттер, самый известный и сильный маг всей Британии новейшего времени, собирается уйти в тень!
— Престиж никогда для меня не имел значения, вам ли это не знать, Рита? — мне тогда очень польстило, что он звал меня по имени. Я решила, что нашла ту самую ниточку его души, которой бы смогла для общих масс добыть немного информации о волнующей всех и вся теме.
— А как же люди, мистер Поттер? Вы бросите их на произвол судьбы?
— Можно подумать, что я единственный аврор в Британии. К тому же, я еще слишком молод, как вы уже подметили. Найдутся бойцы поопытнее и сильнее меня, — его доводы были вполне логичны, но ведь людей вокруг мало интересует опытность Гарри? Ему достаточно было победить Темного Лорда и всю его армию, чтобы доказать свою аврорскую профпригодность.
— Но ваш народ хочет видеть вас!
— Они мне не принадлежат, как и я им. Меня это мало волнует, мисс Скитер, — его голос был подобен стали, а взглядом можно было убивать. Признаюсь честно: я тогда почти струсила.
— Вы хотите сказать, что не станете нам помогать? Бросите всех нас? — если идти, то уж сразу напролом, я ни за что не отступилась бы от интересующих меня вопросов.
— Я уже достаточно помог Британии, мисс Скитер. Я никому ничего не должен, дайте мне прожить хоть один день как нормальному магу, а не как незаслуженному идолу, — я перестала понимать Гарри после военных событий. Наверняка вся эта жестокость сделала с психикой мальчика что-то невообразимое. Мне его очень жаль и надеюсь, что он придет в себя.
Накануне Дня победы это для всех тяжело, поэтому не унывайте, мои дорогие! Мы будем держаться вместе и тогда точно со всем справимся!
С любовью,
Ваша Рита Скитер.»
Драко уже давно прочел статью и рассмотрел физиономию недовольного Поттера, но продолжал смотреть в это раздраженное лицо, пытаясь переварить то, что прочел. Скитер очень любит извращать слова, но после войны стала делать это реже. Можно поклясться, что так все и было. По завершении мыслительного процесса в голове Драко повис только один вопрос: «А чем я хуже Поттера?»
Дверь в спальню с грохотом распахнулась, она ударилась о стену. Лорд Малфой выхватил из угла злосчастную сумку и направился в свою лабораторию, где он варил зелья. С полочки он взял пару бутылочек и небольшой сверток, а после покинул поместье. Уже навсегда. С тех самых пор Драко Малфой считался пропавшим без вести.
В то же время, 2-го мая 1999 года, Гарри Поттер читал ту же газету, закончив он швырнул ее куда-то на край стола и раздраженно фыркнул, как обиженный ребенок. В статье Скитер он такой злобный взрослый аврор со «стальным» взглядом, а на деле он не таков, и приближенные это знают. Всегда она приукрашивает, эта журналистка, и это куда больше обижало, чем то, что она пытается своими записками посеять смуту среди обывателей. На них Гарри уже давно хотел плевать, он буквально умер за всех этих разгильдяев, может он хоть теперь отдохнуть?
— Нет, ну ты видел, что она там понаписала? — Рон был крайне возмущен. — Она выставила тебя конченным негодяем прямо перед праздником!
— Спокойно, Рон. Ты же знаешь, что ее статьи никоим образом не повлияют на мою жизнь, Кингсли этого не допустит, — Гарри был абсолютно спокоен. Кажется, к нему после всех сражений пришло долгожданное умиротворение, когда уже нет сил на что-то злиться, хочется просто расслабиться.
— Гарри прав, не нужно об этом беспокоиться, — Гермиона только что вошла в гостиную с подносом, на котором стояло три чашки чая и вазочка с печеньем. — Давайте лучше поговорим о нашем отпуске.
— Я все еще не понимаю почему ты его затеяла, — Рон, как и всегда, бурчал на очередную затею своей супруги.
— Рональд Уизли, если вы не забыли, то вы должны мне медовый месяц! — ее волосы из-за злобного вскрика, будто увеличились в объеме напоминая львиную гриву. Эта черта ее внешности со школы не изменилась.
— Герми, я считаю, что это ВАШ медовый месяц. Езжайте, отдохните, я не хочу быть третьим лишним, — Гарри весьма льстило, что друзья не забыли о нем даже после помолвки, а потом и свадьбы. Тем не менее он ощущал себя весьма неловко. А кто чувствовал бы себя хорошо, если бы его лучшие друзья тащили силком на собственные молодоженские каникулы?
— Гарри, ты никогда не был и не будешь третьим лишним, — Гермиона подуспокоилась и уже уселась на мягкий диван рядом с другом. — Поехали с нами, тебе тоже нужно развеяться. В конце концов, это же не поход, где мы будем спать в одной палатке.
— Мне хоть и не нравится идея делить с кем-то внимание своей жены, но да, Гарри, тебе это не помешает. Придешь в себя, увидишь мир за пределами Британии, — хоть между этой троицей и бывают разногласия, недомолвки, но они все еще лучшие друзья, и с каждым годом их дружба крепнет. От этой умилительной картины можно было бы расплакаться, если бы Гарри был немного более сентиментальным.
— Возражения не принимаются?
— Именно! — Гермиона приобняла Гарри за плечи и воскликнула это с видом победителя. Судя по всему, Гарри Поттер, Рон и Гермиона Уизли отправляются в отпуск. О месте ни Гарри, ни Рон ничего не знали, новоиспеченная Уизли держала в секрете цель их поездки и место назначения.
Это только называлось медовым месяцем, потому что он предстоял быть долгим. Прошло некоторое время перед тем, как Рон и Гермиона смогли закончить свои дела на работе, но к тому времени уже наступила зима, отправляться не было смысла, поэтому поездку отложили на весну. Теперь уже точно, потому как Гермиона даже забронировала на два месяца вперед отель где-то в небольшом городке в Италии, отступать было некуда. Муж и жена собирались отыграться в этом отпуске за больше чем год непрерывной деятельности. Рону удалось пронюхать, что его супруга для них обоих выбила полгода оплачиваемого отпуска, что неудивительно. Помощница министра магии и героиня магической войны имела большое влияние, никто не мог ей отказать, тем более она являлась и хорошим работником, выполнявшим обязанности на недели вперед.
Все то время после разговора в мае прошлого года Гарри вел затворнический образ жизни. Он редко покидал дом на Гриммо, много читал, изучал реликвии и историю Блэков, практиковался в боевой магии в подземном тренировочном зале, который обнаружил во время своего отдыха от общественной жизни. А вот квиддич был им позабыт, как и полеты на метле. Гарри не желал покидать своего убежища, стал добровольным заложником. Леди Блэк поощряла его стремления узнать побольше. За весь этот год он вышел в свет только один раз: на большой праздник в Хогвартсе, куда его пригласили. После этого он сразу понял, что не захочет этого больше никогда, даже если вся Британия будет его уговаривать. Нет значит нет.
Конечно же его колдографии с праздника напечатали в газете. Где-то в небольшом городе, в маленьком грязном, но уютном домишке у окна, в которое врывался легкий прохладный ветерок, сидел светловолосый парень, одетый в рубашку легкого кроя и летние брюки капри песочного цвета. Он расположился в удобном плетеном кресле и с загадочной полуулыбкой смотрел в темноту ночного неба, в его руках покоилась та самая газета. Тихим расслабленным шепотом он стал говорить не кому-то, а самому себе:
