– Мама, мы уже все собрались. Ждем тебя возле входа.

– Входа куда? В театр?

– Ну нет, конечно, – проворчала дочь. – Входа в твой отель.

– Ах, в отель. Ну, дорогая, для того, чтобы ждать меня возле входа в отель… Мой отель! – подчеркнула она неприятным голосом. – Надо бы для начала поинтересоваться, а живу ли я там.

– А ты?

– А я там не живу.

– А где ты живешь?

– В настоящий момент я живу в купе, на нижней полке.

– Что?! Ты… Ты уехала?! – И Ирка громко застонала.

– Да, дорогая, я уехала. Чтобы не создавать никому неудобств.

– Но мы…

– Себе в том числе, дорогая, – перебила ее она. – Я устала от отдыха, от жары. И мучилась там только ради вас. Но коли в моем присутствии никто более не нуждается, я решила уехать.

– Какая же ты… Какая же ты бессовестная! – выпалила дочь и отключилась.

Но она все равно ей позвонит. Вот сейчас, уже минут через семь-десять, доедет до дома. Войдет в квартиру. Снимет с себя дорожные одежды. Примет ванну. Переоденется в любимые домашние лохмотья. Так она называла трикотажные разноцветные балахоны, в которые рядилась дома. Сядет с чашкой горячего чая на лоджии. Вытянет уставшие ноги. И только тогда позвонит своей дочери. Только тогда. Ни минутой раньше.

Ирка прекрасно знала, во сколько приходит именно этот поезд в их город. Они в Иркином детстве частенько им добирались с отдыха. Знала и ни разу не позвонила. Не спросила:

– Мама, как ты добралась?

Не позвонила. Не спросила.

Что это? Равнодушие? Бездушие? Гошкина муштра? Почему ее дочь так изменилась? Почему совершенно не интересуется матерью?

Такси остановилось возле ее подъезда. Она расплатилась. Выбралась на улицу. Поблагодарила таксиста, вручившего ей чемодан. Зашагала к железной двери с кодовым замком. На скамейке у подъезда никого. Слава богу! Не будет лишних вопросов, любопытных взглядов, удивленного шепота. Она же предупредила пожилых сестер Котовых, стерегущих территорию, что будет отсутствовать до конца месяца. А тут неделя только прошла, и вот она – здрасте, уже вернулась. С чего бы это?

Наталья представила подозрительные взгляды сестер Котовых, их скорбно поджатые бескровные губы, догадливые кивки. И передернулась. Как же хорошо, что двор пуст!

У лифта тоже никто не встретился. Красота какая! В полном одиночестве она доехала до своего одиннадцатого этажа. Еле дождалась, когда тяжелая блестящая дверь отъедет в сторону. Шагнула из лифта и покатила чемодан по коридору к своей квартире.

У двери она чуть замешкалась. Ключи от квартиры куда-то запропастились. Гремели где-то на дне сумочки, а в руки не попадались. О, наконец-то! Ухватилась за брелок в виде красной дамской туфельки. Вытащила ключи, вставила один в нижнюю замочную скважину. Повернула и… вздрогнула. От щелкающего звука за спиной, от резкого дуновения холодного воздуха у нее затылок мурашками покрылся.

Она обернулась. Дверь соседней квартиры, выставленной на продажу пару месяцев назад, была открыта. Из прихожей торчали углы коробок. Значит, кто-то успел вселиться, пока она каталась на моря. Работал кондиционер. Видимо, на полную мощность, из квартиры несло холодом.

– Здрасте, – улыбнулся ей новый жилец, высунувшись из двери, пнул коробку, подвернувшуюся под ноги. – Вернулись?

– Здравствуйте. Вернулась. – Она слабо улыбнулась в ответ. – Вы все же купили эту квартиру?

– Купил. – Он продолжал улыбаться. – Загорели.

– Ну да, есть немного.

Она вдруг смутилась неожиданному мужскому вниманию. В голову полезли какие-то лишние, неуместные мысли, что совсем неплохо иметь в соседях симпатичного холостяка средних лет. А он, кажется, холост.

– Красиво, – мечтательно закатил глаза новый сосед.

– Спасибо, – не отводя от него взгляда, она повернула еще пару раз ключ в замке. – Ну, вы обживайтесь. И заходите вечером на чай.

– С малиновым вареньем?

– Почему с вареньем? Я могу и пирог испечь.

Она могла. У нее получались замечательные пироги. Особенно лимонный, с нежной кисло-сладкой начинкой.

– Я его люблю. Малиновое варенье, – пояснил он, смущаясь.

– Ну хорошо. Будет вам варенье.

Она едва слышно рассмеялась. Вставила второй ключ в верхний замок. Открыла. Распахнула дверь, вкатила внутрь чемодан.

– До вечера?

Она оглядела с головы до ног нового соседа. А ведь он хорош! Странно, что она не смогла рассмотреть этого с первой минуты. Вроде и не молод, но подтянут, мускулист. Лицо обычное, славянского типа, как охарактеризовал бы педант Гоша. Но приятное. Взгляд открытый. Улыбка милая.

– До вечера, – кивнул он.

И вдруг, когда она уже вошла в свою квартиру, когда уже почти закрыла за собой дверь, он окликнул:

– Простите меня!

– Что? – она выглянула из-за двери.

– Простите меня, бога ради. Я не могу попросить вас о помощи?

– Какого рода помощь?

Она толкнула ногой подкатившийся чемодан, быстро глянула на себя в зеркало. Да она прекрасно выглядит! Сутки в дороге, а цвет лица изумительный. Пряди, вырвавшиеся на волю из-под кепки, придавали ей шарма. Одежда свежая, не измятая. Белье она утром в вагонном туалете поменяла.

Что за мысли? Одернув мысленно свой разгулявшийся бред, она вышла из квартиры.

– Чем помочь?

– Да вот, – он смущенно сморщил симпатичное славянское лицо. – Надо кое-что переставить. Не тяжелое, но громоздкое. Одному не справиться. Не поможете?

– Ну, если это не тяжело.

– Нет, нет.

– Тогда помогу, конечно.

И она вошла в его квартиру.

Кирилл прищурил левый глаз, его коснулся солнечный луч. Значит, времени три пополудни. Как только солнце перейдет к правому глазу, будет половина четвертого. До конца рабочего дня останется два с половиной часа. Если они пройдут в таком же ритме, то у него есть шанс навестить сегодня родителей. Собирается уже вторую неделю, месяц обещает. И все никак. Непременно что-то отвлечет, обязательно что-то помешает.

Мама вчера в телефонном разговоре долго упрекала его в невнимании, а потом расплакалась и призналась, что невозможно соскучилась. У него в горле запершило от ее слез. И он поклялся себе, что уж завтра-то, то есть сегодня, он обязательно выберется к ним на дачу. И проведет с родителями один из пары отведенных ему начальством выходных. И станет послушно кушать витаминные салаты матери. И с интересом рассматривать обрезанные розовые кустарники. И возможно, даже поможет отцу рыть котлован под небольшой бассейн, который тот планирует подарить будущим внукам.

Солнечный луч замер на переносице, когда зазвонил телефон внутренней связи.

– Начинается! – проворчал со злостью его начальник Федор Иванович Хорцев. – Сейчас непременно какую-нибудь дрянь сообщат. И придется ехать. А до конца рабочего дня два с половиной часа. Надеялся, что все пройдет тихо. И девчонкам своим обещал сегодня вечер семейный. Тьфу!

Хорцев достаточно громко выругался и снял трубку. Принялся слушать и односложно отвечать.

Кирилл почувствовал на правом веке теплое касание солнечного луча. Половина четвертого наступила. Но значения это уже никакого не имело. Планы на вечер пятницы были разрушены. Телефонным звонком внутренней связи. Той самой информацией, которую заслушивал сейчас майор Хорцев и от которой отвратительно бледнел.

– Понял. Выходим, – закончил он слушать и положил трубку на аппарат. – Все, Игнатов. Прием солнечных ванн закончен. Поднимайся. Выезжаем.

Хорцев полез в сейф за кобурой. Кирилл нехотя приоткрыл глаза.

– А может, без меня, Федор Иванович? Я маме обещал сегодня приехать. Лейтенанта Егорову возьмите.

– Лейтенант Егорова сегодня выходная, если ты забыл, – отозвался майор, запирая сейф. – И выезд этот не для нее.

– Что значит, не для нее? – Кирилл подтянул ноги, сел ровно, с хрустом потянулся. – Не для ее мозгов, вы имеете в виду?

– Не для ее тонкой женской организации, – отозвался со вздохом Хорцев. – Там такое… Там такое!