Возьмите время расцвета подвигов наиболее высоких в аскетизме великих египетских отцов, прибавьте к этому ту глубокую задушевность, какой отмечены в большинстве случаев личности наших преподобных; представьте себе человека, уже на земле живущего как бы вне плоти, небесной жизнью; человека, для которого уже как бы упразднились условия, связывающие других людей, которому возвращены все те дары, что при конце мироздания обильно были уделены Богом первому, богоподобному, человеку; представьте себе человека, словом одним исцеляющего застарелые тяжкие недуги, человека, пред взором которого одинаково обнажено неведомое будущее и сокровенное прошлое, которого видят то ходящим над землею, то подымающимся на воздух во время молитвы, как некогда Мария Египетская в пустыне.

Представьте душу, сжигаемую огнем любви божественной и в то же время расширяемую самым безграничным, греющим, трогательным сочувствием к людям; душу, возвышавшуюся еще на земле до созерцания самых великих тайн Божества, какие лучшим и праведнейшим людям откроются лишь за заветной гранью, в иной жизни; представьте человека, для которого мир надземный был родным, своим; к которому, окруженная несказанной славой, Владычица мира сходила для беседы как с близким человеком; одним словом, представьте себе спустившееся на землю торжествующее небо, воплотившуюся самую смелую, дерзновенную мечту о том, как далеко в земных условиях может пойти победа духа; представьте себе слетевшего к людям на утешение им пламенного серафима, представьте себе высшее, совершеннейшее, прекраснейшее выражение того сложного понятия, какое определяется словом «святой», – и вы получите приблизительный намек на то, чем был здесь, на земле, отец Серафим.

Преподобный Серафим Саровский с житием. Икона. Начало XX в. Москва. Центральный музей древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева

Преподобный Серафим, Саровский чудотворец. Икона

Какое едва ли когда виданное откровение любви к людям явил старец! Он весь как бы трепетал этой любовью, этой безграничной силой сочувствия и сострадания. Она сияла в его глазах, звучала в тех ласковых, нежных словах и обращениях его к людям. Так умилительно тепло звал он всех: «Радость моя!»

«Радость моя» точно слышится и теперь от его могилы; точно стоят, навсегда оставшись неизгладимыми в воздухе мест, освященных присутствием святой его души, эти драгоценные слова – «Радость моя!» И верится, что неисчислимые сокровища благодати и радостей прольются на верующих людей при прославлении отца Серафима. Уже и теперь точно тот покров горя и страдания, что обычно заволакивает собой жизнь, – точно покров этот исчез, и что-то светлое озарило всю жизнь. На душе так светло, так хорошо и надежно, как не было, кажется, еще никогда, разве в раннем детстве.

…И как хочется вспоминать, говорить, слышать, писать о нем, хочется выйти к народу и возглашать его имя: «Знаете ли, какое великое ждет вас счастье, – бегите к благодатному новому источнику, просите, зовите его, требуйте помощи – он всех услышит, он всем вымолит нужное для жизни и для спасения!»

Вера, по учению преподобного Антиоха, есть начало нашего соединения с Богом: истинно верующий есть камень храма Божия, уготованный для здания Бога Отца, вознесенный на высоту силою Иисуса Христа, то есть Крестом, с помощию вервия, то есть благодати Духа Святого.

Бог являет нам Свое человеколюбие не только в тех случаях, когда мы добро делаем, но и тогда, когда оскорбляем грехами и прогневляем Его. Как долготерпеливо сносит Он наши беззакония, и когда наказывает, как благоутробно наказывает!

Где Бог, там нет зла. Все, происходящее от Бога, – мирно и полезно и приводит человека к смирению и самоосуждению.

Бог есть огнь, согревающий и воспламеняющий сердца и утробы. Итак, если мы ощутим в сердцах своих холод, который от диавола, ибо диавол хладен, то призовем Господа, и Он, пришед, согреет наше сердце совершенной любовию не только к Нему, но и к ближнему. И от лица теплоты убежит хлад доброненавистника.

Одному иноку выпало на долю счастье слышать рассказ о. Серафима о восхищении его в райские обители. Старец говорил так: «Вот я тебе скажу об убогом Серафиме. Я усладился словом Господа моего Иисуса Христа, где Он говорит: в дому Отца Моего обители мнози суть. На этих словах Христа Спасителя я, убогий, остановился и возжелал видеть оные небесные обители и молил Господа Иисуса Христа, чтоб показал мне эти обители. Господь не лишил меня Своей милости. Вот я был восхищен в эти небесные обители. Только не знаю – с телом ли, или кроме тела, Бог весть: это непостижимо. А о той радости и сладости, которые я там вкушал, сказать тебе невозможно».

О. Серафим замолчал. Он поник головой, водя рукой около сердца. Лицо его до того просветлело, что нельзя было смотреть на него. Потом снова заговорил: «Если б ты знал, какая радость ожидает душу праведного на небе, ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения, клевету; если бы келья наша была полна червей и черви эти ели бы плоть нашу, всю временную жизнь нашу, то надобно бы было на это согласиться, чтоб только не лишиться той небесной радости. Если сам святой апостол Павел не мог изъяснить той небесной славы, то какой же другой язык человеческий может изъяснить красоту горнего селения?»

Отцы написали, когда их спрашивали: «Ищи Господа, но не испытуй, где живет».

Поколику человек совершенствуется здесь пред Богом, потолику вслед Его ходит; в истинном же веке Бог явит ему лице Свое. Ибо праведные, по той мере, как входят в созерцание Его, видят образ Его как в зерцале, а там удостоятся зреть явление истины.

Если ты не знаешь Бога, то невозможно, чтобы возбудилась в тебе и любовь к Нему. Ты не можешь любить Бога, если не увидишь Его. Видение же Бога бывает от познания Его, ибо созерцание Его не предшествует познанию Его.

О делах Божиих не рассуждай по насыщении своего чрева: при наполненном чреве какое может быть ведение тайн Божиих?