– А чего с ним?

– Мария Федоровна считала небезопасным оставаться в России, просила меня договориться о предоставлении ей убежища в Польше или Литве. Она надеялась вылечить там сына от черной немочи. Но как все вышло, ты и сам знаешь.

– Знаю и считаю, что выводы князя Шуйского не соответствуют действительности.

– Думаешь, Дмитрия все же убили?

– А у тебя другие мысли?

– По-моему, гибель царевича – случайность, не время было Годунову изводить Дмитрия. Но то, что дьяк Битяговский со своими людьми был послан в Углич для убийства царевича, очевидно. Годунову нужны были верные люди возле Нагих, чтобы убрать Дмитрия в нужное время. Но не тогда, два года назад.

– Может, ты и прав. Ну, а что, по-твоему, дало расследование?

Губанов пожал плечами.

– Да ничего особенного. Я ждал чего-то подобного, ибо скоро узнал обо всех обстоятельствах трагедии.

– При дворе Марии Федоровны состоял на тайной службе некий Андрюша Холодов. Верный Нагим человек. Он являлся гонцом, через которого мы с Марией Федоровной вели переговоры. В тот проклятый день Андрюша находился во дворце. Его не должен был видеть никто, особенно люди Битяговского. Посему на улицу он почти не выходил, сидел в комнате, откуда был виден внутренний двор, своими глазами видел, как забился в припадке Дмитрий и к нему бросилась служанка. Никого из людей, обвиненных Нагими в убийстве, на тот момент во дворе не было. Только ребятня, что постоянно с ним играла, нянька, кормилица, постельница и поодаль стража Стрелецкого приказа. Как только Михаил Федорович повел толпу на растерзание Битяговского с сыном и племянником, Андрюшка понял, что оставаться во дворце – значит пропасть, забрал коня и ушел из Углича. На третий день он был у меня, отдохнул, все рассказал. Я его спрятал и оставил при себе.

– Это тот молодой человек, которого ты отпустил погулять по Москве?

– Да. Здесь его никто не знает.

– Ну и что было дальше?

– Вскоре верный человек сообщил мне, что в Новгороде тоже будет вестись следствие по подготовке побега Нагих из Углича. Я ждал этого. Наивно было думать, что под пытками Михаил Федорович и Григорий не укажут, что побег такой готовился и я в нем принимал самое активное участие. Так и вышло. Дело закрутилось в середине июня. Годунов считал это дело весьма серьезным, поэтому прислал ко мне тех же людей, что и в Углич. Встретил я князя Василия Ивановича Шуйского. До чего же скользок! Но вот улик против меня у него не было никаких. Мало ли что под пыткой наговорил Михаил Федорович. На дыбе скажешь все, что надо следствию. Естественно, я отказался от какого-либо участия в подготовке Нагих к побегу, заявил, что Мария Федоровна не обращалась ко мне за помощью. Для пущей убедительности пришлось мне подвести к подворью своих людей. Отряд у меня большой, подготовленный, хорошо вооруженный. Стрельцам не уступает.

– Так ведь теперь нельзя держать свои отряды.

– Это вам здесь. А мы должны выставлять войско для обороны города и пополнения государевой рати. Пробыли у меня московские гости недолго. Говорили с прислугой, допрашивали моих ближних людей. Ничего не нашли. Так ни с чем и вернулись на Москву. Шуйский прилюдно извинения мне принес. Дело закрыли.

– Это потому, что влияние у тебя большое не только в Новгороде, но и на Москве. Кого другого мигом подвесили бы на дыбу. Тебя Годунов тронуть не посмел, а это что означает?

– И что же?

– То, что злобу он к тебе затаил. Теперь в Новгороде за тобой его людишки присматривать будут.

– Его людишек мои в оборот возьмут. Но если Годунов заполучит трон и царскую власть, а к этому все и идет, то придется мне несладко.

– Это уж точно. И что делать будешь?

– Рано гадать, Иван Дмитриевич. На престоле царь Федор, еще в силе Романовы, чьи притязания на престол законны.

– Жди расправы и над Романовыми.

– Думаешь, Борис и на то решится?

– Он решится на все, дабы заполучить шапку Мономаха.

Дверь горницы приоткрыл слуга:

– Прошу прощения. К князю Губанову его человек по прозванию Холодов просится. Говорит, что дело очень срочное.

– Пусть войдет. – Харламов повернулся к Губанову. – Один с ним поговоришь? Я выйду.

– От тебя, Иван Дмитриевич, у меня секретов нет, да и ничего такого тайного у Андрюшки быть не может.

В горницу вошел молодой человек, перекрестился на образа.

Харламов указал на длинную лавку вдоль всей стены.

– Садись. Запыхался-то как. Бежал, что ли?

– Было такое дело.

– Отдышись и говори с князем.

– До сих пор не могу прийти в себя. Шел я от Земляного города к реке, едва не столкнулся с какой-то бабой, отшатнулся от нее и увидел, что с ней… царевич Дмитрий!

– Что? – в изумлении воскликнул князь Губанов.

– Юноша, мальчишка еще, как две капли воды похожий на покойного царевича. Уж я-то хорошо знал его. Я остолбенел и промямлил, мол, царевич? Баба шарахнулась от меня, видать, приняла за вора или разбойника, а юноша тот вперед вышел, защищать ее. Вылитый Дмитрий. Тот же овал лица, все черты, стать, рост, а главное, глаза. Баба пришла в себя. Дескать, какой царевич? Отрепьевы мы из Галича, батька наш Богдан помер тут. Я отошел в сторону, а потом за ними. Они к Земляному городу. Стрельцы пропустили их. От них я про Богдана и узнал, дал по алтыну. Был такой сотник Отрепьев Богдан. Это тот, которого в драке в кабаке немецкой слободы зарезал литвин. Тому уже недели две.

Губанов взглянул на Харламова. Тот молча кивнул.

Губанов повернулся к Холодову.

– Значит, говоришь, сын этого Отрепьева убиенного весьма похож на покойного Дмитрия?

– Не отличить, князь.

– И лет ему столько же, сколько ныне должно было быть Дмитрию?

– Может, чуть постарше.

– Отрепьевы эти приехали на могилу мужа и отца из Галича?

– Да, из волости на могилу, что на ближнем от Земляного города кладбище.

– Так-так-так. – Губанов поднялся, прошелся по горнице, скрипя новыми сапогами.

– О чем думы, Иван Петрович? – поинтересовался хозяин дома.

– Да о юноше этом.

– Да мало ли людей, похожих друг на друга, на Москве встретить можно? Я вот давеча обознался. Ехал по улице, глядь, брат двоюродный идет, один в один Николай. Окликнул, нет, не он. Таких случаев много.

– Не спорю. Но одно дело – просто похожие люди, и совсем другое – царевич.

– Не понимаю.

– Позже объясню. – Губанов повернулся к Холодову. – Ты, Андрюша, отдохни, перекуси и ступай к стрельцам. Вот возьми. – Князь передал слуге мешочек с серебром. – Узнай про Отрепьевых все, что сможешь. Где обретаются в Галиче, если рядом с ним, то в какой деревне. Чем занимаются, на что живут, кто еще в семье, когда собираются возвращаться. Скажи, что родственники они твои. Мы, мол, в ссоре, хотел замириться, ехать к ним, а они сами тут объявились. Ты знаешь, как и что делать.

– Не сомневайся, князь, управлюсь. С деньгами на любой вопрос ответ найти можно.

– Ну так давай. Поешь и отправляйся. – Губанов обернулся к хозяину подворья. – Покормишь человека?

– Что за вопрос, Иван Петрович, пусть идет на кухню да скажет, что я велел накормить, а потом в свою комнату. Там отдохнет.

– Не до отдыха, – ответил Холодов, – сначала дело сделать надо, бока отлеживать потом буду.

– С Богом, Андрюша.

Молодой человек вышел из горницы.

– Так зачем тебе этот юноша, так похожий на царевича, Иван Петрович? – тут же спросил Харламов.

Князь Губанов опустился в кресло, устроился поудобнее.

– Представь себе, Иван Дмитриевич, что через какое-то время по России, особо по Москве, слух пройдет, будто в Угличе наймиты Годунова убили вовсе не царевича. Дмитрий жив-живехонек.

– Как это жив? Шуйский и его помощники своими глазами труп видели.

– А что, если это был труп не Дмитрия?

– Кого же?

– Это еще обдумать надо. Но вот пойдут разговоры, дескать, людишки Годунова по его приказу извели не царевича, а другого мальчика, очень похожего на Дмитрия?