Они медленными, размеренными шагами доходят до ближайшей скамьи, которая, конечно же, обжигающе холодна, но это парней не останавливает, поэтому оба присаживаются под голыми ветками высокого клена.

— Думаю, нам не стоит этот месяц показывать наших…эм…разногласий.

— Может быть тогда их стоит прояснить? — Ренджун немного поджимает губы, когда слышит, каким словом младший описал его чувства.

— Я не уверен, что могу это сейчас сделать, — честно признается Джемин, прикусив губу, — все слишком сложно, я не могу с этим справиться сейчас, мне нужно время.

Ренджун всегда был слишком внимательным к людям, всегда старался больше отдавать, чем получать и всегда стремился забрать боль людей себе. Любил ли он людей? Как знать. Но почему-то кто бы ни оказывался в его окружении, выходили они из него с мыслью о том, что теряют нечто важное, и это так и было. Если бы Джемина попросили назвать самого лучшего человека в мире, то он бы тут же произнес имя Ренджуна, потому что он был единственным, в ком недостатков парень то ли не замечал, то ли их и вовсе не было.

— Я рядом, Нана, рядом, — старший аккуратно касается чужого плеча, все же в душе таится боязнь того, что Джемин его оттолкнет, но тот этого даже и не думает делать. — Я тоже боюсь… Тоже боюсь его терять.

— Я разговаривал с Марком, — вздыхает На, решая рассказать другу о том разговоре, — когда мы столкнулись у Хёка.

— О чем?

— Сначала о тебе, — парень откидывается на спинку скамьи, а потом добавляет, — он сказал мне дать шанс чувствам, если они есть, потому что времени у нас может не быть.

Ренджуну бы сейчас очень хотелось спросить, есть ли у Джемина к нему эти самые чувства, даст ли он им шанс, осмелится ли, но было кое-что, что имело гораздо более важное значение.

— Он говорил о Донхёке, да? — легкий утвердительный кивок, Джемин выпускает облачко теплого дыхания в морозный воздух, и у Джуна от этого подтверждения даже слезы на глаза наворачиваются, — Мы должны быть с ним рядом.

— Да, именно поэтому я и хочу отложить наши проблемы на потом, — соглашается младший, радуясь тому, что они с Хуаном, как и в детстве, понимают друг друга, — Ему так тяжело сейчас, что я даже не могу себе вообразить эту ношу. В тот вечер он старался поддерживать меня, давать совет и помочь понять хоть что-то, и хотя он никогда не показывает этого, он не справляется.

— Нет, справляется, — Ренджун отрицательно качает головой, — если бы не справлялся, то он бы сбежал, давно бы уже сбежал от Хёка.

***

Весь день Донхёк провел в палате, мучаясь от невыносимых головных болей, терпеть которые с каждым днем становилось все сложнее и сложнее. А что такое вообще сложность, есть ли какой-то предел у людей? Донхёк всегда думал, что есть, но сейчас почему-то начинает казаться, что границ, как и говорил Марк, на самом деле нет. Вот и сейчас Хёк буквально стирает все пределы своего тела, пытаясь еще хотя бы день, хотя бы час или жалкую минуту выдержать то, что терпеть кажется невозможным.

— Сегодня совсем плохо? — Джиён приносит очередной укол обезболивающего, но вряд ли оно поможет.

— Сколько время? — Донхёк немного приоткрывает уставшие глаза, поспать сегодня ночью не удалось и четырех часов.

— Еще два часа до окончания его рабочего дня, — девушка мягко улыбается, выпуская воздух из шприца, — потерпи немного, он уже скоро придет.

Донхёк хотел бы попытаться улыбнуться, но выходит не особо похоже, поэтому он только немного морщит нос, почувствовав иглу, которую Джиён аккуратно ввела в вену. Сейчас бы очень хотелось вновь вернуться в квартиру к Марку, играть с ним с города, лежа на кровати и просто мечтать. Мечтать — это вообще хорошо или плохо? Донхёк бы сказал, что палка о двух концах, ведь с одной стороны ради мечты можно горы свернуть, а с другой — что делать тем, у кого нет на это возможности? Донхёк за всю свою жизнь много о чем мечтал, все грезы были далеко идущими, тяжело обратимыми в реальность, но сейчас все совсем не так, сейчас юноша желает всего самого простого и банального, но все равно ничего не получает. Все равно не сбудется. Джиён говорит Хёку, что лекарства скоро подействуют, но он уже совсем не верит, ни от одних препаратов легче не становилось ни на мгновение. Донхёк даже сравнивал это с медленной, мучительной казнью, и это даже не было приукрашиванием, ведь конец ждет один. Единственное, что интересовало парня, насколько сильно он должен был согрешить, чтобы его приговорили к такому?

День сто пятнадцатый

Сегодня что-то шло не так, совсем не так, как раньше. Донхёк весь день провел словно в прострации, вроде бы с утра к нему заглянул Марк, потом убежал работать, а потом что? Что было дальше? Донхёк не знает, вроде бы он спал, или не спал? Джемин с Ренджуном сегодня, кажется, тоже заглядывали или это было вчера? Все в голове перемешалось, сплошная каша, которую есть совсем не хотелось. Хёк жмет на кнопку вызова медсестры и, несмотря на то, что сейчас двенадцать часов ночи, ему не жаль дергать Джиён. Ему нужны ответы, они необходимы, потому что неизвестность страшит парня сильнее всего.

— Что случилось, Донхёк? — девушка заходит в палату, бросая взволнованный взгляд на пациента, — тебе плохо? — голова сегодня не так сильно болела, а потому парень мягко улыбается и отвечает, что плохо ему почти всегда.

— Я хотел спросить у тебя, — Хёк поправляет руками одеяло, приглашая девушку присесть, что она и делает, — сегодня ведь вторник, да? Почему ты тогда здесь, у тебя же выходной.

У Джиён в горле ком встает, когда она слышит этот вопрос. Ли Донхёк стал для нее первым постоянным пациентом, которого она опекала так долго. Этот парень с самой первой их встречи светился ярким солнцем, когда он только попал в эту больницу, то устраивал мини концерты в общей комнате отдыха пациентов, пел для стариков и детей, он играл с взрослыми в шахматы и учил малышей рисовать красками, но чем дольше юноша тут оставался, чем меньше становилось шансов на выздоровление, тем сильнее он стал замыкаться. Прятался в своей палате, словно в коконе, читал книжки и очень редко выходил ко всем остальным пациентам. Три месяца назад все изменилось, Донхёк как будто снова начал жить и радоваться, как будто снова вернулся в прошлое и стал самим собой. Джиён, наблюдавшая за всеми этими стадиями, не могла не радоваться за парня, она в нем видела своего брата, да и относилась к нему, наверное, соответственно. Он стал для нее гораздо больше, чем просто пациент, который лежит в их отделении. Он стал маленькой семьей, которой у девушки-сироты никогда не было. А потому видеть, как ему становится хуже, как ночами он стонет от боли в палате, как старается улыбаться на процедурах, хотя внутри все очень болит, как он старательно пьет лекарства, перестающие давать эффект, становится для Джиён невыносимо.

— Сегодня воскресенье, Донхёк, — она старается улыбаться мягко, но парень все равно замечает океан грусти в ее глазах, — ты, наверное, тут совсем счет времени потерял.

Донхёк был уверен, что сегодня вторник, никак не воскресенье. Но Джиён говорит обратное и не верить ей причин нет, а значит это может означать только одно. Юноша слегка хмурит брови, а потом задает еще один вопрос.

— Это ведь началось, да? — на глазах девушки показываются слезы, но врать она не имеет права, поэтому отвечает легким кивком головы.

Парень притягивает к себе медсестру, обнимает ее так крепко, как только ослабшее тело позволяет и просит не плакать, что она правда старается делать, но не получается. Они сидят в полумраке донхёковой палаты, обнявшись и безмолвно поддерживая друг друга, потому что оба понимают, что сейчас наступает финишная прямая и Донхёк слишком быстро несется по ней к неизбежному. Джиён уходит спустя несколько минут, потому что пейджер ее начинает пищать, оповещая, что она понадобилась и другому пациенту. Как только дверь за ней закрывается, Донхёк выбирается из-под теплого одеяла, касается босыми ступнями холодного пола, но старается не обращать на это внимание, к холоду нужно привыкать. Парень достает из-под кровати небольшую коробочку, в которой Ренджун ему когда-то принес подарок, и добрую долю секунд крутит ее в руках. Вроде бы непримечательная, обычная светлая коробочка с нарисованными на ней большими бутонами красных роз. Чем-то похоже на Марка, как думает Хёк, сначала кажется, что ничего особенного, но внутри находится то, что скрывается только в нем одном.