Я слышу тебя, ты снова пришел ко мне. Ты упрямый, знаешь ведь это? Спасибо, что остаешься рядом, когда я тебя прогоняю. Я довольно противоречивый, верно? Гоню тебя, хотя хочу, чтоб ты остался. Но это все ради тебя, только ради тебя одного. Больше всего на свете я хочу спасти тебя от себя самого. Мне становится хуже, Марк, я чувствую это, доктора это видят. Сегодня профессор Чхве сказал, что мои дни сочтены, мои 160 вполне могут превратиться в 150, 140, 100. Я ухожу раньше, чем планировалось, но это ведь не из-за не соблюденной привычки, правда? Хотя, даже если из-за нее, то я не жалею. Я узнал тебя в тот день, познакомился с парнем своей мечты Ли Минхёном. Никогда тебе лично в этом не признаюсь, но, да, Марк Ли, ты — парень моей мечты. А теперь, пожалуйста, прекрати так громко разговаривать с Джиён о моем здоровье, я хочу уснуть, но твой голос мешает. Помолчи, иначе я снова сяду слушать тебя вместо сна.»
День шестьдесят девятый
«Ты не перестаешь поражать, серьезно. Сколько ты уже сидишь под дверью моей палаты со своей гитарой? Кстати, я не знал, что ты так хорошо играешь. Джено тоже любит играть, вы с ним чем-то похожи, оба скучные, не смешные, играете на гитаре и невыносимые идиоты. Я скучаю по вам обоим. Скучаю так сильно, что против воли слезы катятся по щекам. Это невозможно терпеть. Вчера попросил Джиён удвоить дозу успокоительных, но оказалось, что мне и так вводят двойную. Вообще не чувствуется, бракованные, что ли, или это моя боль сильнее, чем действие морфина? Думаю, что должен тебе сказать, моя опухоль все растет, наверное, в той же прогрессии, что и чувства к тебе — стремительно быстро. С утра был на МРТ, но лучше бы не был, правда. Профессор Чхве сказал, что я не доживу до апреля. А я вообще-то лето люблю, знаешь? Хотел бы провести с тобой лето: покупаться в море, облиться арбузным соком (ты говорил, что любишь арбуз, я помню), закопать тебя в песке, прятаться от палящего солнца в тени раскидистых деревьев, отправиться в путешествие в Канаду (ты же давно там не был, верно?), мы могли бы брызгаться в фонтане в парке, сходить в океанариум, я бы сказал, что самая мерзкая рыба похожа на тебя и даже бы не соврал! Я так много еще хочу сделать с тобой, Марк, что, клянусь, если завтра ты снова придешь, то я не выдержу и сделаю шаг тебе навстречу.
Кстати, ты все еще мне снишься, все еще каждый день по два раза: обеденный сон и ночной. Ночью я даже иногда думаю, что ты лежишь рядом со мной, как и раньше. Повсюду этот твой запах, повсюду ты. Я правда схожу без тебя с ума. Это безумие — любить тебя так сильно. Я не говорил тебе этого никогда, но я люблю тебя. Люблю так сильно, как никого и никогда не любил, и именно от этого становится еще тяжелее. Любовь — это дар? Вовсе нет. Любовь — это проклятье. Ты мой личный грех, за который я и проклят.
Слишком пафосно говорю, но это ты виноват, как и всегда. Зачем ты играешь эти песни возле моей палаты? И еще, ты так красиво поешь. Я бы хотел засыпать под твой голос каждый день, как и тогда, когда позвонил тебе ночью. Если хочешь знать, то именно, когда ты запел, я понял, что пропал.»
День семидесятый
Марка не было слышно и видно в онкологическом отделении Донхёка весь день, который к слову близился к концу. Стрелки часов неумолимо клонились к одиннадцати вечера, а Донхёк все ждал, не прекращая надеяться, что Марк придет к нему и сегодня, заставит Донхёка сдаться ему и тогда уже будет наплевать. Да, Хёк живет одним днем, живет мгновениями, потому что для него завтра может не быть. Но для Марка все иначе, у Марка великолепное будущее с потрясающей карьерой, лучшими друзьями и обязательно любимым человеком. Один день Донхёка не должен забирать последующие годы Минхёна, младший Ли был в этом уверен. Но сегодня все с самого утра шло не так, сегодня Марк ему не снился, его запаха не было слышно и это пугало. Неужели конец правда наступил?
— Время принимать лекарства, — Джиён заходит с улыбкой в палату и Донхёк решает спросить у девушки, хотя и сам знает ответ.
— Марк приходил сегодня? — удивленный взгляд, а потом отрицательное мотание головой из стороны в сторону. Он так и знал. Донхёк так и знал.
— Наконец-то этот упрямец сдался и не будет вам больше хлопот приносить, — он выдавливает из себя улыбку и принимает таблетки от девушки, которая делает вид, что не замечает взволнованности на лице младшего.
— Я сейчас раздам пациентам лекарства и схожу в хирургическое отделение, — Джиён снисходительно улыбается и треплет Хёка по коротким волосам, — не беспокойся, я все узнаю.
Юноша поднимает взгляд полный благодарности на медсестру, бормочет тихое спасибо и глотает принесенные таблетки. Если Марк действительно сдался, то Донхёк должен знать об этом. Джиён выходит из палаты, тихо прикрыв за собой дверь, а Хёк вылезает из-под своего огромного одеяла и идет к розетке, где заряжается телефон. Если Марк действительно сдался, то и ежедневного сообщения тоже не будет. Руки почему-то трясутся, когда парень снимает блокировку экрана, в голове все как-то стучит громче обычного, сердце бьется быстрее нужного, а в глазах мутно, как будто Донхёк смотрит через стоящую пелену слез.
Марк:«Даже если завтра мы не увидимся, сегодня я тебя спасу» 31.12.2018
Марк:«Я все равно тебя не брошу» 01.01.2018
Марк:«Чон Джиён снова меня прогоняет. Я еще вернусь» 02.01.2018
Марк:«Эй, Ли Донхёк! Впусти меня в палату, пока Джиён не пришла!» 03.01.2018
Марк:«Я скучаю. Очень.» 04.01.2018
Марк:«Мне не хватает тебя. Не забирай себя у меня» 05.01.2018
Марк:«Пожалуйста» 05.01.2018
Марк:«Я знаю, что не могу спасти тебя, но дай мне возможность попытаться» 06.01.2018
Перед глазами у Донхёка текст начинает растекаться, буквы расшатываются и все вокруг начинает кружиться, как в огромном водовороте. Юноша отчаянно старается ухватиться за край стоящего рядом комода, чтобы удержаться на ногах, но не получается, рука проходит мимо, словно комода в комнате и вовсе нет, лишь плод больной фантазии Донхёка. Земля из-под ног улетает, глаза непроизвольно закрываются и все, что следует дальше — непроглядная темнота.
«Я же еще не дочитал» — последняя мысль, скользнувшая в сознании парня перед падением на холодный пол.
***
После десятичасовой (первой серьезной) операции юноша спешит в нужное отделение к нужной палате к самому нужному человеку из всех. Марка сразу удивляет, что на входе нет никого из персонала, что за сестринской стойкой не Джиён, которая вечно его прогоняет, что дверь в палату немного приоткрыта. Марк тихо заходит внутрь, как делал на протяжении всех десяти дней, пока Донхёк спал, а Джиён отвлекалась, но внутри никого нет. Постель пуста, простыни холодные, в душе не слышно шума воды. Донхёка здесь уже нет.
— Марк! — Джиён показывается на пороге комнаты вся взлохмаченная и уж слишком взволнованная.
— Где Донхёк? — собственный голос звучит как-то отдаленно, еще никогда в своей жизни Марк так сильно не боялся услышать ответа.
«Ты не мог. Не мог. У нас еще есть время. Еще осталось девяносто дней. У нас еще девяносто чертовых дней, Донхёк.»
— Я искала тебя, — девушка вздыхает и Марк убеждается, что что-то точно случилось, — он тебя ждал.
========== 2.3 ==========
Комментарий к 2.3
я пообещал ответить тебе на заданный когда-то вопрос: есть ли лимит у счастья?
а ты пообещала мне запомнить мой ответ, так вот, нет, у счастья нет лимитов и нет пределов.
День семьдесят первый
Что есть свобода? В общепринятом понятии это наличие возможности выбора вариантов исхода события, соответственно, неимение этого равносильно неволе. Марк всегда считал свободу своим главным жизненным приоритетом, что может человек, скованный жизнью? Ничего, ведь как говорил Виктор Гюго: «человек создан не для того, чтобы влачить цепи, а для того, чтобы, расправив крылья, высоко парить над землей». Вот и Марк высоко парил в бескрайнем небе, пока однажды не встретил того, чьи неподъемные цепи хочется влачить. Ли Донхёк сам по себе являет неизбежность, он самый настоящий раб своей жизни, не имеющий права выбора. В то время как Марк наоборот хозяин, он в праве принимать решения и нести за них ответственность, но что, если хозяин жизни осознанно выберет стать ее рабом? Все пойдет совсем не так, как должно идти. Человек не должен выбирать неволю, когда имеет право на свободу. Донхёк, по-крайней мере, именно так и думает, в отличие от Марка, который хоть и считает свободу важнейшей ценностью жизни, сознательно от нее отказывается.
