Все это было полезно для государства. Распоряжения Помпея на Востоке нельзя не признать разумными, и когда их окончательно утвердили, то многие из них сохраняли силу в течение нескольких столетий. Легионеры сражались хорошо и добились победы, и при этом республика платила им нищенское жалованье, и у большинства из них отсутствовали источники существования после того, как армия переставала нуждаться в них. Правда, Помпей получил бы благодарность и будущие голоса этих людей, что привело бы к значительному росту числа клиентов, обязанных поддерживать его. Римские аристократы того поколения сознавали, что непомерный престиж какого-либо другого лица вел к уменьшению их собственного статуса. Многие выражали недовольство Помпеем, помня о родственниках, казненных молодым мясником.[79]
Помпей добился триумфа не без борьбы. Это был его третий триумф, и праздновался он с большой пышностью, особо подчеркивалась беспримерность одержанных им побед. Толпы народа приветствовали шествовавших в процессии солдат, вереницы пленных, помосты, на которых несли трофеи, списки завоеванных стран, картины с изображением сцен кампаний. Сам Помпей ехал на колеснице, облаченный в пурпурную мантию полководца-триумфатора, на его голове был лавровый венок, лицо выкрашено красной терракотовой краской, так что он напоминал статую Юпитера Величайшего и Наилучшего, главного из римских богов. В этот день полководец принимал на себя роль бога. Месяцы и годы, последовавшие за торжествами, ясно продемонстрировали пределы влияния и богатства, когда они сталкиваются со сплоченной оппозицией. Как частное лицо Помпей не имел власти, он не мог созвать сенат или предложить законопроект народному собранию. В 61 и 60 гг. до н. э. благодаря поддержке полководца добился консульства его бывший подчиненный.[80] Однако ни тот, ни другой не проявили политического чутья и в итоге наткнулись на сопротивление коллег или оказались просто проигнорированы ими.
Катон сыграл важную роль в кампании по противодействию Помпею, но и многие другие представители видных фамилий быстро прервали свое обычное соперничество в надежде сбить спесь с великого героя. Такие люди любили называть себя «порядочными» (boni) или «наилучшими» (optimates), когда они говорили о свободе и республике, то имели в виду интересы свои и своего класса. Они скорее предпочитали не трогать проблему, нежели позволить сопернику обрести влияние, чтобы решить ее. Это инерционное правило лежало в основе политической жизни. Законопроект о даровании земли ветеранам или другим малоимущим гражданам не стал законом, решения Помпея на Востоке по-прежнему ждали утверждения. Правители, провинциальные общины, союзные цари до сих пор пребывали в состоянии неопределенности, не зная, будет ли закреплено за ними дарованное Помпеем.
Красс участвовал во многих атаках на Помпея, однако вскоре и его постигло разочарование. Несколько крупных компаний публиканов взяли на себя слишком большие обязательства, чтобы получить право на сбор податей в Азии и других восточных провинциях, и теперь поняли, что не смогут покрыть издержки. Они настаивали на снижении первоначально установленной суммы, которую они должны были внести в казну. Вероятно, Красс инвестировал свои деньги в эти компании и имел с ними тесные деловые связи. Несмотря на множество друзей-политиков, обязанных ему, он не смог провести нужное решение вопроса, когда таковой подняли в сенате.
Было бы неверно рассматривать эти годы только через призму борьбы Помпея, Красса и их соперников. Ежегодные избирательные кампании по-прежнему порождали ожесточенную борьбу, зачастую сопровождавшуюся подкупом и угрозами, а в судах кипели политические баталии. Юлий Цезарь в 61–60 гг. до н. э. был наместником Дальней Испании, хотя его отъезд в провинцию едва не сорвался, когда кое-кто из кредиторов потребовал немедленной уплаты гигантских долгов. Вмешался Красс, выплативший некоторую часть долга и поручившийся за остальную. Восстание дало новому наместнику повод начать войну, снискать славу и получить немалую добычу. Ко времени своего возвращения в Рим Юлий Цезарь значительно улучшил свое финансовое положение и обрел шанс на триумф.
Он был исполнен решимости закрепить успех и стать консулом в 59 г. до н. э., т. е. suo anno. Чтобы добиться этого, Юлий Цезарь просил освободить его от действия закона, требовавшего от соискателя личного присутствия, когда он выдвигал свою кандидатуру. Катон помешал ему, прибегнув к обструкции – когда во время обсуждения в сенате спросили его мнение, он стал говорить не умолкая и тем помешал провести голосование. В сенате не разрешалось продолжать дискуссию после заката, и участникам заседания пришлось разойтись, так ничего и не решив. Такой метод Катон использовал неоднократно, и это было одной из причин того, что он, несмотря на свой сравнительно молодой возраст, стал уже достаточно значительной фигурой в сенате. На сей раз его успех оказался эфемерным. Юлий Цезарь вступил в город и выдвинул свою кандидатуру, хотя для этого ему пришлось распустить свои войска и отказаться от триумфа.[81]
Отчасти вражда Катона была основана на неприязни сугубо личного характера, не помог здесь даже длительный роман между Юлием Цезарем и сводной сестрой Катона Сервилией. Тесть последнего Марк Кальпурний Бибул, который был старше его самого, также добивался консулата, и, возможно, Катон рассчитывал на избрание Бибула и какого-либо менее яркого персонажа. Возможно, он также надеялся на то, что провал на консульских выборах приведет к краху карьеры Цезаря, как это произошло с Катилиной. Однако если Катон так думал, то он жестоко ошибался. Все кандидаты изрядно потратились. Чтобы добиться поддержки избирателей, Юлий Цезарь без особого труда был избран первым, а затем с незначительным большинством голосов стал консулом и Бибул.[82]
Это то, что происходило у всех на глазах. Что же касается закулисных дел, то Цезарь заключил соглашение с Крассом и Помпеем, убедив обоих, что единственный для них способ добиться желаемого – отложить свою вражду и действовать совместно. Он также попытался наладить тесное сотрудничество с Цицероном, однако убедить его не смог. Современные ученые называют тот союз между двумя богатейшими людьми в Риме и честолюбивым новичком «первым триумвиратом». В тот момент это соглашение носило секретный характер, и только постепенно, в течение 59 г. до н. э. оно стало достоянием гласности (Cicero, ad fam. II. 3. 3–4).
В январе Юлий Цезарь ознаменовал свое вступление в должность тем, что внес в сенат проект земельного закона. Он был весьма умеренным, его автор вел себя примирительно, заявив, что изменит некоторые его положения, если услышит разумную критику. Он уже принял решение, что все дебаты в сенате должны предаваться гласности, а потому высказанные там мнения будут теперь известны народу. Только Катон проявил готовность выступить против и тут же затянул одну из своих бесконечных речей. Он распалялся все более; Юлий Цезарь приказал ликторам увести его, однако Катон отлично умел играть роль жертвы тирана. По крайней мере один сенатор пошел с ним, заявив, «что скорее будет с Катоном в тюрьме, чем с Цезарем здесь». Заседание закончилось, а голосование так и не состоялось.[83]
То же самое повторялось каждый раз, когда Катон, Бибул и их сторонники пытались вставать на пути у Цезаря. Они не столько сдерживали его, сколько побуждали прибегать ко все более радикальным методам, чтобы в будущем возникли сомнения относительно законности всего, что он делал. Народное собрание приняло земельный закон, ветераны Помпея таким образом получили свои участки. Несколько месяцев спустя его дополнили вторым аграрным законом о распределении еще большего количества общественной земли между бывшими солдатами и 20 тысячами женатых мужчин из городской бедноты, у которых было не менее трех детей. Для надзора за распределением земли назначили комиссию из двадцати членов,[84] и одним из них оказался отец Атии. Распоряжения Помпея на Востоке были, наконец, утверждены в полном объеме. Примерно в то же время публиканы добились уменьшения откупной суммы, хотя при этом их предупредили, чтобы в будущем они проявляли бо́льшую умеренность.[85]
