– Тут раньше у нас травматологическая операционная и травмотделение располагались с перевязочными и гипсовой, – едва сдерживая волнение, просипел травматолог. – Я тут в свое время, можно сказать, каждый гвоздик вот этими руками забил, каждую плиточку приклеил. – Он с нескрываемым сожалением посмотрел на сбитый кем-то недобрым голубоватый кафель и отвернулся.

– А кто же здесь так активно поработал? – недоуменно посмотрел я на коллег. – Кто, а главное, зачем все раскурочил?!

– Был приказ министра обороны Табуреткина о закрытии нашего госпиталя! Вот предыдущее начальство и велело все здесь демонтировать. Здание выставлялось на торги, и медицинское оборудование в нем было лишним, – сухо прокомментировал суровый полковник.

– Туда можете не ходить! – предупредил меня лишенный сентиментальности Яков Сергеевич, узрев, что я, старательно обходя битое стекло на истерзанном линолеуме, направился дальше по коридору. – Там тоже разгром! Везде, во всем госпитале, одно и то же – разруха! Вот мы своими силами только хирургию, терапию и инфекционное отделение от мусора расчистили и начали работать.

– А сколько всего отделений было до закрытия?

– То ли двадцать пять, то ли двадцать шесть, уже и не помню, – печально ответил старый хирург. – А какой госпиталь был! Красота! Силища!

– Одно наше лор-отделение чего стоило! – мечтательно произнес Виктор Стефанович. – На весь советский, а после российский флот гремело! А теперь в нем старые кровати складированы.

Обход показал мне, что в отделении царит полнейший развал что в палатах, что в остальных помещениях. Разумеется, по сравнению с остальным госпиталем хирургия выглядела значительно лучше, но все равно пациентам находиться в таких условиях было немыслимо. К тому же, кроме полусекретных бойцов в последних трех палатах, в настоящем лечении нуждались от силы два-три человека. Так как часть солдат и матросов надлежало списать из армейских рядов, а часть страдала нетяжелыми заболеваниями, у меня возникла идея перевести всех военнослужащих в другие госпитали, а самим заняться ремонтом. Я поделился своими соображениями с врачами отделения. Они как-то без особого энтузиазма посоветовали обсудить сей вопрос с начальником госпиталя.

– Денег нет! И не будет! – коротко отрезал подполковник Волобуев на мой телефонный звонок.

– Да, но пациентам невозможно находиться в таких опасных условиях! – попытался возразить я. – Розетки разворочены, штукатурка со стен и потолка сыпется чуть не на голову, кровати…

– Дмитрий Андреевич, здесь армия! – грубо перебил мои веские доводы начальник госпиталя. – А военнослужащий должен стойко переносить все тяготы и невзгоды армейской службы!

– А если этого самого военнослужащего возьмет и током насмерть шарахнет, то кто станет отвечать?!

– Мы с вами, – уже спокойным голосом ответил начальник. – Свяжитесь с замом по АХЧ и скажите ему насчет розеток. Он в курсе. Все руки у него не доходят! Напомните лишний раз. Но на настоящий ремонт не рассчитывайте! По крайней мере, в этом году точно! Займитесь лучше своей рабочей документацией. Вы уже ознакомились со всеми инструкциями? Поверьте, там есть над чем поработать!

Закончив заведомо бессмысленный разговор, я повесил трубку и нехотя придвинул к себе часть выпавшей из шкафа бумажной кипы, которую мне надлежало изучить. Аккуратно отложив в сторону уже знакомые «тренажи», я снял с вершины бумажного холма увесистую пачку разного рода инструкций и предписаний, кем-то заботливо пронумерованных и прошнурованных.

Через два часа вдумчивого чтения «Должностных инструкций» сотрудников отделения я понял, что начинаю потихоньку сходить с ума. Мало того, что я про себя переводил текст с военного канцелярского языка на общедоступный, так еще и добросовестно старался вникнуть в то, что там было написано. При этом возвышающаяся передо мной бумажная гора не уменьшилась ни на йоту. При такой скорости изучения у меня уйдет… Тут я задумался, а сколько же времени у меня уйдет на все это чтиво?

– Добрый день, Дмитрий Андреевич! Не помешал? – прервал мои скорбные размышления розовощекий майор Горошина, исполняющий обязанности начмеда госпиталя.

– Нет, что вы, Григорий Ипатьевич! – встав из-за стола, я протянул ему правую руку.

– Изучаете? – он кивнул на ставшие уже ненавистными бумаги, крепко пожимая мою кисть. – Правильно делаете! Только, – майор картинно выдержал небольшую паузу, по-хозяйски присев на свободный стул прямо напротив меня, – здесь больше половины инструкций уже устарели. Вы на дату смотрели?

– На дату? А что с датой не так?

– Там на большинстве документов устаревшая дата: прошлогодняя, позапрошлогодняя. А инструкции в армии нужно каждый год обновлять. И потом, – он открыл первый попавшийся ему на глаза документ, – тут почти нигде не стоит подпись нынешнего начальника госпиталя и подпись заведующего отделением!

– А что, это так важно?

– Вы что, Дмитрий Андреевич? – породистое лицо майора перекосилось от неподдельного ужаса. – А как же?! Все документы должны быть пронумерованы, со свежей датой и завизированы. Да обязательно с подписью Марата Ивановича и вашей! Вот гляньте, – он сунул мне под нос инструкцию врача-хирурга, – дата двухлетней давности и подпись в правом верхнем углу, где напечатано слово «утверждаю», предыдущего начальника госпиталя!

– Кошмар! – покачал я головой. – Тянет как минимум на суровое воинское преступление!

– Бросьте вашу неуместную иронию, – поморщился майор. – Я вам серьезно говорю: документы нужно не только как следует изучить, но и переделать.

– И я серьезно! Тут, если все переделывать, то работы на несколько месяцев! – я с трудом оторвал двумя руками от стола бумажную массу и с шумом опустил ее назад.

– Мы вас не торопим, но и запускать документацию не позволим! Предыдущая заведующая даже не соизволила ознакомиться ни с одним документом, не говоря уже об исправлениях в них. Надеюсь, у вас с этим проблем не возникнет?

– Хорошо, я попробую, но когда мне тогда заниматься больными и лечебной работой?

– А надо все успевать! – криво ухмыльнулся Горошина и, резко встав со стула, оправил сзади одной рукой отутюженный китель. – Думаю, месяца вам будет достаточно.

– Еще позвольте вопрос? А что, все эти инструкции и наставления уже устарели?

– Почему? Все актуально!

– То есть нужно переделывать все бумаги только потому, что поменялся начальник и дата уже другая?

– Так точно, – мягко улыбнулся майор. – Так у нас в армии заведено! Во всем должен быть порядок! Порядок и дисциплина!

– Так у нас в стране, простите, скоро и деревьев не останется – все на бумагу переведут!

Горошина не стал со мной спорить, а надел на коротко стриженную голову фуражку с высокой тульей и, привычно повернувшись на сто восемьдесят градусов через левое плечо, быстро вышел из кабинета, бесшумно прикрыв за собой входную дверь. Я же остался один на один с целой горой документов. «Может, выбросить их все к чертовой матери, да и все дела?» – мелькнула у меня шальная мысль.

– Дмитрий Андреевич, к вам можно? – прервал мои невеселые размышления звонкий голос старшей сестры. – Я тут вам еще бумаг принесла. Разбирайтесь!

– Куда мне одному столько? – расширил я глаза, когда Елена Андреевна выложила передо мной на стол еще несколько увесистых красных папок.

– Так это уже все по боевой подготовке!

– По чему?! – я аж приподнялся с кресла, на котором сидел.

– По боевой подготовке! Вот здесь списки боевого расчета, план оповещения, условные сигналы. Карты, схемы и так далее. Кстати, теперь вы возглавляете эвакуационную хирургическую бригаду!

– Какую бригаду? Какой расчет?! – я плюхнулся назад в кресло и схватился обеими руками за начавшую пухнуть голову. – Какие сигналы?

– Как «какие»? На случай тревоги! Вы в армии служили?

– В армии я служил! Давно, правда, это было, еще в Советской армии. И тревоги у нас были самые настоящие! Здесь что, тоже нас куда-то повезут? Но мы же, вроде бы, гражданские, или я ошибаюсь?