Обсудив с Лаевой все неотложные дела, начальник отдела вдруг спросил:

– Твой кентавр не обратился уже в прекрасного принца?

– Почему мой?

– Ну как же, как же.

– Ему это не угрожает. Он даже здороваться ещё не научился.

– Скажите на милость, какой дикий мустанг! А я был уверен, что ты уже его объезжаешь.

– Что? Я?

– А кому же ещё, если ты, Ламорушка, у нас самый главный дрессировщик. Видишь, я уже за тебя цитирую материалы партийного съезда.

– Селен Васильевич, вы так легко дело превращаете в шутку, а шутку в дело, что я всегда оказываюсь глупой школьницей, обведённой вокруг пальца.

– Ах, кто бы меня обвёл! Разбудил бы, встряхнул! А помочь мы ему обязаны, Ламорушка. Он взялся за невозможное – сделать за полгода то, что два года тянулось и всё без толку. И тебя он поэтому не замечает, просто забыл, что знаком, точнее, не запоминал. Я, конечно, понимаю, что принцессе странно слышать такие речи. Но жизнь моя не прошла бы даром, будь я хоть чуточку кентавром. Ишь, стихи вышли.

– Я опять не понимаю, к чему вы клоните.

– Ни к чему, просто завидую. Хотя что есть истина?

– Он большой учёный, да?

– Кто знает. Разберись.

– Вы не можете, а я – разберись. Странно мне от вас, Селен Васильевич, слышать такое. Что-то не то говорите.

– Может быть, может быть. Но самое главное я сказал. Что ж, по коням!

– По кентаврам.

– Да, каждому своё. Ах, как улыбка красит даже красивую даму!

– Опять вы шутите. До свиданья.

– Будь умницей.

«Ах так!» – решила Лаева и побежала в библиотеку. Там она нашла труды Лавникова, по ним – названия издательств, по издательствам прикинула возможное учреждение, села за телефон, и вскоре таинственный герой проявился преподавателем одного из вузов. Остальное можно было легко узнать на его кафедре. Вскоре у Лавникова случился забавный разговор с секретаршей кафедры Галиной Сергеевной.

– Максим Андреевич, нашла вас аспирантка?

– У меня нет аспиранток.

– То есть она ещё только поступать хочет, вас искала.

– Искала, так найдет. Только я никого не планирую брать.

– Её возьмёте. Она сплошное очарование.

– Мы принимаем не за очарование.

– Какая она умница, вы бы только видели. И как обаятельна в общении и мила. А глазищи синие-синие, ласковые. А фигура! Вы знаете, я не люблю женщин, а в неё влюбилась с первого взгляда. Я бы сказала «богиня», если бы в Бога верила. Шеф увидел, поздоровался, а потом спрашивал: «Что за девушка?»

– Пусть шеф и принимает.

– Нет, она только к вам хочет. Книги ваши читала, о вас расспрашивала, боится вас очень.

– Правильно сделали, что напугали.

– Я сказала, что вы – наша гордость и мой идеал и что она сделала блестящий выбор.

– Галина Сергеевна, вы путаете Божий дар с яичницей. Постороннему человеку чепухи наговорили.

– Моя чепуха в сто раз правильнее ваших планов. Такой девушке невозможно отказать, вы и сами поймёте. Я ей и телефончики ваши всунула. Вы уж её не обижайте.

– Да не нужны мне аспиранты.

– Так для меня возьмите.

– И вы будете её консультировать.

– Консультировать будете вы, а она – для меня. Ну что вам стоит!

– Ну, если вам так надо…

– Надо! И всем вам надо. Потому что так мало хороших людей на свете, и красоты, и нежности мало.

– Да с чего вы взяли, что она хорошая, а не притворщица какая-нибудь? Откуда она, как зовут?

– Не знаю. Но не принимайте меня за дурочку. Я знаю, что говорю.

Однако девушка больше не появлялась. Оробела, решила Галина Сергеевна и всё сокрушалась по поводу того, что не догадалась взять её телефон. Не раз потом она вспоминала необычную гостью:

– Какие у неё волосы! Золотистые, сияющие, волнами, волнами рассыпаются на плечи. А кожа нежная, прозрачная. И родинка около правого уха, как у овчарки. А речь её, знаете какая? Завораживающая. Журчит – и вы таете. И походка как у нимфы на картине Боттичелли, невесомая, порхающая.

Заметив как-то родинку около правого уха Ламоры Матвеевны, Лавников подумал: «Как у овчарки» – и сразу вспомнил восторги Галины Сергеевны. Ему вдруг показалось, что существует явная связь между таинственной аспиранткой и Ламорой Матвеевной. Чем больше он об этом думал, тем крепче становилась эта связь, хотя понимал, что не могла Ламора Матвеевна проситься в аспирантки и проявлять к нему повышенного интереса. Однажды он спросил, не была ли она в Кибернетическом институте. Она оживилась, но ответила неопределенно:

– Не помню. Может быть, и была. Я во многих местах бываю. А почему вы об этом спросили?

– Кажется, я вас там видел.

– Нет, видеть вы меня не могли, – категорично возразила она.

– Почему вы так уверены?

Она как будто растерялась, и он заметил это, но нашлась:

– Потому что вы, как вежливый человек, непременно уделили бы мне чуточку внимания. Да я бы и сама вас высмотрела.

На другой день Лавников молча показал Галине Сергеевне вырванную из стенгазеты фотографию работников отдела с участием Лаевой.

– Где вы её нашли? – обрадовалась она.

– Расскажите мне подробнее, о чём вы говорили, – перебил её Лавников и с интересом выслушал всё, что не хотел слушать раньше. А потом при случае спросил Лаеву:

– Вы часто говорите неправду?

– Не поняла.

– Зачем вам понадобился маскарад на моей кафедре?

– Я непременно должна отвечать?

– Мне ваш визит может очень дорого стоить.

– Он был в ваших интересах и интересах темы и, по-моему, успешным. Если я ошибаюсь, то готова исправиться, если сумею. Говорите как.

– Нет, всё в порядке. Но могло быть плохо.

– Вы меня всегда недооцениваете.

– Извините. Но остается какая-то тайна, она меня беспокоит.

– Забудьте. Визит и его форма были вынужденными, с целью предотвратить беду. Собирались ехать ваши инженеры. Я случайно узнала и взяла всё на себя. Теперь там никто не узнает о вашей новой несанкционированной работе. Не понимаю, как вы об этом узнали.

– Вы не понимаете. А меня секретарша извела. Требует принять вас в аспирантуру. Влюбилась, видите ли, с первого взгляда, родинка около вашего уха понравилась. Что я с этой чепухой делать буду?

Лаева весело рассмеялась.

– Смеётесь. А неплохо было бы объясниться с ней.

– Зачем? Вы её идеал, кумир, гордость и многое другое. Сами управитесь.

В этом Лавников уловил оттенок женственного кокетства и поспешил распрощаться:

– Спасибо за службу.

– Родина оценит.

– Ни больше, ни меньше?

– Угу, – и она упорхнула своей боттичеллевской походкой. Он же подумал: «Странная девушка, наивная, зачем-то печётся о других, красивая, легко располагающая к себе. Но об этом мне думать ни к чему».

Лаева, со своей стороны, нашла его также странным: формалист, ни разу не улыбнулся, не сказал доброго слова. «И как он меня вычислил? Всё было продумано и выверено, нет никаких улик, нигде он меня не видел, нигде я не представлялась. Кумир, идеал! Как можно бросаться такими словами! Не дурак, конечно. Но ведь машина бездушная, милиционер в стакане. Я, правда, мало его знаю, и с какой стати ему со мной любезничать. Галине Сергеевне, возможно, он кажется не таким. Но всё равно не спрячешься: так замкнуться, отгородиться от людей, лишить себя их тепла, превратиться в льдышку – зачем?»

Оберегала же она Лавникова от грозивших ему неприятностей, конечно, не без помощи начальника отдела, любившего посещения своей помощницы и воспринимавшего их как дуновение освежающего ветерка, как эликсир жизни.

– Присаживайся, Ламорушка.

– Я вот с чем пришла к вам, Селен Васильевич. Если будут спрашивать, работает ли у нас Лавников, говорите «нет».

– Он серьёзно смотрел на неё открытым изучающим и размышляющим взглядом. А у неё, как обычно в таких случаях, вертелось в голове одно и то же: «Возражений не будет, шуток тоже. Пусть даже не отвечает. Я же вижу: сейчас я поднялась ещё на одну ступеньку к его уровню. Возможно, будет комплимент». Она подождала ещё немного и сказала: