Я оказался в ситуации, где от меня мало что зависело: моего внутреннего монстра, питающегося девственницами, уже было не сдержать. И я бы сделал то, о чём меня попросили, и чего как животное желал сам, если бы в спальню «неожиданно» не вошла Маюми.
Так Софи легко и непринуждённо поставила точку в моей женитьбе.
О том, что ребёнка не будет, я узнал после произошедшего скандала с Софьей. Маюми рыдала, сообщая мне о замершей на фоне стресса беременности. Заявила, что это я виновен в смерти нашего ребёнка. Я не разделил её истерики – наверное, попросту не успел ещё достаточно хорошо привыкнуть к мысли об отцовстве. Огорчило другое: Маюми разобралась с медицинскими проблемами сама, не посчитав нужным взять меня с собой на операцию. Тот путь, который непоколебимый Эштон проделал от желания секса с чересчур открытой девственницей до решения заключить брак с ней, наталкивал на определённые мысли. Я поинтересовался у своей почти состоявшейся жены, где именно врачи удалили из неё нашего умершего ребёнка, она, конечно, ответила, чего не скажешь о самом госпитале, работники которого не нашли никакой информации о пациентке с интересующим меня именем.
Я почти женился. Я почти связал свою судьбу с женщиной, дважды солгавшей в очень важных и интимных вещах!
И остановила меня в этой ошибке не кто-нибудь, а Софи. Только понял я это намного позже. А в то время, казалось, достиг апогея своей ненависти к Софье, уже не только из-за её поступков, но и по причине своих собственных. Я тешился, виня её во всех смертных грехах, но главное, в расстройстве свадьбы с девушкой, которую никогда не любил. И да, я какое-то время верил, или же хотел верить, что ребёнок Маюми умер из-за выходки Софи, хоть и знал глубоко в душе, догадывался, что никакого ребёнка никогда и не было.
Всё это стало таким очевидным только теперь, а тогда я целиком погрузился в аквариум, до краёв наполненный ненавистью…
Глава 8. Укусы совести
Max Richter - Non-eternal
Я всегда отталкивался от других, а теперь вот настал момент, когда моё собственное мироздание переворачивается, потому что впервые отталкиваться нужно от самого себя.
Раньше я был обижен на отца, на мать, на свою судьбу и рок, или как там это называют, пенял всем за свою безотцовщину, за отсутствие его поддержки, и не только финансовой, его слова, да пусть даже и крепкой трёпки за какие-нибудь косяки. Они ведь всегда есть у мальчишек, а как же без них? За то, что не было в моей жизни спорта, даже самого дешёвого и безобидного, просто никто и никогда не посчитал нужным отвести в секцию, даже не озвучиваю какую, потому что мне что тогда, что теперь тупо всё равно, лишь бы было как у всех, как у других!
Теперь вворачивать нужно себе самому – изнасиловал девушку. Хорошую девушку. Очень хорошую. Сестру свою сводную! Именно сестру, потому что мой генетический отец любит её как дочь … и даже больше. Он родных своих дочерей так не любит, и никто толком не знает почему. Но главное, они за это не в обиде ни на него, ни на неё: все давным-давно привыкли к тому, что есть отец и его любимая дочь Соня, за которую он голову открутит любому, кто посмеет… Никому не позволит тронуть её даже пальцем.
И никто в его семье не знает, каким жестоким он является на самом деле, как безжалостно давит конкурирующие фирмы, как выбрасывает людей из своей конторы за малейшую провинность, за малейший намёк на сексуальный интерес к нему или какому-либо другому своему работнику. И ему плевать на то, что семье нечем будет выплачивать баснословный моргидж, который до этого пожирал весь семейный доход, что будут урезаны и другие обычные минимальные семейные расходы, как оплата футбольной секции, например. Или семейный отпуск раз в году и на десять дней, а не как у него, когда вздумается и захочется его жене или всё той же дочери Соне. И ему плевать на всех с высокой колокольни, пока в его семье все до единого, включая и меня, купаются в деньгах, будто в сливочном масле. А всё из-за его дебильного заскока на сексуальной почве – он ярый противник измен, адюльтеров, секса и любых личных отношений на работе. Я даже знаю, что есть пары, вынужденные скрываться, были и такие, кто по добру уходили в другую компанию, чтобы только не быть выставленными с выговором и позором. Потом ведь работу уже не найдёшь не то что в финансовой сфере, а вообще - в Волмарт не возьмут. А ему плевать, и он это чётко обозначает своим неофициальным лозунгом, который известен абсолютно всем, от директоров до уборщиков: «Инстинкты свои нужно сдерживать, если вы хотите работать в моей компании».
И люди боятся его до одури, страшатся смотреть на противоположный пол и на него самого, не то что отношения мутить. И никто понятия не имеет, в кого он превращается, когда попадает в свой дом, который действительно можно назвать крепостью – столько охраны следит за безопасностью и поблизости, на самом острове, и дистанционно. Сколько денег на это уходит, знаем только я и Алексей.
Человек с двумя лицами: одно для внешнего мира, другое – для семьи. Семья у него – святыня, а он – её сектант, одержимо и с полной самоотдачей следящий за её сохранностью.
На эту Хелен, помощницу его, страшно смотреть – женщина зомби. Она одержима им, смотрит как на Бога, за выслугу лет он её не вышвыривает, а та, не будь дурой, на рожон не лезет, молча глазами его жрёт. И даже если захотела бы она хоть как-то сместить с пьедестала царицу, к ней ведь не подступишься! Столько охраны, что мать вашу, президентов и тех охраняют не так тщательно. Я знаю, что даже среди студентов есть её охранники, и она об этом не знает, даже не догадывается. Каждый новый год подбираются специально обученные подходящие молодые парни, и она не обращает внимания на упорную статистику «пришёл-выбыл», а может, и замечает, но просто вид делает, что не знает ни о чём?
Ей тоже на всех плевать, кроме своих детей и мужа. В этом они спелись как нельзя лучше, недаром же говорят, что муж и жена – одна сатана! И эти двое сатана и есть, для всех, но только не для тех, кто входит в семейный клан.
А внешне – идеальная картинка: он известный меценат и успешный бизнесмен, слышал даже, что и в политике без него не обходится, только остаётся он в тени, скорее всего, всё из тех же соображений безопасности. Слава и признание ему ни к чему, всё, что его заботит: доехала ли любимая дочь до своего института целой и невредимой, всё ли в порядке с женой, и только после этих двух он поинтересуется родными своими кровными детьми. После них, но всё же поинтересуется, а больше – НИКЕМ! Никто больше ему не интересен.
В друзьях у него один только Марк - чувак с давними датскими корнями. Интересный экземпляр, главным образом тем – почему именно он в почётном звании единственного друга? Только ему позволено быть у трона, и только он один вхож в святое – в семью.
А теперь главное – даже матери моей туда вход воспрещён! На мою просьбу мне было сказано твёрдое и непоколебимое «нет!». Ни на окончание института, ни на празднование помолвки с моей так и не состоявшейся женой, вообще ни по какому поводу. Его семья – закрытый элитный клуб, куда меня самого-то едва впустили. Не удивлюсь, если сперва проверили вдоль и поперёк: чем живу, чем дышу, где замечен, в чём уличён. Никто туда не войдёт, пока его не просканируют до самых внутренностей.
Но матери моей и это не поможет. Она для него – чужой человек из внешнего мира, и там ей и оставаться. И по фигу ему, что ребёнка его выносила, родила, чуть не умерла сама при этом, да и сын её пострадал, отчего едва не остался инвалидом на всю оставшуюся жизнь. И плевать ему, что до восемнадцати лет одна тянула меня, что из кожи вон лезла, работая на трёх работах, добиваясь главного – операции для сына, пока не поздно, пока у него есть ещё шанс остаться нормальным человеком с нормальными ногами и нормальной походкой, способного бегать, но не прыгать, и быть более-менее сносно похожим на мужика во взрослой жизни. Плевал он на всё это. Есть у него его женщина, его дочери, а остальные – провалитесь пропадом.
