Вдруг Николай сообразил, что поступает неправильно. Собирался ли он будить Скрытую Энергию или сливаться с картиной, значения не имело. В любом случае следовало расслабиться, а не напрягаться. Совершенно верно! Ведь перед этим он как раз расслаблялся. И Шри Вельбесана учил: "Кундалини-Шакти не вползает в напряженное тело, ей противны сконцентрированные воля и разум".
Николай перевел дух, тряхнул головой и трижды провел по лицу руками, сбрасывая отрицательные эмоции. Лег в позу рыбы, несколько раз набрал в легкие как можно больше воздуха и задержал его перед выдохами, стараясь усвоить всю содержащуюся в нем прану и подкормить таким образом голодную Кундалини. Вновь сел в полулотос и начал расслабляться.
И у него сразу же все получилось! Состояние, в которое пришел Николай, напоминало утреннее, хотя все же отличалось от него. Запахов он не видел, никакого слияния с "Гиперкубическим распятием" также не было, зато повторилось ощущение полета... нет, скорее спокойного парения над подстилкой. Николай чувствовал себя наполненным водородом аэростатом в форме сидящего в полулотосе человека. Всего лишь тончайший, незримый волосок захлестнул мизинец на левой ноге и едва не лопаясь удерживал от немедленного прощания с погрязшей во грехах землей и начала плавного, постепенно ускоряющегося вознесения в высшие небесные сферы. Теряющийся в полумраке свод подвала заискрился сапфировыми блестками, затем поголубел. В центре его, прямо над головой Николая словно открылся небольшой круглый люк, из которого ощутимо плотными упругими волнами хлынул поток желтоватого света. Не расширяясь и не сужаясь поток имел идеальную цилиндрическую форму. Волны света накатывали на человекообразный аэростат, понемногу разогревали его и окружающий воздух, который ласкал телесную оболочку и тянул все выше, выше, выше... Водород также грелся, распирал до боли внешние покровы так, что те едва не лопались и также стремился вверх, вверх, вверх... А из люка все громче, все настойчивее и протяжней звал голос: "Сюда, ко Мне, ко Мне, Сын Мой возлюбленный Истинный Христос!.."
Но окончательно устремиться в зияющий над головой солнечный люк мешала волосяная нить. При каждом рывке аэростата-тела она отвечала таким же точно по силе рывком вниз, и Николай самым дурацким образом колотился между небом и землей, точно персонаж анекдота, упавший с сотого этажа небоскреба и зацепившийся подтяжками за крючок на пятидесятом. А края люка полыхали уже зловещим рубином, волны света не ласкали, а обжигали и достигая земли вмиг иссушали ее на многие километры вокруг, превращая плодородную почву в растрескавшуюся раскаленную серовато-бурую корку. Голос уже не звал, а противно, с подвизгиванием вопил: "Ко Мне!!! Ко Мне!!!" И в кобчике наконец зашевелился разозленный клубок змей.
Нет, то была одна весьма беспорядочно спутавшаяся змея! Кроваво-красные световые волны концентрировались где-то в области макушки, с гудением, от которого содрогалась вся телесная оболочка, врывались в позвоночник и раскаленными остроконечными спицами впивались в змею. Боль уколов, гул, вибрация и визги чрезвычайно злили эту тварь, и вот она стала нехотя разворачиваться и сухо потрескивая погремушкой на кончике хвоста подниматься вверх, из одного позвонка в другой, шипя: "Ты смееш-ш-шь будить меня? Есть хоч-шу, есть хоч-шу, хоч-шу..."
Тут нить дернулась сильней обычного, и Николай вдруг увидел, что конец ее на привязан к земле, а находится в ручонках замурзанного пятилетнего сопляка, его собственного сынишки Вити! Паршивец как всегда забавлялся самым бездумно-идиотским способом, рвал волосяную привязь так, что тело Николая каждый раз с грохотом стукалось об окаменелый грунт, корчил невероятнейшие рожи, скалил зубы и злорадно вопил: "Куда же ты, папка, куда тебя несет?! На небо, что ли, намылился?! А я?! А без меня как же?! Ты ж сам говорил, что для всех стараешься, и мамка мне это втолковывала, и Учитель вдалбливал. Так я хочу, чтоб ты для меня старался!! Я - вот, я рядом, папка!!! Я жрать хочу, я наверх хочу, где тепло, светло и с пацанами гуляться можно!! Я в мяч погонять хочу, ну что мне, и в мяч нельзя?! Я купаться на речку хочу, айда купаться, папка! Махнем на рыбалку, в лес. Ну хоть выберемся отсюдова наверх! Начхать на мяч, на конфеты, на удочку и на лисапет, но давай хоть наверх махнем! Я ж пацан, папка, я ж пацан!!! Ты сам был пацаном, вспомни, каким ты был!.." И как-то нехорошо, подленько, но в то же время умоляюще смеялся. От этого смеха хотелось волком выть, переколотить к чертовой матери все, что было в подвале и напиться до бесчувствия. А больше всего, ну просто до жути, до тоски гробовой хотелось - головой в петлю.
Ух и разозлился Николай! Вечно этот сорванец мешал ему, путался под ногами. На горе, ох, на горе себе породил он этого недоноска. Спьяну, сдуру залез тогда на Марию, как распоследний кобель повел себя. Слава Богу, хоть после не обабился, как иные прочие, которые на двух работах или на дальних вахтах без передышки пашут, лишь бы квартиру хламом набить да надоевшей давно жене в зубы какую-нибудь диковинку ткнуть, потом не выдерживают, все нажитое горбом пропивают, семью по миру пускают и под забором в грязи подыхают... Слава Богу, у него-то ума хватило на плотское скотство плюнуть и жить для высших целей.
Но Витька-то, Витька!!! Он - вечное живое, рядом стоящее напоминание о грязном прошлом Истинного Христа, о том дерьме и о той блевотине, из которых Николай едва выкарабкался. И прежде, и ныне, и впредь будет маячить перед глазами этот ублюдок... Сволочь! Ну как подняться до чистого уровня Бога-Отца, имея на ногах такой груз?! Как выполнить Свою Миссию?! Да, рядом Мария, еще одна свидетельница, однако она все отлично поняла и уверовав осталась женой лишь в абсолютно духовном смысле. Теперешняя Мария далеко не прежняя. То есть она радуется, что муж перестал пить, курить, без причины бить ее чем под руку попало, взялся за ум и достиг определенного положения, а это, можно сказать, и есть конечный идеал любой земной бабы, которая и в России баба, и в Америке, и в Африке. Но вместе с тем Мария по достоинству оценила и приняла новые идеалы, предложенные мужем, а значит стала идеальной женой в божественном значении, то есть единомышленницей, спутницей и служанкой, всегда следующей на шаг позади Богом данного супруга и не позволяющей себе ни приблизиться, ни обогнать его, ни отдалиться. Нет, Мария не мозолила Николаю глаза, будучи в то же время всегда под рукой. И второй их сын молодец, что родился мертвым, что едва явившись на свет сразу же согласился вернуться туда, откуда пришел - к Богу. Вот только Витька... Витька!!!
Лучше б его не было вообще. Лучше б этот щенок издох как собака! Пропал бы, сгинул без следа!! Пр-роклятье, проклятье на его голову на веки вечные!!!
Гневно сверкнули очи Николая.
Из пурпурного круга над головой прогремело: "Жертвы, жертвы жажду!!"
А от всех краев земли начали стекаться верные служители Бога Сокрытого и остановившись у границы выжженной солнцем земли взмолились: "Напои нас, напои, Господь Истинный Христос! Жаждем мы, жаждем, земля жаждет! Напои же нас Энергиею Господней, дай нам силы неистощимой, необоримой..."
А змея в позвоночнике все разворачивала свои кольца и достигнув солнечного сплетения разорвала бренную телесную оболочку и метнулась к дерзкому мальчишке. Вмиг обвила его тельце тугими кольцами; не успел малец крикнуть, как разинула пасть, охватила челюстями его голову - и нет лопоухой головы у малыша! И увидел тогда Николай, что вовсе не сын это был, а чаша в форме человека; вокруг же чаши обвилась змея наподобие того, как изображают это на аптекарской эмблеме. Только не обычная змея перед ним находилась. Впервые в жизни лицезрел Христос собственную Энергию. Гибкое туловище толщиной с бревно, шкура лиловая, испещренная золотистой вязью чудных букв, на конце хвоста трепещет прозрачная погремушка, наполненная отборными алмазами, а голова - женская. Дивной красоты лицо словно вырезано умелым мастером из отборного сандала, на челе корона странной формы, в ушах массивные серьги червонного золота. Повела женщина-змея точеной бровью, едва раскрыла пухлые чувственные губы, дохнула благовонным дыханием и тихо прошептала-прошипела нечто загадочное:
