Тут Бог окропил Меня кровью, все закружилось, завертелось, стало удаляться... И вновь Я очутился в собственном теле, застывшем на месте для медитации.
- И... что же это за жертва? - озабоченно спросила женщина. От последних слов мужа ей почему-то сделалось не по себе, даже мурашки по коже побежали.
- Если б знать! - Николай был озабочен не меньше (а на самом деле наверняка больше) жены. - Я сейчас постараюсь еще помедитировать на "Гиперкубическое распятие" и выяснить это у Бога. Так что побыстрее давай продукты на благословение, а потом убирайся и пришли ко мне Шри Вельбесану, а уж затем чтоб никто не смел Меня беспокоить, проследи за этим, не то прокляну навеки.
Николай весь подобрался, снял руки с плеч жены, взгляд его сделался чрезвычайно строгим; Мария поняла, что время откровений кончилось, послушно пододвинула к ногам Христа продукты на благословение и быстро выскользнула из комнаты.
Ни будить, ни отвлекать от дел, ни разыскивать Шри Вельбесану не пришлось. Словно предчувствуя нечто важное и значительное, он как раз завершил утреннюю медитацию и гала-молитву за мировой успех и вселенскую победу Братства Истинного Христа Николая (сокращенно БИХН), хотя обычно это обязательное мероприятие отнимало у него гораздо больше времени. Мария сказала, что надо срочно идти к Христу, и довольно потирая руки, загадочно усмехаясь самыми краешками тонких бледных губ Учитель поспешил в Священную Обитель Ученика.
Заглянув в прихожую Мария обнаружила двух входящих туда апостолов, Дионисия и Гераклия (в миру Дениса и Георгия), а также водоноса. Последнему она сунула два пустых ведра, наказав доставить воду к вечеру. С апостолами было посложнее: оба настаивали на безотлагательной встрече с Христом по важному делу. Мария растерялась. С одной стороны апостолы - это тебе не простые преданные, от них не отделаться ненавязчивой просьбой об уходе. Да и дело их действительно может оказаться нешуточным, кто знает... С другой стороны, Николай ясно и недвусмысленно велел не беспокоить его. Как же быть? Вот если бы Шри Вельбесана не уходил, его бы спросить... А это мысль!
- Знаете, скоро от Господа выйдет Учитель, пусть он и решит. А вы, если желаете, подождите на кухне, со мной.
Апостолы милостиво согласились. Пока Мария готовила завтрак, Гераклий молча сидел у стены, время от времени принимаясь покусывать и стесывать об отвалившийся кусок кирпича поломанный ноготь правого указательного пальца, а Дионисий, всегда более чем благосклонно относившийся к Марии, потихоньку нахваливал блеск и чистоту (пусть даже относительные), которые спутница Христа умудрялась поддерживать в подвале отселенного дома.
- Ну что вы, что вы, - засмущалась Мария. - Вон штукатурка опять посыпалась. Сырость... Грибок совсем замучил. И самое главное: сказали бы Господу, чтоб у себя-то в комнате разрешил ремонт сделать. А то Шри Вельбесана постоянно толкует, что от ремонта какие-то там тонкие поля нарушиться могут, вот и не позволяет.
- Не велит Учитель, так и нечего самоуправством заниматься, - строго заметил Гераклий, который считал, что заигрывания Дионисия с женой Христа вызваны чисто карьеристскими соображениями. Нет, сам он в принципе не был против подобных методов; только ведь во всем меру знать надо, а посему зачем подлизываться к простой служанке?! Лучше уж к Самому Господу или на худой конец к Учителю. Вот и полировал молча ногти Гераклий, ходивший у Николая в любимчиках.
Но растроганную до глубины души давешними откровениями Господа и похвалами апостола женщину вдруг точно прорвало. Она бухнулась на колени перед Дионисием и принялась рассыпаться в благодарностях за то, что именно он около года назад обратил в истинную веру одного толкового электрика, который умудрился провести в их подвал замаскированную времянку от ближайшей линии, и теперь вот у них и по лампочке в каждой комнате, и с примусом возиться не надо, благо электроплитка есть.
- Только б с водой еще помочь как-нибудь. Да отопления нет. Неуж-то на зиму в пустыню мира предстоит возвращаться? - пугливо сетовала женщина. Дионисий принялся успокаивать ее, твердо заверил, что и с водой помогут, и масляные радиаторы к зиме достанут. Гераклию же окончательно опротивела эта болтовня, и вторично нарушив молчание он потихоньку перевел разговор на свершившееся во время последнего вторничного гала-служения чудо: стоя перед собравшимися Шри Вельбесана и Господь взяли газету, в которой была напечатана статья против деятельности БИХН, соединили руки, Учитель проклял во Имя Бога Сокрытого всю редколлегию газеты - и бумага в их руках вспыхнула ярко-желтым пламенем и мгновенно превратилась в пепел!
О чуде говорили долго и с удовольствием. Мария просто и откровенно умилялась славой своего Мужа и Его силой, возраставшей с каждым днем. Апостолы же просмаковали каждую деталь самовоспламенения бумаги, а затем со знанием дела принялись обсуждать, какие напасти свалятся на грешные головы главного редактора, его заместителя и автора ненавистной статейки, а также в какой срок "прикроют" всю газету. Говорят, один из младших преданных по заданию Учителя ходил в редакцию и выяснил, что с позавчерашнего дня главному редактору сильно не здоровится, а у корреспондента что-то случилось дома...
И в этот самый момент в кухню вошел пятилетний Витя, сын Христа Николая и Марии.
2
Вообще-то Вите запретили выходить из своей комнаты без разрешения взрослых, только очень уж хотелось после вчерашнего наказания. Мальчика и в обычные дни не особенно баловали обилием пищи, строго следя за тем, чтобы он не приучался впадать в грех чревоугодия. А Шри Вельбесана к тому же частенько повторял йоговскую пословицу: "Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу". Пословица была до невозможности глупая, ибо выходило, что смертельными врагами Вити были папа, мама и Шри Вельбесана собственной персоной, поскольку вчера они втроем съели и его завтрак, и обед, и ужин.
Но ведь наказывали его накануне. Вдруг сегодня мама смилостивится и отрежет ему хоть кусочек хлеба до завтрака, если хорошенько попросить?!
- Ма-ам, дай хлеба, - как можно жалобнее сказал мальчик и совсем уже убитым голосом добавил: - Ну пожалуйста...
Однако по строго поджатым губам и сдвинутым к переносице реденьким белесым бровям матери было ясно, что никакого хлеба до завтрака Витя не получит. Более того, на поверку положение мальчика оказалось еще хуже, поскольку угрожающе прошептав:
- Тебе было велено: не смей выходить из своей комнаты, гаденыш, - Мария пригрозила: - Вот скажу отцу, лишит он тебя завтрака и сегодня. А может и обеда.
Витя испугался очень сильно. Как так? Значит, и сегодня он поест только вечером? А вдруг ему и поужинать не дадут за какую-нибудь провинность! Или просто потому, что "ужин отдай врагу"...
А вдруг его вообще перестанут кормить?! Раз Шри Вельбесана сказал "отдай врагу", раз он съест Витину порцию вместе с папой и мамой... значит, они действительно не хотят кормить мальчика! Они хотят, чтобы он не кушал и был голодным все время!! Они хотят...
Но слишком еще мал был ребенок, чтобы абстрактно думать о смерти как о результате длительной голодовки. Слишком много нерастраченных жизненных сил таил пока его организм. Просто Витя почувствовал, что если вчера, сегодня, завтра и так далее ничего не кушать, может случиться... нечто пугающе нехорошее и непоправимое. И вот это самое ощущение пугающей непоправимости, ощущение ледяной бездны без единого живого огонька, не раздражающей ни единого нервного окончания во всем организме, не дающей измученному одиночеством мозгу совершенно никакой духовной пищи (как не было сейчас пищи материальной в желудке) - так вот, именно это страшное во всей своей загадочной неизведанности ощущение удушающим комком подкатило к маленькому горлышку, заставило беззвучно раскрыться маленький ротик, а из маленьких глазенок выдавило несколько крошечных слезинок.
- Да-да, и нечего мне тут кукситься, - пренебрежительно морщась продолжала Мария. - Не старайся, не разжалобишь.
