Фрэнк разворачивается резко и смотрит напряжённо, замерев и оцепенев внутри, не готовый слышать о самом плохом. Ему кажется, что если кто-то сообщит о смерти Эмиля, то он умрёт сам — здесь же, на стерильно-чистом полу этой проклятой больницы, в которой Эмиля не смогли спасти, и в которой их неоднократно предупреждали об опасной беременности.

Доктор С. Малькольм что-то говорит, негромко, но немного торопливо, потому что явно спешит.

Фрэнк улавливает только суть: он должен выбрать, кого спасать — Эмиля или ребёнка.

— Я дам вам несколько минут подумать, — Малькольм хочет отойти, но Фрэнк уверенно сжимает его руку, не давая сделать и шага:

— Эмиля. Вы должны спасти Эмиля, — он цедит это сквозь зубы, смотрит так яростно, словно убьёт каждого здесь, если Эмиль не выживет. И это предположение почти правда — Фрэнк чувствует, что на грани того, чтобы сделать подобное.

— Я думаю, мистер Дженкинс, что вам всё-таки надо подумать, — мягко отцепляет его пальцы от себя Малькольм, и в любой другой ситуации Фрэнк бы, наверное, понял его. Наверное, он выглядит невменяемо, слишком взбудораженным. Наверное, так быстро принимать важные решения нельзя, но своего ответа Фрэнк не меняет.

Эмиль мягкий и тёплый, он такой чувствительный, что стонет сразу, как только Фрэнк целует его в шею и прижимается коленом к паху. Эмиль ёрзает под ним, тихо смеётся и тянется за каждым движением. Фрэнк не перестаёт касаться его ни на секунду, словно боится, что Эмиль передумает, хотя это, конечно, не так.

Они целуются долго и глубоко, Эмиль сползает вниз, ёрзает и обхватывает рукой член Фрэнка, и уже не его очередь негромко выстанывать. Особенно, когда Эмиль оказывается совсем внизу, и Фрэнк чувствует его горячий рот и умелые губы.

Эмиль многое знает и умеет, хитро блестит глазами в полутьме, и ему, кажется, совсем не мешает уже явный живот. Фрэнку вовсе всё равно — он готов боготворить Эмиля любым, лишь бы тот оставался рядом.

Они занимаются сексом долго и медленно, Эмиль выгибается навстречу, трётся и часто дышит, цепляясь короткими ногтями то в простыни, то в чужую спину. А Фрэнк никак не может остановиться, сгибаясь, двигаясь и постоянно откладывая пик их удовольствия, чтобы только к концу еле удержаться на руках и не свалиться на счастливого Эмиля, вместо этого обессиленно падая рядом и тут же притягивая к себе для ещё одного поцелуя.

— Ты ещё переживаешь, — Эмиль гладит его грудь, рисует какие-то узоры на ней и не может прекратить улыбаться, глядя в потолок.

У Фрэнка есть повод переживать, он краем глаза следит за Эмилем, но вспоминает вовсе не его улыбку и радостный взгляд, а осунувшееся лицо и горы таблеток, которые он пил после того, как потерял ребёнка. Его бесконечные рыдания по ночам, разочарование в себе и то, как им обоим сложно давался тот период. Но Эмиль — сильный, он умница, думает Фрэнк. И сильнее прижимается к нему, кусая губы и до сих пор считая, что поступил верно, не сказав о том, что ребёнок мог остаться жив. Эмиль бы никогда не простил. И отчасти Фрэнк ненавидит себя за эту ложь, но ещё сильнее ненавидел бы, окажись Эмиль не рядом с ним.

— Слушай, — Эмиль вдруг приподнимается и серьёзно смотрит в его лицо, — я понимаю, почему ты беспокоишься, я тоже немного боюсь, но ведь нет ничего лучше, чем ребёнок, который родился в любящей семье. Я хочу его, я мечтаю о нём всю жизнь. Потому, Фрэнк, пожалуйста, если что-то пойдёт не так, я тебя прошу, сделай всё, чтобы спасти ребёнка. Хорошо? — он заглядывает в глаза, и его глаза такие влажные, словно он вот-вот расплачется.

Фрэнк цепенеет. Он боится не того, что Эмиль узнал о прошлом, потому стал просить поступить в этот раз по-другому. Он боится, что этот раз наступит.

— Фрэнк, пожалуйста, пообещай, — Эмиль шепчет ему прямо в губы, шепчет отчаянно и бесконтрольно. Фрэнк кладёт ладонь ему на затылок и прижимает ближе, коротко целуя и закрывая глаза, позволив уткнуться в своё плечо.

— Обещаю, — срывается с его губ, и он слышит, как Эмиль облегчённо выдыхает.

И у Фрэнка внутри снова залежи льда.