– Старшего брата? – Райнер ухмыляется, и я краснею. – Эй, ты не хочешь поужинать? – спрашивает он, резко меняя тему.
– Я не очень голодна.
– Пойдем, тебе нужно поесть. Тебе хоть что-то сегодня удалось перехватить? – Он опускает руки, и светлые волосы падают ему на лоб. Это кажется знакомым, что странно, но потом я вспоминаю, что именно в этой позе он на постере в спальне у Кассандры.
Моя жизнь полна странностей.
– Ладно, дай мне переодеться.
Я слышу, как в соседней комнате Райнер насвистывает мелодию. Я узнаю ее, но не могу вспомнить название. Кажется, это какая-то из песен Бритни. Песня о летней влюбленности, которая постоянно играла с апреля по август в прошлом году. Даже я знаю все слова на память. Может, они и правда встречаются.
Я дергаю ящик комода, и фото, стоящее на нем, падает. Это фото, которое Джейк дал мне перед отъездом. На нем он сам, Кассандра и я прошлым летом. Мы стоим перед магазином мороженого Delmano. Мы глупо улыбаемся, лица измазаны шоколадом. Я поднимаю фото и кладу его в ящик. Меня охватывает чувство вины за то, что я не звоню чаще. За то, что я уехала. Я думаю, как они там учатся, как гуляют по центру города в выходные. Без меня.
Выбираю белую маечку и юбку с цветочным узором, которая у меня с шестого класса. Я никогда ее не носила, но решила, что она подойдет для Гавайев.
Я получила свой первый чек в прошлом месяце и только на той неделе добралась до банка, чтобы мне перевели эти деньги на счет. Если честно, я даже испугалась. В действительности эти цифры значат больше, чем просто денежная сумма. Они значат что-то еще, что я пока не до конца понимаю. Это куда большая сумма, чем всё, что когда-либо заработала моя семья, сложенное вместе и умноженное на десять. Я чувствую себя могущественной, но не в самом лучшем смысле. Этакая Годзилла, переросшая всех родственников. Как будто я больше не помещусь в свой собственный дом.
Прежде чем уехать, я предложила деньги родителям, но они отказались. Папа на полном серьезе ушел из комнаты. А мама велела мне никогда больше об этом не заговаривать и сказала, что я заработала эти деньги и они должны оставаться моими.
Но зачем мне столько?
Пока я только оплатила адвокатов и все в таком роде. Я дала маме чек для женского приюта, в котором она работает волонтером. Чек она взяла. Но я не ходила по магазинам. Не купила себе сумочку. Или туфли. Или машину. На Мауи не так уж много мест, где можно заняться шопингом, только один небольшой центр за нашим отелем, и даже если бы они были, мне бы все равно понравилось то же, что и всегда, – джинсы и майки.
Может быть, я оплачу Джейку и Кассандре полет на съемки. Думаю, им это понравится.
– Ты отлично выглядишь, – говорит Райнер, когда я появляюсь перед ним. Он одаряет меня улыбкой.
Я фыркаю, потому что, несмотря на выигрышное сочетание детской юбочки с песком в моих волосах, я уверена, что он шутит.
– Куда мы пойдем? – спрашивает он.
– В «Лонги»?
На первом этаже торгового центра есть итальянский ресторан. Мы почти каждый день заказываем обед оттуда, у них отличная паста, и сам ресторан на открытом воздухе, так что можно слушать океан. Не то чтобы из моей гостиной не слышно океан, но это все равно приятно.
– Звучит неплохо, – говорит Райнер.
Когда мы оказываемся в «Лонги», Райнер улыбается администратору своей фирменной улыбкой, и она предлагает нам крайний столик, скрывающийся прямо под пальмой. Она похожа на тех девушек, которых обычно можно увидеть в рекламе бренда Roxy. Загорелая, высокая, стройная блондинка. Готова поспорить, по утрам она занимается серфингом, днем работает моделью, а по ночам обслуживает здешних посетителей. Если моя актерская карьера провалится, такой образ жизни – тоже неплохой вариант. Кроме работы моделью.
– Я подумываю о том, чтобы не уезжать в эти выходные. – Райнер откидывается на стуле, и его рука вскользь касается моей. Мы сидим наискосок за столиком на четверых, но Райнер устроился так близко, что мы почти соприкасаемся. Неподалеку от нас ужинают две девочки с родителями и чуть ли не падают в обморок.
Тяжело забыть, что Райнер знаменит.
– Да? – говорю я, отламывая кусочек булочки.
Райнер летает в Лос-Анджелес и обратно каждые выходные. Теперь я думаю, что, скорее всего, он виделся с Бритни, но я не спрашивала.
Он берет стакан с водой и отпивает, не поднимая глаз.
– Да. Я просто подумал, что мало свободного времени провожу здесь. Ради чего я постоянно сбегаю?
– Бритни? – предполагаю я и сразу же жалею, что произнесла это вслух.
Райнер хмурится.
– Что ты имеешь в виду?
Я представляю свой ответ: «Ты хочешь убедиться, что твоя девушка не встречается с плохим парнем из Голливуда, Джорданом Уайлдером, так?»
А затем я говорю: «Таблоиды», хотя на самом деле хочу сказать: «Лилианна». Но я слышала о Джордане Уайлдере и от Кассандры тоже. Тяжелый случай.
Райнера это забавляет.
– Ты их читаешь?
– Э-э… нет, не совсем. – Я чувствую, как мое лицо начинает краснеть.
– Все в порядке. – Райнер кладет руку на мое обнаженное плечо. Она мягкая и теплая.
– Я не читаю таблоиды. – Я выдыхаю. – Наверное, стоит, потому что тогда я буду знать хоть что-то о людях, но я не читаю. Моя лучшая подруга всегда мне обо всем рассказывала. – При нормальных обстоятельствах я бы уже сообщила Кассандре о комментарии Лилианны, но у меня не было времени. – Лилианна рассказала мне о некой Бритни. Хотя это не важно… – Я понимаю, что слишком много болтаю, но мне трудно остановиться. То, как он смотрит на меня – с интересом и в то же время смущенно, – заставляет меня нервничать.
Райнер откашливается и убирает руку.
– Мы не встречаемся. Уже нет.
– О.
Он улыбается.
– А ты?
– Бритни не в моем вкусе, – парирую я.
Райнер смеется.
– Забавно.
– Стараюсь.
Он наклоняется ко мне.
– Дома есть кто-нибудь?
Я думаю о Джейке, который, скорее всего, сейчас пикетирует какой-нибудь приют для животных или Barnes & Noble.
– Нет.
– Правда? У тебя?
– Как это ни удивительно, да. Несмотря на все это, ко мне еще никто не прибежал. – Я прихватываю несколько тонких прядок волос, и песок сразу же сыпется мне на колени.
– Ты кинозвезда, не заметила? – говорит он. Его голубые глаза сияют. Если за нашим столом и есть кинозвезда, это точно не я.
– Я актриса, – поправляю я его.
– В нашем положении, дорогая, это одно и то же.
Я пытаюсь сопротивляться его воздействию, но то, как он произносит «дорогая», заставляет вибрировать каждый мой нерв.
Райнер откидывается на спинку стула и улыбается.
– Ну, что закажешь?
Я замечаю, с каким спокойным очарованием он говорит с официантом; как он встает и поправляет мой стул, когда я возвращаюсь из уборной; как он улыбается и беседует с матерью и дочерью, которые подошли к нашему столику, чтобы попросить у Райнера автограф. Он чувствует себя комфортно. Даже больше: ему будто все это нравится.
– Ты привыкнешь, – говорит он, нарезая лосося. – Иногда они немного навязчивы, но это даже льстит. Значит, они любят то, что ты делаешь.
Мне не хватает духу сказать ему, что после сегодняшнего вряд ли кто-то полюбит то, что делаю я.
– Все будет хорошо. – Он словно читает мои мысли. – Но ты не можешь позволить Уайатту тебя задеть.
– Ты прав, – отвечаю я.
Он кладет локти на стол и склоняется ближе.
– Итак, ты устроишь для меня экскурсию в эти выходные или заставишь умолять об этом?
Я сглатываю.
– Разве у твоей семьи нет здесь дома?
Райнер поднимает брови.
– Ты точно читаешь таблоиды.
Я качаю головой.
– Ну уж нет, ты сам мне это сказал несколько недель назад.
Он вздыхает.
– Да, но мы обычно просто сидим у бассейна, проводим здесь только выходные. Я хочу посмотреть твои Гавайи. Ты из тех, кто постоянно заперт на острове. Думаю, хоть что-то ты уже видела. – Он наклоняется еще ближе, так близко, что я чувствую его запах. Он пахнет дорогим одеколоном, как целый универмаг. В сочетании со сладким ароматом растущей вокруг плюмерии это даже опьяняет.