– Что мне делать? – тихо спрашиваю я, и его спина каменеет. Я даже не спрашиваю, что это. И почему мои ночные кошмары, бредни сходящего с ума мальчишки, становятся реальными. И почему он выглядит так, словно я вот-вот взойду на эшафот.

Он почти отшатывается от меня. Запахивается в пальто, вновь становясь прежним ядовито-безразличным Снейпом, с потрясающим цинизмом отвечает мне:

– Что вам делать, Поттер? У вас есть два пути: позволить этому, – он не прикасается ко мне, но я чувствую отзвук невольной ласки его пальцев, – уничтожить вас или начать с этим бороться.

У меня идёт кругом голова, я не понимаю, что происходит, аудитория вокруг вертится, изгибается, раздваивается… Он цепко сжимает мои плечи, пытливо заглядывая в моё лицо, в моё серое, осунувшееся, исхудавшее лицо полутрупа, и отрывисто бросает:

– Возьмите себя в руки. Вы не один. Я помогу вам. Постараюсь помочь.

Я поднимаю на него больные глаза и выдыхаю то, за что мне будет стыдно ещё очень долгое время:

– Мне страшно возвращаться домой.

Его лицо – изысканная фреска, маска на грани божественной красоты и божественного уродства – не выражает никаких эмоций. Только руки, лежащие на моих плечах, держат так цепко, точно он боится, что я упаду. Я действительно не уверен, что смогу стоять на ногах без поддержки. Снейп морщится, будто уговаривая самого себя, и кивает:

– Пойдёмте, Поттер. Мы рискуем опоздать на поезд.

Понимание прошибает меня током, я мотаю головой, всё же вырываясь из его хватки, отступаю на шаг, тяжело опираюсь на парту, торопливо бормочу:

– Я не это имел в виду, так нельзя, вы… вам…

– Хватит мямлить! – на секунду в его голос врывается ярость, но он закрывает глаза и усмиряет её. А потом продолжает уже спокойнее, хотя острая сталь ещё звенит в его голосе и грозит исполосовать меня. – Послушайте, Поттер. Вы представления не имеете, с чем вас угораздило связаться. Это… если будет угодно, сила, стократно превышающая человеческую. Вы вернётесь домой, – его взгляд обжигает, – и как ни в чём не бывало ляжете спать. Принесёте этой силе себя, беспомощного и уязвимого, на блюдечке. Позволите себя уничтожить. Вы этого хотите?

Я смотрю на него непонимающим, испуганным, изумлённым взглядом, и Северус Снейп, прижимая ладонь к лицу, почти стонет:

– Он же почти ребёнок, Господи.

Я не успеваю возмутиться – он берёт себя в руки раньше. И, застёгивая пальто, холодно бросает мне:

– Или вы идёте со мной, или уходите из кабинета прямо сейчас.

– Вы же мне расскажете? – по-детски наивно спрашиваю я, заматывая шарф. Северус Снейп трёт переносицу, подхватывает портфель и, подталкивая меня к выходу из аудитории, на секунду задерживает ладонь на моей спине. Прикосновение обжигает даже через одежду.

Наверное, это «да». А даже если бы и «нет»…

Даже если бы.

========== Vestigia terrent ==========

Мне неловко до заползающих под шарф алых пятен, пока мы молча идём к метро. Я прячу взгляд, когда он случайно врезается в меня, повинуясь давлению людей позади. Я вспыхиваю, как спичка, когда он ненамеренно прикасается к моей ладони: кончиками пальцев к тыльной стороне, тут же отдёрнув руку, будто бы он смутился. Будто бы Северус Снейп вообще умеет смущаться. Мы молчим, и это молчание тяготит меня много больше маленькой ранки, угнездившейся на шее. Сказать по правде, я боюсь лишний раз взглянуть на него. Будто прочту разочарование и недовольство свалившейся на него новой обязанностью, будто он скажет, что я – ходячая проблема.

Наверное, так оно и есть.

– Пойдёмте, – коротко и невыразительно произносит Снейп, когда двери поезда разъезжаются в стороны. – Наша остановка.

«Наша» отдаётся в рёбрах нежданным, пугающим теплом, и я спотыкаюсь на ровном месте. И он смотрит на меня с насмешливым снисхождением, этот бледный высокий мужчина с раввинским носом, и иронично вздёргивает бровь, будто говоря: «Не сомневался в ваших способностях, мистер Поттер». Но отчего-то не произнося этого вслух.

Улица, на которой он живёт, безлюдна и тиха, только чей-то благовоспитанный мопс семенит мимо газонов, не осмеливаясь примять короткими неуклюжими лапами траву, и вертит плоскомордой головой. Лица его хозяина, идущего следом за питомцем, не разглядеть, так низко надвинута на лоб широкополая шляпа; такие, верно, носили мафиози – даже прищурившись, можно различить только тонкую линию носа и блестящие глаза. На нём странного покроя пальто – топорщащееся на груди и животе, как рубашка толстяка, которая мала ему, – но длинные ноги худы, как палки. Мы сталкиваемся взглядами, и он останавливается. Расправляет плечи, улыбается всем длинным телом, и мне отчего-то становится дурно. Медленно, будто при встрече с хорошим знакомым, при котором полагается снять головной убор, мужчина тянет шляпу вверх. Сперва обнажается подбородок: острый и узкий, нездорового землистого цвета. За ним – губы, тонкие и такие бледные, что кажутся почти синими.

Он улыбается. Улыбается, растягивая рот на всё лицо, улыбается, демонстрируя мне дюжину рядов острых зубов, улыбается, расстёгивая пальто, и по его длинным паучьим пальцам бегут миллиарды насекомых, выбирающихся из расширяющейся прорехи в его груди…

О Господи. Снейп, Снейп!..

Цепляюсь за костлявый локоть почти судорожно, впиваюсь пальцами, с трудом отрывая взгляд от чудовищного незнакомца, едва не падаю, бормочу, внезапно обнаружив, что голос почти пропал:

– Сэр… сэр!

– Что такое, Поттер? – Снейп останавливается, смотрит на меня удивлённо и непонимающе, будто бы за мной не стоит уродливая тварь с огромной пастью, хмурится. – Вы побледнели. Голова кружится?

– Вы… разве вы не видите? – одними губами выдавливаю я, и ухмыляющаяся пасть маячит перед моими глазами, и что-то мрачное, тяжёлое, густое наваливается на меня непреодолимой силой, и я чувствую, как отказывают ноги, и я лечу куда-то, и взволнованный голос назойливо стучится в дверь черепной коробки, и встревоженные чёрные глаза пронзают меня беспокойством, но через секунду они сменяются пустотой. И я падаю во тьму, и под веками у меня отпечатывается картинка: алое месиво на зелёной траве, толстое туловище, искажённая животным страданием плоская морда – развороченный, вывернутый наружу гниющими внутренностями мопс.

– Поттер! – будто сквозь вату. – Что ж это такое… давайте, Поттер, переставляйте ноги!

Он тащит меня почти на буксире, вынуждая выплывать из вязкого морока, и я почти прихожу в себя, оказываясь на пороге его дома. Меня подталкивают в спину, направляют, указывая, где повернуть, где прислониться к стене; я чувствую себя столетним стариком, лишившимся трости. В лицо лезут жёсткие чёрные пряди, щекочут губы и подбородок, мешают видеть дорогу, а потом – переворот – меня, как мешок с картошкой, сгружают на скрипящий диванчик, оставляют в одиночестве на долю секунды; я верчу головой, дезориентированный, потерянный, я задыхаюсь, мне не хватает кислорода, в груди жжёт, я жалобно мычу, ища его безмолвным порывом тела, и Северус Снейп, разозлённый и обеспокоенный одновременно, опускается передо мной на корточки, стискивает мой подбородок стальной хваткой, вынуждая открыть рот, вливает в меня что-то горькое, отдающее травами…

Медленно, очень медленно я начинаю дышать.

– Пришли в себя? – Снейп смотрит пристально, на щеках у него разгораются пятна румянца спешки, так не идущие этой бледной коже, и я тупо заторможенно киваю. Глаза – ямы с песком – ноют и чешутся, я закрываю лицо ладонями, выдавливаю из себя измученное и хриплое:

– Извините.

– Замолчите, – он отмахивается от меня, как от назойливого насекомого, заставляет вертеть головой и подставлять чувствительные глаза под луч фонарика, щурится, почти вплотную приближая своё худое некрасивое лицо к моему. Я смотрю на горбинку, украшающую крючковатый нос, на жёсткие складки у тонких невыразительных губ, на вечную морщину усталости, прочертившую лоб, на синевато-серые области под глазами… Я смотрю на него, и пока смутное, но уже сейчас обещающее стать острым ощущение желания собирается у меня в горле. Рот вяжет горьким.