========== -1- ==========

Тошни-ит. Ох, блядь, как его тошнит; во рту кисло. Кажется, он на чём-то лежит: под головой – твёрдое и тёплое (удивительно приятное), хотя Питер точно помнит, что вырубился на холодном асфальте.

Минуточку. Где он тогда?

Попытка вскочить оборачивается новой волной тошноты, и Питер глухо стонет, падая обратно; чьи-то руки – руки? – обхватывают его за плечи, укладывая на твёрдое и тёплое вновь, чей-то высокий голос радостно произносит:

– Наконец-то ты пришёл в себя, Паучок! Мы переживали за твою сладкую попку!

Ещё не имея сил открыть глаза, Питер обречённо стонет:

– Дэдпул…

Кто бы сомневался. Питер вот вообще не удивится, если сейчас откроет глаза и обнаружит, что прикован за ногу к батарее розовыми наручниками. С Дэдпула станется. Дэдпул же совсем, совсем же отбитый к хуям.

Когда тошнота чуть отступает, Питер осознаёт ещё кое-что. Да, он чувствует, как работает паучья регенерация, залечивая раны, но под пальцами, когда он вслепую дотрагивается до своего лица, оказывается только горячая кожа.

– Где моя маска? – хрипло спрашивает он. И почти кожей ощущает, как Дэдпул довольно скалится.

– Ах, Паучишка! Мы не смогли, нет, не смогли удержаться! По правде, ты и не пытался… Заткнись! Ой, Пити, это не тебе. Клянусь, если бы наше сердце не было занято тако, мы бы влюбились в такую вкусную булочку! А на твою попку мы уже давно…

– Даже знать не хочу! – полузадушенно хрипит Питер и морщится, ощупывая свою переносицу. Вот почему ему так сложно открыть глаза – регенерация всегда медленнее всего работает с лицом, а Питеру, судя по всему, здорово врезали: сломали нос и рассекли бровь, хотя крови и нет (Дэдпул что, потрудился стереть её?).

Ах да. Ещё он лежит на кровати.

У Дэдпула на коленях.

Он предпочёл бы получить по морде ещё разочек.

Боль и слабость отступают неохотно и неторопливо; Питер предпринимает по меньшей мере одиннадцать попыток убраться подальше от Уэйда, но Дэдпул возвращает его обратно с лёгкостью, с которой дети подбрасывают вверх котят, и, наверное, ещё и щерится издевательски. Ладно… ладно. Питер убьёт его позже. Заодно проверит, как быстро у Дэдпула отрастёт оторванная голова.

– Чем всё закончилось? – спрашивает он, чтобы отвлечься от этих мыслей и от тупой пульсации в левом бедре.

– В смысле, что было после того, как Паучка насадили на шампур? – с готовностью отзывается Дэдпул, и Питер с силой давит себе на виски. – Мы разозлились! Это мы должны были первыми попробовать шашлык из паучатины! Или насадить… тихо ты, идиот, ты его спугнёшь!

– Дэдпул! – головная боль разрывает затылок, и Питер сжимает зубы. – Ближе к делу.

– Какой деловой пирожочек! – восхищается Дэдпул и, судя по всему, тянется, чтобы погладить Питера по щеке. Паучье чутье срабатывает моментально; чужое запястье предупреждающе хрустит, и Дэдпул ойкает.

– Паучок любит пожёстче! Мы тоже!

– Что с Джонсом? – обманчиво спокойно спрашивает Питер. Дэдпул радостно продолжает пиздеть.

– Отвратительно банальная фамилия для суперзлодея – ну, впрочем, какой злодей, такая и фамилия! Мы хотели вырезать его сердечко и подарить Паучку на четырнадцатое февраля, но Белый заявил, что это слишком банально! Может быть, стоило заменить сердечко его жалкими яйчиш… ай, Пити!

Питер с удовлетворением убирает руку; кулак, встретившийся с лицом Уэйда, приятно покалывает.

– Ты сдал его полиции? – настойчиво спрашивает он и потирает костяшки. Костюм всё ещё на нём – спасибо, господи, за маленькие радости.

– А то как же! Шепнул им по секрету, что старина Джонс обожает, когда об него сигареты тушат! Я бы и сам попробовал, но Пити бы меня не простил! – охотно заливается Дэдпул, и Питер неожиданно для самого себя облегчённо выдыхает. Когда приходится иметь дело с чокнутым наёмником, который может порубить добрую сотню человек катанами просто потому, что ему продали недостаточно острую чимичангу, всегда, знаете ли, переживаешь. Дэдпул, конечно, пытается быть хорошим, но…

– Ладно, – говорит Питер и после секундной борьбы со слабостью открывает глаза. Чёрно-красная маска Дэдпула восторженно собирается складками у рта.

– Какие оленьи глазки! О-о-о, мы ещё никогда не видели ничего более сексуального, не считая, конечно, того единорога на алиэкспресс! Мы его заказали или нет? Надо поискать на чердаке! Нет, не надо! Белый, если ты опять устроил там склад мёртвых голубей…

Пока он треплется с приятелями в своей башке, Питер оглядывается. И чем больше оглядывается, тем больше понимает: всё очень, очень, очень плохо.

– Уэйд, – ласково говорит Питер и улыбается Дэдпулу перед тем, как схватить его за подбородок и больно дёрнуть к себе. – Ты куда нас притащил?

Дэдпул картинно оглядывается и прижимается ко лбу Питера горячей даже через спандекс ладонью.

– Паучок, неужели Джонс всё-таки успел высосать твои мозги через трубочку? Мы переживаем! Паучок не узнаёт свою комнату!

– Вот именно! – взрывается Питер и хватается за его горло в нелепой попытке придушить Дэдпула к херам собачьим. – Это моя комната! Я живу с тётей!

– Да-а-а, – Дэдпул лыбится, и даже у его маски на редкость паскудное выражение. – Горячая тётя Мэй… хочешь пригласить её к нам, Пити-Пити-Паучок? Давно пора!

– Идиот! Она не знает!..

– Не знаю чего? – весело спрашивает тётя Мэй, бесшумно распахнувшая дверь. За доли секунды Питер успевает только укрыться простынёй по самое горло.

Что совершенно не объясняет наличия в его комнате странного ублюдка в красно-чёрном костюме.

Ублюдка, на коленях которого покоится голова Питера.

Повисает неловкое молчание.

Питер с трудом садится на постели, прижимая к себе простыню и надеясь на одно: что она не сползёт. Открывает рот несколько раз, как выброшенная на берег рыба, и наконец выдавливает совершенно жалкое:

– Тётя Мэй, это не то, что…

– Мог бы и познакомить меня со своим парнем, – неодобрительно замечает тётя Мэй.

БУМС! Челюсть Питера, кажется, пробивает пол.

– Нет, тётя! Это не… Он не…

– Прощайся с ним и спускайся в гостиную, молодой человек, – медленно и спокойно говорит она, хотя Питер видит, как у неё дрожат пальцы. – Нас ждёт серьёзный разговор.

– И что мне, мать твою, теперь делать? – рычит Питер, когда она уходит. Вскакивает, наворачивает круги по комнате, нервно хрустя костяшками, мотает головой. – Она убьёт меня! Да я сам себя убью! И тебя заодно, и мне плевать, что ты оживёшь!

Дэдпул не отвечает; он неожиданно затыкается (спешите видеть, молчаливый Уэйд Уилсон!) и только хмурится.

– Ладно, Паучок, – говорит он наконец, – мы, пожалуй, пойдём, а то, знаешь ли, дела: нужно разобраться с парочкой мудаков, выкинуть голубиные трупы, заказать на ебей плётку…

И Дэдпул, говна кусок, съёбывается через окно, бросая Питера в одиночку разбираться с проблемами.

***

В гостиную переодевшийся Питер спускается как на плаху. Он слабо представляет себе, что будет говорить и как оправдываться. Что хуже: если тётя Мэй узнает, что Дэдпул – напарник её племянника, Человека-паука, или если она будет думать, что они встречаются?

Питер определённо предпочёл бы третий вариант. Вообще любой, кроме этих двух.

– И как долго ты планировал это от меня скрывать? – говорит тётя Мэй, с невозмутимым видом отпивая из крошечной чашечки. Питер осторожно опускается на диван рядом с ней, готовый в случае чего нырнуть под журнальный столик, и что-то невразумительно мычит. Тётя подчёркнуто смотрит прямо перед собой, и руки у неё всё ещё дрожат, а потом она говорит неожиданно тихо и устало:

– Мы с Беном так старались заменить тебе родителей, я думала, мы смогли стать для тебя близкими друзьями, с которыми можно поделиться чем-то важным.

– Тётя… – начинает Питер, больно закусывая губу, но договорить ему не дают.

– Признаюсь, мы никогда не обсуждали возможность… подобного, – продолжает тётя Мэй и чудом не обливается чаем. – Я рассчитывала, что ты приведёшь какую-нибудь симпатичную скромную девочку, но…