На печи лежала девчушка и постанывала. На лбу у нее была какая-то мокрая грязная тряпица, рядом сидела пожилая женщина и причитала. Остальная ребятня жалась в углу. Они были очень бедно одеты, но аккуратно. Латаные платьица ниже колен, у мальчонки короткие брючки и какая-то рубашка. Все были босоногими. У меня слезы навернулись на глаза. Нет уж, мои работники будут эталоном. Никто не будет так выглядеть. Это немыслимо просто. Старушка удивленно посмотрела на меня.
— Это — госпожа Полина. — представил меня Бэзил. — Она хочет посмотреть на Мию.
— Добрый день. — поздоровалась я. — Вы позволите?
Старушка кивнула и, погладив девочку, слезла с печки. Я с трудом взобралась, ибо никогда не лазила подобно Емеле. Откинув тряпку с головы и то, что они называли одеялом, я не сдержалась:
— Твою мать!
Народ остолбенел.
— Как давно у нее эти прыщи?
— Третий день. — услужливо сказала бабушка. — Но жар такой только сегодня. До этого бодренькая прыгала во дворе со всеми.
Я застонала. Пипец! Убиться можно! У девочки ветрянка! Что паршивого в этой болезни — три недели она должна быть на карантине, а получается, что все в районе теперь по-любому носители. И неизвестно, кто уже заболел, а кому предстоит. И кто вообще это начал?
— Уже бывали такие на неделе такие же больные?
Все задумались.
— У Митрохи. — вдруг подала старшая голос. — У него были такие еще три дня назад.
— И где он? — встрепенулась я.
— Не знаю. — Сегодня я его не видела.
— Вы сможете помочь? — нервно спросила старушка. — Вы знаете что это?
— Знаю. — кисло кивнула я головой. — Ветрянка. Очень заразная дрянь. Болеют ею дети, но не все. Бывает, что и взрослый, не переболевший, тоже может заболеть. И что самое паршивое — я не болела в детстве. — я потерла лоб. — Так, сейчас займусь Мией, потом пройдусь по остальным. К вам ко всем у меня будет просьба, а точнее приказ — всех, с кем контактировали Митроха и Мия, согнать сюда во двор. Ветрянка очень опасна.
— Можно умереть? — с дрожью в голосе спросила старшая.
— Можно. — кивнула я, понимая, что не от самой ветрянки, а если не лечить сопутствующую ей лихорадку.
— Мия умрет? — всхлипнула младшая сестра.
— Не позволю. — улыбнулась я. — Идите, у вас есть задание. — подмигнула я девчатам, и те унеслись. — Взрослые мне тоже нужны. — серьезно сказала я, и Бэзил тоже покинул дом.
Остались только бабушка и маленький сын, который с интересом смотрел на меня. Я размяла пальцы, закрыла глаза и погрузилась в ауру девочки. Бедный ребенок! Общая слабость, недоедание, болезнь, скука по маме — какого только негатива я не увидела там! Так и хотелось обнять по-женски и приласкать! Но я понимала, что категорически нельзя этого делать — иначе она может привязаться ко мне. Пробираясь сквозь эти дебри, я искала источник болезни. Нащупав, я начала воздействовать целительской силой. Узел за узлом, постепенно я выгоняла заразу из организма. Девочка стонала, слезки катились из ее глаз. Я тоже была напряжена. Поддерживая ее сердечко, я не давала крови быстро разгоняться. Постепенно болезнь отступала, здоровая энергия быстро заполняла пустующее пространство, что естественным образом отражалось на малышке — здоровый румянец на щеках, лобик разгладился, дыхание выровнялось. Здоровый сон сморил девочку. Я сделала глубокий вдох и медленный выдох. Встряхнула руками и открыла глаза. Старушка упала передо мной на колени, причитая мое имя. Я села рядом и обняла ее, уговаривая не плакать — все же хорошо. Ничего особенного я не сделала. Я искренне хотела помочь ребенку. Старушка же начала целовать мои плечи и руки, не переставая благодарить. Я пыталась вырваться, но она цепко держала меня. Никакие увещевания, постепенно перешедшие в окрики, ее не успокаивали. Бэзил вошел внутрь и остановился в непонимании. Заметив мои попытки, он помог мне. «Жива.» — только и сказала я, и Бэзил почти распластался на полу, пытаясь поцеловать мои туфли.
— Хватит! — громко крикнула я. — Прекратите! Пожалуйста! — почти умоляла уже я.
Бэзил встал сам и помог матери подняться. С обожанием глядя на меня, они были готовы продолжить излияния любви.
— Бэзил, простого человеческого спасибо мне будет достаточно.
— Спасибо! — низко поклонился он мне. — Я…
— Бэзил, — покачала я головой, — просто спасибо.
— Спасибо! — искренне проговорил он.
— Спасибо, госпожа! — проплакала старушка.
— Будьте здоровы! — я погладила ее по плечу, изгоняя проблемы в суставах. Ее я вылечила также, как и меня в первый день моего пребывания в этом мире.
И я вышла на улицу. Там меня ждало не менее пятидесяти человек, от мала до велика. Рядом прыгали и лаяли собаки, мяукали кошки, прочая дворовая живность ходила рядом. Я, не торопясь, ходила между людьми и отпускала домой тех, кто был здоров. Конечно, они не уходили, но стояли в сторонке. Но ничего интересного, никакого светопредставления они не видели — я просто прикладывала руку ко лбу зараженного и исцеляла его. Таких было всего с десяток, и болезнь только проявляла себя. Закончив, я отпустила всех по домам.
— Это все? — кто-то спросил меня.
— Да. — кивнула я. — Тех, у кого болезнь только начиналась, я вылечила.
— Чего от дел было отвлекать. — недобро буркнул один из здоровых.
— Так не проблема — я могу все вернуть обратно. — резко отбрила я умника. — И через две недели вы сляжете все. Кто-то даже умрет. — я подняла руку, готовясь колдовать. — Ну так что?
— Не надо. — буркну он. — Погорячился, с кем не бывает.
— С тем, кто сначала думает, а только потом говорит. — резко ответила я. — Если не умеешь, то молчи.
Народ кое-где захихикал. Я повернулась к дому Бэзила. Народ начал расходиться.
— Госпожа! — окликнули меня. — Госпожа, умоляю, помогите!
Я повернулась. Ко мне бежала женщина средних лет.
— Госпожа, помогите моему сыну! Он умирает!
— Что с ним? — нахмурилась я.
— Так то же, что и с Мией. — всплеснула она руками.
— Митроха зовут? — спросила я.
— Да. — кивнула она.
— А почему его не было среди здесь присутствующих?
— Так бредит он, лежит весь в огне.
— Скорее! — поторопила я ее, костеря себя, что не подумала спросить о мальчонке.
Войдя в точно такой же бедный дом, я увидела на лавке мальчика, бледного, как полотно. Он и правда угасал. Я еле сдержала слезы. Сев рядом с ним на пол, я вновь принялась за работу. Здесь был более сложный случай — болезнь въелась намного сильнее. Однако, я смогла справиться. Видя, какие узлы явно выбиваются из рисунка, делая его неровным и резко контрастирующим по цвету, я на них воздействовала больше. Когда я закончила, то ноги у меня дрожали. Я сильно вымоталась. Облокотившись об эту самую лавку, я устало закрыла глаза. Очень хотелось спать. Открыв глаза спустя какое-то время, я увидела мать Митрохи, которая держала нечто в руке.
— Госпожа, возьмите, пожалуйста, это — единственное, чем я располагаю.
Я скосила глаза — она мне протягивала мешочек, в котором были какие-то монеты. Я взяла мешочек, высыпала монеты на руку. Здесь было несколько десятков медяков. Ужас — а ведь им на что-то и жить надо… А она мне последнее отдает. Я не выдержала, и слезы хлынули из моих глаз. Я горько рыдала от жалости к людям, вынужденным выживать так каждый день — считать деньги, выгадывать и думать, чем накормить ребенка, периодически забывая о себе. Резко вдруг прекратив мокроту разводить, я встала, вытерла глаза и высыпала деньги ей в руку. Сжав ее кисть, я произнесла:
— Эти деньги Вам нужнее. Я возьму этот мешочек, если Вы не против. — та ошарашенно смотрела на меня и покачала головой. — Не болейте. — ласково пожелала я и вышла из дома.
По дороге обратно я напряженно думала. Этим людям надо помочь. Нельзя жить в таких условиях. Неужели я, обладая такими силами и возможностями, не смогу улучшить их условия проживания? Должна смочь. Должна. И над этим мне стоило подумать.
Когда карета остановилась, Бэзил снова попытался начать словоизлияния, однако я не позволила, положив руку ему на плечо.
