– Да неужели?! – покрутил бош пальцами, словно воздух щупал. – С чего такая, я бы сказал, странноватая избирательность?
– Вопрос, конечно, интересный, но… Несвоевременный! Как-нибудь потом выдастся времечко свободное – напомни, дружок, с удовольствием отвечу. Неинтересны мы им, понимаешь! А вот ежели кто-либо из вас, мужички, по глупости, от незнания ли, да неважно почему, вздумает перепихнуться с реально замужней мадамой – геморроя огребёт по самые-самые мохнатые ваши гулялки! Авторитетно тебе заявляю! Не отбрешетесь потом, собаки страшные! Рекомендую осторожнее быть. Ха-ха! Милые мои мастурбашки!
За окном приближался вой сирены скорой помощи. Где-то совсем, совсем рядом плаксиво всхлипнул напоследок и затих. Роланд подошёл к окну.
Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по наве, и хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове 34. Внизу в сгущающихся сумерках суетились люди, метались туда-сюда, размахивали руками, и всё действо здорово напоминало встревоженный муравейник. Вскоре из соседнего подъезда выкатили носилки, осторожно перегрузили кого-то в машину, и скорая, подняв истошный вой, умчала прочь, выхватывая траурные силуэты синими проблесковыми маячками. Улица тут же опустела, будто и не случилось ничего.
– Что там происходит, Ролик?
– Понятия не имею. Отсюда не видать! – он повернулся к собеседнице. – Ты где это, оченно мне интересно, уму-разуму-то поднабралась, а? Да ещё в столь… хм… специфическом вопросе? Хе-хе! Никак в школьной библиотеке?
– Вы крещёный, Роланд?
Гм! Вопрос на вопрос. Старая испытанная уловка, дабы слегка огорошить собеседника. Прокатывает всегда, каким бы очевидным ни был ответ.
– М-м-м-м… У нас не принято. Мы, атеисты, – народ мускулистый! Нас не заманишь опиумом каким-нибудь для народа… Но в самого Создателя верю и буквально на днях ещё более уверился. После посещения мной…
– Да наслышана, наслышана я о ваших околобиблейских психоходах! Именно там, кстати, уму-разуму и поднабралась.
– Где это «там»? – фон Штауфен задрал нос и погрозил пальцем, точно Кролик из мультика о Винни-Пухе. – «Там», знаете ли, бывают разные!
– Учите матчасть, господин хороший! Читайте Ветхий Завет!
– Только-только оттуда, ничего подобного не приметил.
– Значит, не в том месте тусили и не в то время, батенька! Трактовка, возможно, отличается.
– Так подскажи! Где тусить-то? Тусить где?!
– Знаешь что, котёнок, я тебе Пятикнижие по памяти пересказывать не подписывалась. Возьми да прочти! Весьма, кстати, полезное чтиво. И не то чтобы шибко сложное. Нормальный текст, вполне читабельный.
– Вот ещё, была нужда! – скривился бош пренебрежительно. – Мне только того по жизни и не хватало, что легендами да мифами Древней Иудеи голову себе забивать! Шайссе! Сплю и вижу, когда б почитать?!
Короткая пикировка закончилась, воцарилась неловкая тишина. Лишь потрескивала, живя своей внутренней жизнью, остывающая «пыжилка», да Ширяев мерно сопел в безмятежно-дремотном забытьи.
– Тут такая штуковина, значит… Не хотелось бы никого огорчать, Ролик, но косностью своей железотевтонской… ты, змеёныш подколодный, всё ж таки… слегка достать меня измудрился, – задумчиво смотря куда-то сквозь него, растягивая слова, медленно, вполголоса, но очень внятно проговорила притихшая вдруг Жанна Сергеевна, – и я тебя, дружок, сейчас в хлам порву, точно самка богомола после тёплого… влажного… ритуально-животворного спаривания… Хоть и не было его… Пока… Готов? Ну, бандерлог красножопый, цепляйся хвостом за поручень. Поехали…
И разверзлись уста ея, будто хляби небесные, и грянул гром, и понеслись клочки, да по закоулочкам:
– Грхм! Хорошо начал, солдат! Ежели мне память не изменяет, с обладания кого-то кем-то на праве неприкосновенной частной собственности. Ха! И какая нам забота, если у межи целовался с кем-то кто-то вечером во ржи 35! Так, что ли?! Думаешь, никакой?! Чёрта лысого! Довольно циничные рассуждения, котёнок, в русле чуть ранее анонсированной тобою же кантовской этики. Не находишь? Сейчас поясню. Для начала позволю себе напомнить всем присутствующим вторую формулировку любезно упомянутого вами, дорогой штандартенфюрер 36…
– Чего уж там! Давай сразу обергруппенфюрера 37 присвоим!
– Пускай будет по-вашему, мон женераль! Я всё ж напомню формулировку упомянутого вами в качестве некоего нравственного регулятора так называемой свободы – триумфа воли в реализации эгоцентричных побуждений – того самого категорического императива под редакцией товарища Канта, а именно: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». Знакомо? Что сие означает? Каждый человек есть в высшей степени свободное создание божье, и нет ни у кого, кроме, разумеется, Создателя, никаких вещных, иных прав на него! Вот что!
Засим госпожа Назарова решительным движением свернула голову последней, стоящей у изголовья, бутылочке «Боржома» и, находясь, по-видимому, в состоянии лёгкого ража, одним махом бессовестно выдула почти всё её прохладное, освежающее веселящими газиками содержимое. Прыти, прыти-то откуда столько? Хм! Только-только вроде чаёвничали… Словно услышав, притормозила, конфузливо стёрла помаду с горлышка, пускай и несколько запоздало, но предложила-таки собеседнику глотнуть. Молодчинка! Не забыла старого тевтона. Получив вполне прогнозируемый вежливый отказ, с облегчением пожала плечами, вроде того: «Ну, не хотите, дяденька, как хотите!» – быстренько заглотала остатки, и понеслась душа по нарастающей:
– А потому болезненные фантазии, Роланд Йозефович, на тему мелкобуржуазных частнособственнических амбиций, всенепременно возникающих, по вашему мнению, между людьми в процессе становления их матримониальных отношений, мягко говоря, несостоятельны. В моём случае так и вовсе – абсурдны! «Плохой солдат! Ты хорошо начал, а кончил скверно» 38. Твои, помнится, слова: колхоз – дело добровольное, я ничего не путаю? А ещё: «Назвались груздями – ведите себя прилично! Неча на сторону глядеть!» Продолжим словоблудие? – короткие юбки запретить, губы не красить, не улыбаться, с мужчинами не разговаривать, чулки исключительно синие шерстяные и волосы в пучок! Любое самое благое начинание запросто ведь до хиджаба 39 нивелировать можно, была б на то воля политическая! Что же это, получается, за добровольность така интересная в твоём колхозе, ась? Это и есть ваше хвалёное единение… хм… «душой и телом»? Зато – она! Любоффь! Так следует понимать? А ничего, что вы тут все перетрахались, словно течные опоссумы, будто по жизни и всего-то пару раз погадить осталось вам?! Апокалипсис ждёте? Абкакен, да, минхерц? Не дождётесь, суки, бл*ди, проститутки!
Самое бы время притормозить, обдумать сказанное и, главное, услышанное. Перекурить, в конце концов! Хоть и не очень-то для здоровья пользительно. Куда там! Словно с цепи сорвались!
– Передёргиваете, милейшая Д’Жаннэт! Никто и не утверждал, что здесь всё сплошь завзятые праведники собрались. Хе-хе! И речь ни в коей мере не о повальном нынешнем эпикурействе, если хотите, даже гедонизме, типа: что под себя имеем… извините – под собой… то есть, конечно же, – у себя! – то вроде того и хаваем благополучно, фикен нас всех! Свинотное какое-то мировоззрение, тебе не кажется? Разговор, на самом деле, об эволюции отношений, от свинского промискуитета к м-м-м-м… высоким и чистым отношениям, как, собственно, вскорости и должно стать. Человечество неуклонно движется к светлому будущему. Согласна? Вот и в песне народной поётся: «Время летит вперёд, и мы летим вместе с ним. Время бежит вперёд, и мы бежим вместе с ним» 40 – тру-ту-ту-ту-ту! Семимильными шагами, думм наши копф! Разумеется, до идеала далековато ещё, кое-какие отклонения, шероховатости имеются. Но мы о них знаем, помним и будем всячески усердно исправлять в рабочем порядке. На сей счёт не извольте беспокоиться, доннерветтер! Что нынче посеешь, так сказать, то в будущем и пожнёшь!
