Ладно, он все это обсудит с Лиз и Томом, а там разберемся. Одна голова хорошо, но на троих-то соображать лучше?
– А теперь о приятном, — продолжил Дамблдор. — Для меня большое удовольствие приветствовать двух новых учителей в этом учебном году. Во-первых, профессора Люпина, великодушно согласившегося занять место учителя защиты от темных сил.
Жидкие аплодисменты прозвучали без особого энтузиазма. Рядом с другими учителями, нарядившимися в лучшие мантии, профессор Люпин выглядел совершенно невпечатляюще. Да и потом, оборотень же. Учителя, видимо, знали. А остальные?
Догадаются. Если не совсем тупые, так точно.
Снейп вообще смотрел на Люпина, как Ленин на буржуазию.
– И наш второй новичок, — продолжил Дамблдор секунды через три, когда прохладные аплодисменты профессору Люпину затихли. — Я с сожалением должен сказать, что профессор Кеттлберн, наш преподаватель по уходу за волшебными животными, вышел на пенсию в конце прошлого лета, чтобы успеть насладиться жизнью, пока не потерял все свои конечности. Тем не менее, я счастлив сообщить вам, что его место займет ни кто иной, как Рубеус Хагрид, который согласился на эту работу в дополнение к обязанностям лесника. – Афигеть! – выразил общее мнение Терри Бут. – Да все в порядке, все в духе Дамблдора, – не особенно тихо успокоил его Генри. – здесь умных не держат. Один Локхарт чего стоит!
Кажется, Дамблдор его услышал, потому что метнул на Генри возмущенный взгляд, но мальчишке это было, что с гуся вода.
Что он – неправду сказал?
На следующее утро первым предметом оказалось прорицание.
В этом году ученикам предстояло выбирать. Руны, нумерология, УЗМС, прорицания. Они собирались посетить по одному занятию, а потом уже выбирать. То есть сначала-то их собирались просто распределить, по желанию, но потом лорд Малфой (чем жутко гордился Драко) добился именно такого варианта.
Нельзя же выбирать то, чего не знаешь?
В северной башне было холодно. А чего стоили одни лестницы в количестве семи штук? Генри взобрался туда, размышляя, что это – только из любви к науке. Просто так сюда не полазишь. Под конец вообще пришлось залезть в люк.
Поднявшись, Генри оказался в самом странном кабинете, который ему доводилось видеть. Он совсем не походил на классную комнату, а скорее был чем-то средним между чердаком и старомодным чайным магазином. В него было втиснуто около двадцати круглых столиков, окруженных обитыми ситцем креслами и маленькими пуфами. Занавески на окнах были плотно задвинуты, а лампы украшали темно-красные шарфы, поэтому все вокруг казалось малиново-тусклым. В классе было тепло, и из камина, в котором грелся большой медный чайник, исходил сильный дурманящий аромат. На полках, опоясывающих круглую комнату, лежали пыльные перья, огарки свечей, колоды засаленных карт, несчетное множество хрустальных шаров и огромный набор чайных чашек.
За спиной Гарри появился Рон, а следом за ним, переговариваясь шепотом, последовали остальные.
– Где же она? — спросил Рон. – Бордель-маман? – не удержался Генри.
Рон отвесил челюсть. Драко хихикнул.
– А и правда, здесь – как в борделе! – И воняет чем-то вроде марихуаны, – не то, чтобы Генри ее курил, но запах знал. А курить... Лиз ему пообещала оторвать уши, если поймает с наркотой. – А марихуана... – Конопля. Наркота. Полиции на нее нет, на вашу пророчицу.
Внезапно из теней зазвучал голос, глухой и мягкий.
– Добро пожаловать, — произнес он. — Как я рада наконец видеть вас всех в этой реальности.
Генри показалось, что он увидел большое блестящее насекомое.
Профессор Трелони появилась из-за камина, и они обнаружили, что она очень худа; глаза в стеклах очков казались нереально огромными. Она куталась в тончайшую, расшитую блестками шаль, ее длинную шею украшали многочисленные бусы и цепочки, а ее руки и пальцы были унизаны кольцами и браслетами.
– Присаживайтесь, дорогие дети, — сказала она каким-то странным, отрешенным голосом, и ученики неловко взобрались в кресла или утонули в мягких пуфах.
Генри предусмотрительно устроился подальше от курительниц.
– Добро пожаловать на прорицание, — произнесла профессор Трелони, усаживаясь в кресло с подлокотниками возле камина. — Меня зовут профессор Трелони. Вероятно, вы раньше не встречали меня. Я заметила, что частое пребывание в сутолоке и суматохе плохо влияет на мое Внутреннее Зрение.
Генри не был бы собой, если бы смолчал..
– Профессор, а как влияет на ваше внутреннее зрение употребление наркотиков?
Трелони захлопала глазами.
– Надеюсь, вы в курсе, что употребление, распространение, более того, подсаживание несовершеннолетних на наркоту в любой стране считается тяжким преступлением и карается по закону?
Профессор вгляделась в мальчика.
– Гарри Поттер. Ты – Гарри Поттер.. – Профессор, вы уверены, что меня зовут именно так? – О чем ты, Гарри? – Вообще-то Генри Джеймс Поттер, профессор. Или вы даже этого не видите? – Я вижу все, Генри. Даже то, что вам пока недоступно. – Например, срок за наркоту? После этого заявления последовало долгое молчание. Профессор Трелони не знала, как реагировать, а ученики молча ждали. Волшебники-то были не в курсе, а вот маглокровки – вполне. – Да, мама не одобрит, – пробормотал себе под нос Терри Бут. – И у нас считают, что наркотики – это недостойно. Настоящему прорицателю хватает своего духа, – согласилась Падма Патил.
Трелони кое-как поправила шаль и продолжила:
- Итак, вы выбрали Прорицание, самую трудную из волшебных наук. Я предупреждаю вас с самого начала, я мало чему смогу научить вас, если у вас нет Зрения… Книги здесь не помогут…
– Зачем нужны книги, если есть конопля? – пробормотал себе под нос Генри. – Косячок под коньячок – и предсказывай хоть конец света. Та-акие видения будут... – Ты пробовал что ли, Поттер?! – прошипел Уизли. – Некоторые вещи не надо делать, чтобы понять, почему этого делать не стоит, – ответствовал Генри. Уизли завис. Трелони, тем временем, продолжила. – Многие волшебницы и волшебники, преуспевшие в изучении сложных заклинаний, таких как взрывы или запахи, просто не способны приоткрыть завесу будущего, — продолжала профессор Трелони, переводя взгляд с одного обеспокоенного лица на другое. — Это Дар, доступный немногим избранным. Вот ты, мальчик, — обратилась она внезапно к Невиллу, который чуть не свалился с пуфа. — Как поживает твоя бабушка? – Я думаю, хорошо, — ответил он боязливо. – На твоем месте, я не была бы так в этом уверена, да-да, дорогой, — сообщила профессор Трелони, покачивая головой так, что ее серьги заиграли в свете камина. Невилл нервно сглотнул.
Вот этого Генри вынести не смог.
У бедняги всех близких – одна бабушка, а эта обкуренная стрекоза еще и наглеет? Да она хоть представляет, как теперь будет переживать мальчишка?
– Профессор, а предусмотрена ли ответственность за дачу ложных предсказаний?
Трелони завертела головой.
– Генри Поттер, тебе это пока неведомо, но предсказания не бывают ложными. – Просто иногда они не сбываются? Или не с теми? Или не так?
Невилл тихо выдохнул. Кажется, он начал успокаиваться, но наглую тетку надо было добивать.
– Давайте мы будем записывать все ваши предсказания? И не забудьте указать срок. Если в назначенное время оно не сбудется – мы подадим в суд. – Генри, ты не знаешь о чем говоришь. – То есть вы заранее признаете, что ваши пророчества – шарлатанство? – Да как ты смеешь! – Трелони подскочила на полметра, – чтобы ты знал, наглый мальчишка, именно я сделала ТО пророчество. – Которое то самое? Армагеддец предсказали? – Именно я предсказала твое рождение – и то, что тебе суждено противостоять Волдеморту! – Мое рождение? Вы что – акушер-гинеколог на полставки? – Я знала о твоем рождении еще до зачатия! – Свечку держали? – И я сказала, что ваше противостояние с Волдемортом не закончится, пока один из вас не умрет...
Генри побледнел.
Все было ясно.
