Литмир - Электронная Библиотека

Похоронили его тихо, в том же углу кладбища, где скоро будет лежать и Деви Аю. За ее могилой Розина никогда не ухаживала, зато могилу отца навещала исправно, в конце каждого месяца поста, выдергивала сорняки и молилась, хоть и не была набожна. Деви Аю взяла ее в дом не в уплату за злосчастный вечер, а потому что у девочки никого не осталось – ни отца, ни матери, ни другой родни. С ней мне будет не так одиноко, решила Деви Аю, пусть ищет у меня в волосах да присматривает за домом, когда я ухожу в заведение.

Розина ожидала увидеть шумный дом, полный людей, но ее встретили тишина и нехитрая обстановка. Облупленные бежевые стены, пыльные зеркала, заплесневелые шторы. И на кухню хозяйка, казалось, почти не заглядывала, разве что кофе иногда сварит. Лишь просторная ванная да хозяйская спальня выглядели ухоженными. В первые же дни доказала Розина, что она сокровище. Пока Деви Аю дремала после обеда, девочка и стены перекрасила, и полы отдраила, вычистила оконные рамы опилками, что раздобыла у плотника, сменила занавески, а весь двор засадила цветами. Впервые за долгие годы Деви Аю разбудил аромат трав и пряностей из кухни, и перед ее уходом они поужинали вместе. Розину нисколько не пугало, что дом запущен и требует постоянного труда; странным казалось другое – дом такой большой, а живут они здесь вдвоем. Деви Аю тогда еще не успела выучить язык жестов, и Розина написала: “Вы сказали, у вас три дочери?”

– Да, – подтвердила Деви Аю. – Упорхнули отсюда, едва научились расстегивать мужскую ширинку.

Эти слова вспомнились Розине через годы, когда Деви Аю призналась, что не хочет снова забеременеть (при том, что уже была беременна) и что плодить детей ей до смерти надоело. Они любили поболтать после обеда. Глядя, как роются во дворе Розинины куры, Деви Аю, как Шахерезада, рассказывала диковинные истории, в основном о своих красавицах-дочках. Так они подружились и стали понимать друг друга с полуслова, и когда Деви Аю пыталась всеми способами избавиться от ребенка, Розина ей не препятствовала. Даже когда Деви Аю совсем отчаялась, Розина в который раз показала себя мудрой не по годам, дав хозяйке совет:

– Молитесь, чтобы ребенок родился уродом.

Деви Аю повернулась к ней и ответила:

– В молитвы я давным-давно не верю.

– Что ж, смотря кому молишься. – Розина улыбнулась. – Некоторые божества скуповаты, спору нет.

Деви Аю попробовала молиться. Молилась она всюду, где придет охота, – в ванной, на кухне, посреди улицы; даже если на ней пыхтел какой-нибудь толстяк, она, бывало, спохватится вдруг и попросит: эй, кто-нибудь – бог или демон, ангел или злой дух, – услышь мою молитву, сделай моего ребенка уродом! Даже стала воображать всякую мерзость. Представила черта рогатого, с кабаньими клыками – вот бы родить такое дитя! А однажды, взглянув на розетку, вообразила ребенка с таким носом. А заодно представила уши как ручки у кастрюли, рот как щель у свиньи-копилки, волосы как прутья у метлы. А увидев в уборной безобразную кучу дерьма, так и запрыгала от радости и взмолилась: хочу такого ребенка, пусть будет у него кожа как у варана, а лапы как у черепахи! Воображение у нее распалялось день ото дня, меж тем ребенок во чреве все рос и рос.

Самое удивительное случилось в седьмое полнолуние беременности, когда Розина купала хозяйку в цветочной воде. В эту ночь будущие матери загадывают, каким будет ребенок, и рисуют на кокосовой скорлупе его лицо. Женщины обычно рисуют Друпади, Ситу, Кунти[8] или самых красивых героинь ваянга[9], а те, кто мечтает о мальчике, рисуют Юдистиру, Арджуну или Биму[10]. А Деви Аю – возможно, никто на свете до нее так не делал, вот она и не знала наперед, чем все закончится, – нарисовала углем страшную образину. Пусть ребенок и вовсе не будет похож на человека – скорее, на дикую свинью или обезьяну. Вот и нарисовала мерзкое чудовище, подобного которому никогда не видела и не увидит до гробовой доски.

Но дочь свою она все же увидела спустя двадцать один год, в день, когда воскресла из мертвых.

Уже смеркалось, с неба лило – близился сезон дождей. Хрипло завывали в горах аджаки[11], заглушая призыв муэдзина к вечерней молитве, – впрочем, призывал он напрасно, ведь мало кому охота выходить из дома в сумерках, под проливным дождем, под волчий вой и стоны призрака в истлевшем саване.

От городского кладбища до дома Деви Аю путь был неблизкий, но любому водителю оджека[12] проще было удрать, бросив мотоцикл в кювет, чем подвезти Деви Аю. Ни один микроавтобус перед ней не остановился. Даже продуктовые киоски и придорожные магазинчики закрылись раньше времени, двери и окна на запор. Ни души не осталось на улице, даже бродяг и юродивых, одна воскресшая старуха. Лишь летучие мыши носились, шумно хлопая крыльями, да то и дело выглядывали из-за занавесок бледные от ужаса лица.

Деви Аю дрожала от холода, да и голод замучил. Несколько раз стучалась она в двери к тем, кто еще мог ее помнить, но никто не отзывался – то ли попрятались, то ли лежали без чувств. И Деви Аю возликовала, завидев наконец вдалеке свой дом. Со дня ее похорон он ничуть не изменился: ограда за пеленой дождя увита бугенвиллеей, под ней мирно цветут хризантемы, теплый свет струится с веранды. Деви Аю нестерпимо соскучилась по Розине и от души надеялась, что дома ее ждет ужин. При этой мысли она ускорила шаг, будто бежала вдогонку за поездом или автобусом, и саван распахнулся на ветру, обнажив тело, но Деви Аю, подхватив ситцевое полотнище, вновь завернулась в него, как в полотенце после ванны. Она тосковала по дочери, по младшей, мечтала увидеть, какой та стала. Видно, правду говорят: крепкий сон может принести перемену в чувствах, тем более если уснуть на двадцать один год.

На веранде, в призрачном круге света, одиноко сидела девушка – на том самом месте, где Деви Аю с Розиной любили отдохнуть после обеда, поискать друг у друга в волосах. Девушка будто ждала кого-то. Деви Аю подумала, что это Розина, – но нет, незнакомка. И с трудом сдержала крик, разглядев, до чего та безобразна, вся будто в шрамах от ожогов, а внутренний голос злорадно нашептывал ей, что не на землю она вернулась, а блуждает в аду. Но у Деви Аю хватило ума понять, что не чудовище перед нею, а просто несчастная девушка; она даже обрадовалась: хоть кто-то не убежал, увидев под дождем старуху в саване. Дочь свою она, конечно, пока не признала, ведь она не поняла еще, что прошел двадцать один год, вот и решила поздороваться для начала, а уж потом разбираться.

– Это мой дом, – объяснила она. – Как тебя зовут?

– Красота.

Деви Аю невежливо расхохоталась, но тут же все поняла и одернула себя. Она села напротив девушки за накрытый желтой скатертью стол, на котором стояла недопитая чашка кофе.

– Как у коров: теленок еще мокренький, а уже на ножки встает, – потрясенно заметила она и, указав на кофе в чашке, вежливо спросила: – Можно я допью? Я твоя мать, – добавила она с гордостью, ведь дочь уродилась такой, как она мечтала. Если бы не голод и дождь, если бы ярко светила луна, Деви Аю забралась бы на крышу и там заплясала от радости.

Девушка ни слова не сказала, даже не взглянула на нее.

– Ты почему на веранде сидишь, ведь ночь на дворе? – спросила Деви Аю.

– Жду своего принца, – отвечала девушка, так и не повернув головы. – Жду, когда он придет и избавит меня, несчастную уродину, от проклятия.

На прекрасном принце она буквально помешалась, едва поняла, что люди вокруг не так безобразны, как она. Розина, когда еще носила ее на руках, пробовала ходить с ней в гости к соседям, но никто их на порог не пускал – не дай бог дети будут весь день плакать, а старики свалятся в лихорадке и через день-другой отойдут. Отовсюду их гнали, а когда настало время отдавать девочку в школу, ни в одну ее не приняли. Розина пошла на поклон к директору, но тот больше заинтересовался немой девушкой, чем девочкой-уродом, и грубо лапал Розину за закрытой дверью кабинета. Было бы желание, будут и возможности, подумала мудрая Розина, если надо расстаться с девственностью, чтобы пристроить Красоту в школу, так тому и быть. И в то же утро очутилась она голой в крутящемся директорском кресле, и ровно двадцать три минуты занимались они любовью под гул вентилятора, но в школу Красоту так и не взяли – никто из детей не хотел с ней учиться.

вернуться

8

Друпади (Драупади) – общая жена братьев пандавов. Сита – героиня эпоса “Рамаяна”, супруга Рамы. Кунти – жена Панду, мать трех старших из пяти братьев пандавов.

вернуться

9

Ваянг – народный кукольно-теневой театр, использующий сюжеты мифологии.

вернуться

10

Юдистира (Юдхиштхира) – старший из пяти братьев пандавов. Арджуна – третий из братьев пандавов, мифический предок яванских правителей, символ доблести и красоты. Бима (Бхима, Бхимасена, “грозный”) – второй из братьев пандавов, приемный сын Панду и сын Кунти и бога ветра Вайю.

вернуться

11

Аджак – красный волк (Cuon alpinus).

вернуться

12

Оджек – наемная вело- или мотоколяска.

4
{"b":"633743","o":1}