- А ну ка дай глянуть - прошептал Кузьма и, словно щенка, схватил Николая за шиворот большой куртки, из которой тот чуть не выпал, поднял и переставил себе за спину, а сам занял его место.
- Ну ничего, 'стероидный переросток', я тебе это припомню и 'мстя' моя будет страшна - недовольно прошептал тот, но так, что бы его все слышали, в том числе и 'стероидный переросток'.
Потом место Кузьмы занял Маэстро, как самый глазастый и сообщал остальным о происходящем. Но ничего нового не происходило, кабаны продолжали уходить по одному, не-обращая внимания на людей и обращенных. В конце концов, мы пришли к общему мнению, что нужно идти к янки, пока они полностью не отошли от шока. Но идти всем скопом в одну сторону, 'не канало', и мы разделились. Маэстро и Кузьма отправились назад, чтобы зайти с другой стороны ангара и отрезать им путь к отступлению. Мы с Николаем пошли с той стороны, из-за которой выглядывали, поскольку мы решили, что кабаны, для нас, больше не опасны.
Я и Николай добрались до другого угла ангара, за которым стояли янки, и ждали когда уйдут кабаны, у них на глазах.
- Осталось двое - сообщил мне Николай то, что я и без его подсказки видел. - И, мне кажется, среди них, тот самый кабан, который своей бочиной, выкорчевывал дуб.
- С чего ты взял, что это тот самый кабан? - выглядывая из-за угла и наблюдая за толпой янки, спросил я.
- Да вроде похож.
Я повернулся к 'моське' и тихо усмехнулся.
- С каких это пор ты стал специалистом по кабанам?
- С тех самых, как стал различать обращенных одной расы.
Разговор закончился, не успев начаться, потому-что тот кабан, о котором мы говорили и который остался в полном одиночестве, задрал к небу морду и заревел, испытывая наш слух на прочность.
Я подошел ближе к развалинам, возле которых стоял Николай, чтобы лучше рассмотреть, что происходит у пирса.
Один кабан стоял над тушей своего сородича драл глотку, а когда в его легких заканчивался воздух, он делал несколько глубоких вздохов и снова ревел. Так продолжалось три раза, после чего кабан развернулся и собрался пойти по следам других кабанов. Но. Он увидел нас, хотя мне показалось, что его левый глаз смотрит только на меня. Он повернулся к нам во фронт и принялся фыркать и бить копытом о мерзлую землю.
У нас с Николаем было несколько секунд, чтобы принять решение, так как намерение кабана читались в его повадках.
- Беги - велел я Николаю.
- Что?
- Беги, это приказ - заорал я и как можно быстрее пополз на вершину развалин.
Своим приказом я не пытался спасти друга от гигантского кабана, я пытался спасти его от себя, точнее от действия 'дара власти'. На его применение я решился, когда осознал что другого выхода спасти себя и друга, у меня нет.
- Ты головой повредился? - услышал я крик Николая за спиной.
Но я его уже не слушал, я старался как можно быстрее влезть на груду обломков, пока кабан не начал движение.
Забравшись, наверх, я вспомнил как Богомир и отец, еще в Мохове, рассказывали мне о том, как можно использовать 'дар власти' в определенном направлении, а не шарахать им во всех, кто вокруг меня.
'Сосредоточься на одной цели, поставь блокировку в тех местах, куда не хочешь бить' - объяснял Богомир.
'И запомни, чем сильнее шарахнешь, тем сильнее откат' - предупреждал отец.
Тогда-то я и понял, почему у моего деда не возникает проблем с откатом. Он его использует по минимуму. Но, передо мной было существо огромных размеров, и я сомневался, что даже средней мощности моего дара хватит, что бы его успокоить.
Кабан нюхнул воздух и стал бить правым копытом еще сильнее, готовясь к смертельному броску.
Я как можно быстрее сосредоточился на блокировке своего тыла, где находился Николай, и стал мысленно готовиться к удару, 'раскручивая моховик злобы', с которой было связанно действие дара, на полную катушку.
Кабан встал на задние копыта, 'шандарахнул' о землю передними и понеся в мою сторону, набирая скорость.
Когда он был на полпути, я уже был зол на весь белый свет и буквально уничтожить каждое живое и неживое существо. Я вспомнил все, что считал несправедливым относительно себя. Отца и деда, с их враньем. Потомка Ноя, который убил свою дочь и мою мать. Что мой дядя скурвился и что мне придется покинуть человечество на неопределенное время, дабы спасти его, с его грехами, и позволить ему объединится против общего врага. И последнее вызывало у меня больше злости, чем все остальное вместе взятое. Потому-что я уверен, как только я покину новый мир землян, я больше никогда не увижу своих близких. Отец, дед, которого я в этом мире еще не видел, Мамедов, Матвеевич, Лена, никто не будет ждать меня, когда... если я вернусь. Только Богомир, будет служить мне и моим друзьям, которые пожелали отправиться со мной, напоминанием о наших родных.
Я позволил своей злости покинуть пределы моего мозга и она, как натянутая тетива, разрядилась в направлении приближающейся смерти.
Я стоял на обломках и орал как скаженный. От моего крика у меня самого заложило в ушах. Я каждой клеточкой ощущал разрядку, а когда Кабан упал и уткнулся головой в кучу развалин, на которых я стоял, пошел откат. У меня закружилась голова, в глазах началось мерцание, как будто кто-то играется с яркостью моего зрения. Из-за пульсирующей боли, которая буквально сковывала мои движения, я был словно парализован. Но я нашел в себе силы, чтобы повернуться и посмотреть, что с Николаем и помогли ли ему мои блокировки, не схлопотать промеж ушей.
Прежде чем я смог довернуть свое, побитое болью, тело до друга, перед моим взором предстали пару тысяч 'бедных' евро-американцев, про которых я совсем забыл.
Воинство лежало на земле и корчилось в конвульсиях, а те, кто был ближе ко мне, только и могли, что таращить глаза на источник страха, то есть на меня. Оставалось только догадываться, как себя чувствуют Маэстро и Кузьма, которые были вне поля моего пульсирующего зрения. Но Николай, который стоял на том же месте, где я его оставил, попал в поле моего бокового зрения, и, если не считать отвисшей челюсти, чувствовал себя гораздо лучше, чем янки.
- Николай - позвал я друга, и мне показалось, что мой голос прозвучал в моих звенящих ушах подобно грому.
- Да Аг-гел.
Исходя и того, что Николай подбежал и встал на одно колено перед кучей, на которой я стоял, и то, как он произнес мое имя, я сделал вывод, что ему все же досталось. Но он хотя бы мог ходить и говорить. Его поведение, породило в моей голове мысль, а не воспользоваться ли мне плодами своего дела.
- Вели, этим грешникам, - кое-как я поднял левую руку и, 'корявым' движением пальца, указал на воинство, постепенно отходящее от шока - пусть идут на восток и каются в своих поступках.
Снова мой голос отозвался громом в моей голове.
- Да в-великий - произнес Николай дрожащими от страха губами и побежал к боязливым янки, при этом спотыкаясь и падая.
Но прежде чем он добежал до цели, эта цель, всей своей массой, перешла из положения, лежа, в положение стоя. Но не во весь рост, а на колени, и падать ниц передо мной.
'Этого мне еще не хватало, валите отсюда, пока я еще могу стоять' - мысленно взмолился я.
Видя, как Николай переводит янки мои слова, а те продолжают стоять на коленях и даже не собираются выполнять приказ, я крикнул.
- Николай, скажи им, что если не хотят попасть в пекло, пусть идут через перевал, там их встретят.
Не знаю, насколько громко я кричал, но я хотел, чтобы Николай меня услышал. Однако моей голове, этот крик дался очень тяжело.
После того как Николай перевел мои слова, медленно но уверенно, янки потянулись к перевалу, обходя завалы, двух кабанов и меня.
Я потерял счет времени, пока наблюдал за шествием, но когда я увидел Маэстро и Кузьму, замыкающих эту процессию и которых, по моему приказу, Николай вернул, опустились сумерки.
Убедившись, что последние янки перестали оглядываться, я спустился с развалин, у подножья которых, преклонив одно колено, стояли мои клятвенники.
