Он вобрал в грудь побольше воздуха и заорал: "Лю-ю-юди! Помоги-и-ите!" Тишина. Он закричал еще. И снова тишина. И так снова и снова. Все. Кончено. Все. Кончено. Бесполезно кричать. Пятница. Конец рабочей недели. Территория стройки огорожена. Никто не услышит. Никто...
Он представил, как его труп найдут в понедельник утром, как будут ломами вырубать из застывшего бетона, и взвыл от ужаса. Только сейчас он почувствовал, как хочет жить. Без разницы -- плохо или хорошо, лишь бы дышать и ходить по земле.
Он вспомнил, что Зинка так и не увидела хитрый значок, который они с Федькой вывели под трафарет на двери его машины. "А что значит эта фигня? Черная? Белая?" "А это единство мужского и женского организмов, - ответил тогда Федька. -Зинка увидит эту картинку и вернется..." И хотя он так и не понял, что это значит, но в то, что Зинка вернется, поверил... А тут такое...
Он стиснул зубы, что было сил напрягся и попытался подняться. Колени стали отрываться ото дна. Он завыл в нечеловеческом усилии воли, когда под тяжестью массы застывающего бетона смог подняться с колен. Если его никто не услышит, через несколько часов, возможно, он будет закован в камень, как какой-нибудь доисторический птеродактиль. Он ощутил, как холодеют его конечности, как ледяным панцирем покрывается его спина, и заорал благим матом: "Помоги-и-и-и-и-ите!" Ему удалось вырвать из бетона руки и он стал бить ими по поаерхности твердеющей массы, сдирая и царапая кожу, сбивая в кровь костяшки пальцев.
Сторож РСУ No4 Михаил Львович Потапкин в это самое время находился в бытовке на другом конце стройки. Прислонившись спиной к груде телогреек, он смотрел телевизор. Показывали итальянскую комедию, и на экране какой-то пьяный мужик, спотыкаясь и падая, шел по улице Рима. "Какая гнусная пародия на русских!" -- выговорил старик. Он взял стакан, полный мутной браги, и в сердцах отхлебнул половину. И тут услышал дикий крик. Сторож испугался. Он не сразу попал в рукава телогрейки, а про фонарик вспомнил только тогда, когда чуть не свалился кубарем с лесенки.
Он шел по ухабам и рытвинам прямо на крик. Добрел до "зила" с распахнутой дверцей и стал спускаться вниз по комьям. И вдруг кубарем полетел вниз. Оказавшись в вязкой жиже, он услышал: "Ту что, не видел, куда прешь?" Грязь залепила ему уши, попала в рот. Он не сразу понял, что обращаются к нему. И увидел голову. Но удивила его не говорящая голова, а фонарик, который лежал на поверхности и не тонул. Подергавшись и поняв, что это бесполезное занятие, он разинул глотку и завопил. Сосед последовал его примеру и вскоре все жилые дома вокруг стройки содрогались от воплей узников котлована.
Жильцы микрорайона, обеспокоенные разгулом преступности, отреагировали незамедлительно. В спешном порядке были вызваны милиция, скорая помощь, пожарная команда и даже горгаз и горводопровод. Через пятнадцать минут машины всех спецслужб прибыли на место происшествия. Они обнаружили двух человек, копошившихся в застывающем бетоне. Котлован осветили мощными прожекторами, дождались прибытия команды МЧС и начали спасательные работы. Через три с половиной часа с помощью шагающего экскаватора удалось вытащить несчастных.
А утром вся стройка бурлила, обсуждая происшествие. Через два дня информация о произошедшем попала в местную газету, где под заголовком "Забетонировались" вышла небольшая заметка, которая немало рассмешила читателей.
Прошла неделя. Люди посмеялись и забыли о ЧП на стройке. А в следующий понедельник в котловане нашли труп бедолаги, застывшего в бетоне. Наблюдавшим издалека зевакам казалось, что на строительной площадке стоит бюст великого человека, пустые глазницы которого обращены к небу. Погибшим оказался местный поэт Пентюхов, сбежавший из больницы.
Бутылка кефира.
В бригаде бетонщиков Амелина, ровно как и во многих других бригадах строительного треста города N, существовала давняя традиция черпать силы для дальнейшей работы в обеденный перевыв. Силы черпались двухсотграммовыми гранеными стаканами в виде водки или вина. Пиво -- "бычье удовольствие" -- не уважалось по причине малой крепости и большого объема оного. Иногда, в крайне редких случаях, употреблялись "Тройной одеколон", лосьон "Огуречный" и даже стеклоочиститель "Пингвин". Похоже, что такой случай наступал...
Приближалось обеденное время, а деньги на спиртное были не собраны и гонцы в винный отдел близлежащего магазина не отправлены. Дело в том, что ни у кого из членов бригады не было денег, потому что день был перед самой получкой. По крайней мере, в долг никто не давал.
Чтобы понять сложность создавшейся ситуации, нужно рассказать о самой бригаде, которая состояла из пятнадцати человек и делилась на два лагеря -- пьющих и непьющих, или пьяниц и трезвенников. Соотношение сил было примерно половина-наполовину. Расстановка сил часто менялась из-за колеблющихся элементов, но соотношение сохранялось.
Признанным лидером первой группы был Бяка. Вернее, его звали Витьком, но он никогда не откликался на имя, привыкнув в свое время к кликухе. Он имел несколько судимостей за мелкое хулиганство и за кое-что покрупней и из своих тридцати шести лет больше половины оттоптал на зоне. Но он совсем не походил на матерого уголовника, скорее, даже наоборот, было в его мальчишеской фигуре, недоразвитой из-за чрезмерного употребления алкоголя и наркотиков, что-то трогательное и беззащитное. Да, телосложением он походил скорее на подростка, но глаза, его глаза, которые видели жизнь во всей ее неприглядной красе, наивными быть не могли. Они могли быть ничегоневыражающими, а могли бы выражающими слишком много, и тогда казались безумными. Когда он опрокидывал первый стакан -а на стройке неполными стаканами пить не принято, - кадык на его худой шее двигался как поршень, и через тридцать секунд глаза у Бяки становились стеклянными и страшными. Он всегда носил маленький шприц с куком ваты, завернутые в носовой платок, в кармане потертого пиджака и кололся всем, начиная от опиума и заканчивая раствором димедрола в воде. Если Бяка замечал на газоне у какого-нибудь подъезда цветы мака, то уже через несколько минут они не могли радовать никого своей красотой, зато, смятые в кармане, немного позже радовали Бяку свойствами млечного сока, дающими кайф. Жена считала его конченым человеком и поставила на нем крест, но, несмотря на это, не бросила, и этой верностью поставила крест на самой себе.
Другую группу, как и положено, возглавлял бригадир Амелин, жилистый юморной мужичок, у которого в сорок один год все зубы до единого были вставными. Он пользовался неоспоримым авторитетом в бригаде, но его власть воспринималась с иронией. Он не только не пил, но и не курил, и вообще, пытался вести здоровый образ жизни. Однако говорили, что раньше -- он употреблял напитки гораздо крепче кваса, причем, в немалых количествах. Сейчас же он слыл любителем крепкого чая и сложных кроссвордов. Натура чрезвычайно активная, он не давал скучать никому, своей энергией заряжая остальных. По пятницам, когда все газеты печатали кроссворды, он появлялся в бытовке с толстенной стопкой этой газет, бросал их на стол, ставил чай, и, устроившись поудобнее посередине стола, открывал и читал вслух столбцы по вертикали и горизонтали, тут же отгадывая. Ему нравилось поражать всех своими способностями. Редко когда кому-то удавалось опередить его и назвать правильное слово. Тем не менее, благодаря ему, все стали что-нибудь да узнавать. И могли называть не только отличительный знак государства из четырех букв или белый хлеб продолговатой формы из пяти, но и вещи посеръезнее, например, персидского и таджикского поэта из восьми букв или азбуку старославянского языка из девяти, и многое другое. Некоторые впервые узнали, какие рыбы входят в семейство тресковых, а какие птицы -- в отряд журавлеобразных, и были так поражены этим, что почувствовали себя настоящими эрудитами, конечно, не такими, как Бугор, но все-таки...
Однако вернемся к нашим пьющим героям, оказавшимся в такой сложной ситуации. До перерыва оставалось не более получаса, а спиртное все еще не было куплено. Любой шахматист в такой ситуации, поправив очки, противным трескучим голосом констатировал бы пат, только не наши герои. Для них настоящей трагедией стал бы обед без сугрева, поэтому они искали выход. Они могли представить себе тот позор, когда Бугор будет высмеивать их вынужденную трезвость, и не могли допустить такого унижения. Бяка, неутомимый искатель, подходил ко всем членам бригады и сначала просил, и затем требовал деньги. Никто ему не давал. Паштет побежал в другую бригаду и тоже вернулся ни с чем. А Кадета, пацана-допризывника, отправили к женщинам-озеленителям, но и он, когда вернулся, развел руками.
