Я помнила, как вчера на негнущихся ногах еле доползла до своей комнаты и упала на кровать. Щеки пылали, а тело сходило сума от переполнявших меня чувств и сумасшедшей пульсации внизу живота. Когда через двадцать минут в мою комнату пришла мама, чтобы привести меня вниз, мои нервы не выдержали:

— Ни за что! Можете продолжать ужин без меня!

Мысль о том, чтобы вновь сесть рядом с Кунцитом Сайто и делать вид, что ничего не случилось, вызвало во мне бурю негодования.

— Минако, не болтай глупостей, — сказала мама, бледнея. — Этот ужин посвящён твоему чудесному спасению и это вообще-то очень не вежливо, оставлять нашего дорого гостя. Он, между прочим, переживает о твоём самочувствии…

Краска ударила мне в лицо. Этот гад ещё смел переживать! Как бы не так!

— И что за печаль? Я думаю, ты и Катарина сможете занять доктора Сайто увлекательнейшей беседой о достоинствах моей старшей сестры так, что он престанет интересоваться моим самочувствием, которое и так никому не интересно! — желчно ответила я.

Мама нервно откашлялась.

— Минако, ты говоришь ерунду… Откуда у тебя этот тон? Я тебя вообще не узнаю…

— Ну, раз я говорю ерунду и меня трудно узнать, тогда моё присутствие тем более нежелательно. К тому же у меня жутко разболелась голова, и думаю, ты извинишь меня за то, что я не смогу помочь с уборкой на кухне. Хотя, у тебя же есть Катарина, и ты научила её всему, что знаешь сама, в том числе и готовить жаркое!

С этими словами я отвернулась и демонстративно накрыла себя одеялом с головой, показывая, что разговор окончен. Мама ничего не ответила. Она постояла несколько секунд, видимо переваривая мою пламенную речь, вздохнула и удалилась, тихонько притворив за собой дверь.

Я прижала колени к груди. Это действительно было мне не свойственно. Впервые в жизни я разговаривала с мамой так. Однако неожиданно я почувствовала смутное удовлетворение, как будто сказала именно то, что намеривалась давно сказать, но всё не решалась.

Утром я проснулась посвежевшая и отдохнувшая, несмотря на несусветную рань. На цыпочках я спустилась позавтракать, молясь про себя, чтобы никто из членов семьи не вздумал последовать моему примеру.

Столкнуться с кем-то из них не было никакого желания. И мне повезло. Закончив завтрак и накормив Артемиса, я отправилась на работу в колледж.

И вот спустя сорок минут я сидела в душном помещении архива, сражаясь с древним, как сама смерть, компьютером госпожи Минь. Наконец эта рухлядь сделала усилие и на экране загрузилась главная страница программы.

Есть!

“Усаги Цукино” — ввела я в поисковик и нажала кнопку enter. Затаив дыхание, я ждала, как на экран медленно загружалась сухая регистрационная карточка.

Имя: Усаги Цукино

Дата рождения: 30 июля 1995г.

Пол: женский

Отец: Цукино Кэндзи, редактор журнала «The Culture»

Мать: Цукино Икуко, домохозяйка

Средний балл вступительных работ: 80

Примечание: В 2009 г учащийся провёл двенадцать недель в стационаре и шесть на амбулаторном лечении в клинике Сёнен Камакура.

Текущее состояние учащегося: согласно заключению клиники Сёнен Камакура, подписанного доктором Ямамото, в соответствии с политикой о возвращении в социальную среду, существующие психологические проблемы преодолены.

Процедуры: рекомендована когнитивно-поведенческая терапия.

Заключение: На основании права учащегося на конфиденциальность поставленного диагноза и пройденного лечения, вся информация об этом засекречена и дальнейшие запросы запрещены без личного одобрения директора колледжа.

Хм-м-м… Я задумалась. Что же такого засекретили об Усаги, что даже запрос можно получить только с личного одобрения директора колледжа? Больница Сёнен Камакура … это довольно дорогая клиника в городе Камакура, напичканная современными технологиями и новейшим оборудованием… Я знала о ней, потому что Ами часто твердила, что хотела бы работать именно там после учебы… Откуда у семьи Цукино взялись деньги на столь дорогостоящее лечение? Насколько я знала, достаток у них был средним и его никак бы не хватило, чтобы Усаги прошла полноценную реабилитацию в Сёнен Камакура… Город Камакура… Моя подруга там раньше жила… 2009 год… Тогда ей было четырнадцать лет… совсем еще девочка-подросток, которая провела три месяца в стационаре клиники… Интересно, Усаги признали сумасшедшей? Нет, не может быть. Здесь чётко написано, что она допущена в социальную среду, а без официального заключения никто бы не принял её в колледж…

Я посмотрела на часы и содрогнулась: 07:51. Пора закрывать программу и выключать компьютер, пока сюда не пожаловала госпожа Минь. Ну, что же… я нашла интересную информацию, хотя я до конца так и не поняла, что именно я нашла, и как мне это поможет найти Чибиусу и Хотару. Да, Усаги побывала в клинике. По сути, там может оказаться любой подросток с наркотической, алкогольной зависимостью, анорексией или последствиями несчастной любви… Меня смущала лишь давность. Что же с ней тогда произошло, если она до сих пор пьёт транквилизаторы? Решив поразмыслить над этим позже, я выключила компьютер и направилась в деканат, где меня ожидала сортировка писем и документов, а так же новые поручения.

***

В моем родном приморском городе было бесчисленное количество всевозможных кафешек и закусочных. Я зашла в то, что было ближе всего к колледжу, несмотря на то, что здесь готовили ужасный кофе и безвкусные сэндвичи. Однако после работы я была голодна, как волк и организм требовал своих законных калорий, пусть даже не совсем вкусных.

Я пила зелёный чай с мятой и ела шоколадный чизкейк, задумчиво чертя в блокноте каракули и слово “Анех” в рамочке из переплетённых листочков и цветов, как неожиданно за мой столик, на место напротив, присел какой-то человек. Он с грохотом поставил на стол стеклянную бутылку с лимонадом и от этого звука я вздрогнула.

Я подняла голову, отбросив назад упавшие пряди волос и с изумлением, к которому примешивался страх, посмотрела на сидящего передо мной мужчину.

— Прости, что напугал, — улыбнулся Кунцит Сайто как в рекламе зубной пасты.

Ошеломлённая, не в состоянии проронить ни слова, я таращилась на него со странной смесью ужаса и восхищения. Вчерашнее происшествие за ужином было слишком недавним, чтобы я позабыла неприязнь к этому человеку. Однако я всё же не могла не признать, что никогда ещё не встречала подобный образчик человеческой красоты. Умопомрачительное, атлетичное тело, которое подчёркивала неизменная белая рубашка и темно синие джинсы, длинные платиновые пряди тонких волос небрежно раскиданные по плечам и эти странные слишком светлые глаза, не умеющие мигать.

— Так, ты простишь, меня? — снова донёсся до меня густой грудной голос, от которого у меня сжалось сердце, и пробудился гнев, достаточный, чтобы вернуть дар речи.

Я гордо вздёрнула подбородок и с холодностью взглянула на Кунцита.

— Меня пугают только ваши манеры и странные понятия о гостеприимстве, которое вам вчера оказали, доктор Сайто.

— Что же такого странного я вчера сделал? — улыбнулся он приторной улыбочкой, склонив голову на бок.

— Если пороетесь в своей памяти, найдёте там эпизод с насилием молодой девушки, — пробормотала я сквозь зубы.