Не позабудь меня, милый, не позабудь

Пти­цы по не­бу чер­тят слож­ные ви­ражи; огонь в ка­мине пот­рески­ва­ет-дро­жит; во­рон-чер­нее-но­чи кар­ка­ет да кру­жит. Мне бы те­перь пе­реси­лить да пе­режить; мне бы сра­зу знать, что ты сот­кан из зла и лжи.

Мне бы те­бя не встре­тить, не по­любить; мне бы за­быть те­бе пос­вя­тить сти­хи; мне бы сме­ять­ся те­бе в ли­цо, бро­сить то­бой по­дарен­ное коль­цо; мне бы сер­дце твое раз­бить, раз­ве­ять по вет­ру жал­кий прах.

Мне бы крик о по­щаде це­ловать на тво­их гу­бах.

Мы бы­ли деть­ми, нам бы­ло по во­семь лет; мы вмес­те лю­били встре­чать по ут­рам рас­свет; ты иг­рал на сви­рели, а пос­ле мы со­бира­ли бу­кет по­левых цве­тов.

Тог­да ты на­шел тот ос­тров — ты го­ворил, что смер­ти и вре­мени нет пу­ти до его ча­рован­ных бе­регов.

Но мы рос­ли, нам ис­полни­лось по сем­надцать; я пом­ню твою улыб­ку и хит­рый взгляд; я пом­ню гу­бы твои с прив­ку­сом ян­та­ря — мой лич­ный гу­бящий яд. Я пом­ню, как впер­вые ста­ла тво­ей на на­шей цвет­ной по­ляне.

Как сле­по ве­рила — ты не пре­дашь ме­ня; не об­ма­нешь.

Я пом­ню, как в на­шу де­рев­ню приш­ли они; как ты очу­тил­ся в ло­вуш­ке их лов­ко подс­тро­ен­ной за­пад­ни; как спря­тал­ся в их те­ни. Ты вспом­нил про ос­тров, ты го­ворил — там вре­мя бес­силь­но, там ты бу­дешь бес­смер­тен, они дос­та­вят те­бя ту­да. Ты го­ворил, и го­лос был твой бе­зумен и хо­лод­нее ль­да.

Да и це­на ока­залась «не­вели­ка» — на­доб­но бы­ло лишь ду­шу свою про­дать.

Пом­ню, как в пос­леднюю ночь це­лова­ла те­бя до за­ри; как мо­лила ос­тать­ся, не ухо­дить; как ли­цо пря­тала на тво­ей гру­ди — «по­гово­ри со мной, ми­лый, по­гово­ри»; ложь, увы, бы­ла у те­бя в кро­ви.

Пом­ню, как ве­тер от­нес те­бе мой без­на­деж­ный крик: «Не по­забудь ме­ня, ми­лый, не по­забудь — мо­лю».

«Я, ми­лый, те­бя люб­лю».

Я научилась ждать

Тишину в ночи разрывает мой одинокий крик.

Мой милый, скажи, чего ты теперь достиг? Отсрочил ли смерти миг; добился, о чем мечтал; нашел ли то, что отчаянно так искал?

Я помню наши выцветшие поля; я помню исчерченные ладони, твой изумрудный взгляд; ты целовал меня, словно вершил обряд.

Я помню, как мимо прогрохотал снаряд, едва нас с тобой задев; как мы, дрожа, сидели, не разжимая рук; как горланили нараспев какой-то простой мотив — и мир вокруг нас поворочался и затих.

Мой милый, скажи, если бы ты не ушел, — мы выиграли бы войну?

Я помню ту мрачную, снеговую весну — в самом тылу врага, где ветер подхватывал кровные облака, где нельзя и пошевелиться, и задышать — в спину тебе вонзится их вырезной кинжал — дуло вражеского ружья.

Мой милый, я теперь научилась ждать — одиноко встречать закат; зимой попадать в метель, осенью — в листопад; смотреть в окно на поток дождя, из года в год представляя тебя и твои глаза.

Как придешь, словно не было этих лет; как вернешь в мою жизнь счастье и Божий свет.

Я верю, ты улыбнешься, и я пойму: ты все тот же — любящий и родной.

Выживший на войне.

Я знаю, ты сможешь — мы выиграем-победим.

Только вернись ко мне.

Венди не верует в небеса

Венди в зеркало смотрится да дивится — еще улыбчива и юна. На лице у Венди — кашемировая весна, но в глазах у Венди — страх предательства и тоска, на губах у Венди — вкус отчаявшейся войны.

Нет Венди жизни от чертовой тишины.

Питер — безумный нечеловек; «ты моя, и не будет пути назад, ты моя — и на целый век»; Венди верила — Бог спасет; Венди верила, но устала ждать; Венди выбрала остров, дьявольскую любовь и запах — кровь — на его руках.

Венди привыкла боль отчаянья целовать на его губах.

Венди не знает — есть и другая жизнь, где нежные поцелуи, улыбки, букеты роз; Венди дороже существовать в обмане да в вечной лжи; Венди дороже им создаваемые реальности, миражи…

Венди дороже его неслышимое: «Вернись!»,

когда ей хочется улететь.

Венди дороже его дьявольская улыбка, его глаза;

Венди хочется за него не выиграть, — умереть.

Венди слишком давно любит Питера

и не верует

в небеса.

Ты только меня люби

Осень мерзлая рисует красками декабря; я смотрю в окно — и вижу застывший снег; я смотрю, как ложится на небо печальный седой рассвет, как ветер угрюмый свой замедляет бег; я смотрю в окно, заклиная, моля, прося: «смилуйся, помоги.

мне бы только тебя обнять».

я иду, босая, с оголенной, немой душой, и кровавый след за мной стелется по земле; я иду — и во мгле мне навстречу мчится жестокий смех; ты ответь мне, подай хоть знак; я раба твоя, ты — бессменный, вечный мой господин, сильнейший из королей.

мне осталось несколько миль пути — ты отправь мне вслед поцелуй королевских губ, прикоснись сквозь ветер, сквозь дождь и снег; я тебя найду — мне бы только все это пережить; мне бы только один еще раз услышать твою свирель, ее терпкий звук; мне бы только преодолеть свой последний шаг и с первым лучом тебе прошептать привет.

ты мне — и господин, и друг, и сама душа.