– Оооо! – усмехнулся Аркадий, – а ты молодец. Не из робких. Люблю таких.

К счастью для Маши, или же к великой беде, ванная оказалась свободна.

В тесном помещении, под шум воды, она обнимала его жарко и шептала ему слова такие, каких раньше никогда вслух не произносила. Говорила ему девица о любви своей несбыточной, а руки ее порхали с восторгом по молодому крепкому телу. Каждый сантиметр создания этого ею давно желанного, поцеловала Машенька. Аркадий позволил новой любовнице насладиться собой в полной мере, а затем повернул ее спиной и пристроился сзади, обхватив обнаженные ее бедра ладонями. Отдавалась она страстно и отчаянно как в последний раз. Истекала сладким медом и стонала так томно, так сладостно и искренне, что не ответить на столь жаркий призыв мог разве что деревянный чурбан. Аркадию понравилось, и он девицу эту на заметку взял. Время от времени он приглашал ее в гости то к одному приятелю, то к другому, когда никого денежного, а следовательно более важного, не намечалось. Свободное временя у Аркадия случалось не так чтобы часто, а потому приходилось Марии частенько томиться в ожидании. Тем не менее, чувствовала себя Мария на седьмом небе от небывалого, непостижимого, космически нереального счастья.

–Иногда мечты сбываются, – думала Маша,– никогда бы не поверила…

Всякий раз, оказавшись рядом, под ним или как угодно с ним, Маша умирала. Аркадий принимал восторги ее как должное, значения их связи не придавал ни малейшего. Так, за не имением, на вечерок, на недельку, на месяц. Тем более что девка хороша, горяча и безотказна, а радости плоти лишними для Аркадия никогда не бывали. Идиллия длилась недолго, не прошло и месяца, как Маша возлюбленному шагу ступить не давала ; встречала, провожала, по сто раз на дню звонила и писала записки недвусмысленного содержания. К этому Аркадий как-то не подготовился. Ранее в его жизни подобных проблем не возникало. Машенька обрушила на него любовь, по силе подобную урагану. Поначалу, Аркадию все это представлялось очень романтичным и даже трогательным, а может быть он и вовсе воспринимал поклонение Машино как шутку, немного не всерьез. Но любовь была для него понятием абстрактным, он не умел отдавать, мог только потреблять. А Мария стала вдруг буквально требовать, настаивать на взаимности. Она не давала ему вздохнуть, являлась повсюду, от нее спасу не было. Вскоре Аркадий ею пресытился до такой степени, что не желал ни видеть, ни слышать.

– ВСЕ! – без обиняков заявил он однажды, – поиграли и будет. Я больше не хочу тебя. Роман окончен, финал, – он улыбнулся и развел руками.

– Что? Как ты сказал? – дрожащими губами переспросила ошарашенная, раздавленная Маша.

– Ты отлично меня слышала, Маша. Я больше не хочу спать с тобой. Ты мне надоела. Прощай!

Далее Аркадий вынужден был стать свидетелем такой истерики, что чуть было умом не тронулся. Мария скулила, валялась в ногах и умоляла не бросать ее:

– Аркашенька, миленький, родной мой! Я же без тебя пропаду! Я с собой покончу! Слышишь?! Ну, пожалуйста, умоляю тебя, не бросай меня! Не уходи! Ну, хочешь, я на колени встану? Я рабой твоей буду, скажи только!

Испуганный невиданным напором, польщенный и слегка озадаченный, Аркадий сдался, и некоторое время связь еще теплилась. Однако очень скоро Аркадий откровенно заскучал.

– Слушай, ну хватит. Хватит уже, – лениво отталкивал он Марию, стоило ей попытаться обнять его.

Мария исполняла все его прихоти, унижалась так, как и вообразить себе сложно, но сердцу, как известно, не прикажешь, особенно когда его нет. Аркаша не проникся и назойливую девицу все-таки прогнал.

– Пошла вон! Задолбала! Видеть тебя не могу больше! Отцепиииись! – заорал он как-то раз. На ровном месте, как показалось помертвевшей от ужаса Марии. Все ее попытки удержаться в жизни Аркадия в любом угодном ему качестве, ни к чему не привели.

Пару недель спустя, опухшая и подурневшая от слез и бессонных ночей, Мария предстала пред синими очами с известием о беременности:

– Вот так, любимый мой, доигрались мы с тобой… что теперь делать? Может, все-таки вернешься, а? Нам же так хорошо было вместе? Помнишь? Ребеночек появится, заживем семьей.

Аркашу передернуло, он сразу предложил денег на аборт и стал совать ей в руку скомканные купюры, в глаза не глядя.

– На, вот…реши как-то проблему. И пожалуйста, не суйся ко мне. Все кончено. Ясно? ВСЕ.

Мария деньги взяла, но аборт делать не стала, втайне надеялась все же, поймать его на живца. Надежду эту ей позволил питать его вид преступника, пожелавшего избежать заслуженного наказания. Скрывался Аркадий довольно успешно, избегал ее и не видел, как растет живот, какой неуклюжей она стала. Но сколько веревочке ни виться… столкнулись-таки в институтском коридоре, когда положение ее стало очевидным для всех и каждого. Фактически Маня перегородила ему дорогу огромным своим пузом, деваться было некуда, Аркаша загрустил.

– Ну чего тебе? Что еще? Я же просил…ну? Чего ты хочешь от меня? Кто ты мне? Хватит таскаться за мной! Ничего серьезного между нами никогда не было! Оставь меня в покое!

Машенька смотрела на него с немым укором, ловила взгляд, но не добилась ничего. Подлец не только предложение делать не собирался, но вообще вид сделал, что знакомство их шапочное. Затем и вовсе, неожиданно мягко отстранил ее и ушел, ни разу не обернувшись. Мария, вопреки очевидному, поверить не могла что ТАКОЕ возможно, что он вычеркнул из жизни их месяцы счастья и своего ребенка заодно. Все было зря, Аркадий удрал и не вернется. Несколько позже до нее дошли слухи о том, что он женился на шведке преклонного возраста и укатил в Стокгольм. Больше она его не видела и как сложилась его жизнь, Мария так никогда и не узнала. Он поманил ее, использовал и выбросил за ненадобностью, как бросают дети надоевшую игрушку. Мария люто невзлюбила ребенка в утробе, направив на него свою боль и отчаянье отвергнутой женщины. Для нее не имело значение то, что он и не манил ее вовсе, и то, что она его себе придумала. В воображении Мани он соблазнил ее, завлек и бросил. Она рассказала себе ту историю, которую хотела, и поверила в нее всем своим существом. А что еще оставалось?

С первого дня в институте, у Марии Федорович, Машеньки, имелся верный воздыхатель – Захар. Девушка знала о его существовании, догадывалась, что нравится ему, но значения сему не придавала, не задумывалась. Захар в ее глазах ценности не представлял, хотя бы потому, что одет был более чем скромно, машины не имел, внешностью обладал самой обыкновенной. Не герой ее романа. Марии думалось, что настоящие москвичи, те, что могли бы составить ей партию, совсем другие, иные, особенные. За ней пытались ухаживать, но Машенька всех отвергала, не видела среди претендентов достойного. В отличие от тех, кто, потеряв надежду, давно уже обзавелся подружкой, Захар терпеливо ждал. Некое чувство, сродни интуиции, подсказывало – Мария станет его женой. Надо просто пережить, переждать. Захар томился и ждал, пока предмет обожания опомнится, пока раскроются ее прекрасные очи и обратит она внимания на то, как он, Аркадий, жесток и слеп. Захар понимал, что Маня не нужна Аркаше надолго, он поиграет ею и отдаст. Влюбленному же она требовалась любой, только бы рядом, вместе. И вот, терпение его было вознаграждено. Незадолго до родов случился на его улице праздник:

– Манечка, не грусти. Выходи за меня. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. А ребенка своим признаю, и упрекать тебя не буду. Слышишь? Никогда, никогда не буду.

Загнанная в угол Мария, дала согласие на брак:

– Спасибо тебе, Захар, – сквозь слезы произнесла Мария, – ты настоящий рыцарь. Я согласна. Давай попробуем – она взяла его за руку и слегка пожала ее.

Захар ощутил, как жаркая волна окатила его от одного лишь прикосновения любимой. Он прикрыл глаза и улыбнулся блаженно.

– Но смотри, Захар, как бы не пожалел потом… спасибо тебе. Спасибо, – прошептала Мария и погладила Захара по щеке. От первой этой, легкой, ничего не значащей ласки, зашлось у Захара сердце, заплясала душа, и снова кинуло его в жар, будто в печь угодил.