– О чем? Я вас не знаю и учтите, у меня есть рация, и вы не можете держать меня здесь силой!

– А у меня есть деньги, чтобы заткнуть твоей рации рот. Посиди немного и послушай. Тебе говорит что-нибудь фамилия Крестовский?

Качаю головой, окончательно переставая что-либо понимать.

– Хорошо, а Ампилов?

– Это… это фамилия папы.

Он знает отца? Слишком молод, чтобы быть его другом или знакомым. Слишком взрослый, чтобы быть воспитанником. Кто?

– Отлично. Значит, я не ошибся. Ты дочь Ампилова.

Снова киваю, сжимая стакан. Он наверняка вот-вот разлетится на тысячу маленьких осколков.

– Меня зовут Игорь Крестовский, я – сын Олега Крестовского. Отец умер, и теперь ты – ключ к его завещанию и моим деньгам.

Приехали. Кажется, я схожу с ума.

– Вы что-то путаете. Я не могу иметь отношение к каким-то деньгам. У меня нет родных, друзей, а папа был школьным учителем. Вряд ли он прятал золото в школьном спортзале.

Я чувствую, как тиски страха немного разжимаются, и снова получаю способность защищаться. Этот человек рушит мой привычный мир, а еще он враждебен. Я чувствую это и внутренне напрягаюсь. Ничего хорошего ждать не приходится.

– Боюсь, что я ничего не путаю, – говорит он. – Мой отец умер полгода назад.

– Соболезную, – говорю я и тут же осекаюсь под недовольным взглядом – призывом не перебивать.

– В его завещании было условие. Мы получим все деньги лишь в том случае, если разыщем тебя, Калинину Анну Артемовну, и ближайшие пять лет будем обеспечивать. Там много разных условий, подробнее сможешь ознакомиться с текстом в машине.

– В к-какой машине?

– Ты едешь со мной.

Он говорит это так легко и просто, словно речь идет о чем-то рядовом. Показать дорогу или посидеть денек с ребенком. Вот только речь идет не о работе няни, а о… впрочем, я даже не знаю, о чем.

– Почему ваш отец поставил такое условие? Я ведь никогда о нем не слышала.

– Не имею ни малейшего понятия. – Он перестает буравить меня взглядом и отворачивается к окну.

Страх ослабевает еще немного.

– Нужно будет сделать ДНК-тест. После него, возможно, что-то прояснится.

– Что прояснится?

– Не знаю. – Он пожимает плечами. – Может, мой отец знал твою мать, а твой отец ходил с рогами. Всякое бывает.

– Не смейте так про мою семью!

– Ой. – Крестовский морщится. – Давай только без пафоса. Я не знаю, почему мой отец заставил нас тебя обеспечивать. И не уверен, что хочу знать. Сейчас моя задача: организовать все с наименьшими потерями.

– А что насчет моих потерь?

– Ну конечно, будет обидно потерять такое теплое местечко в штате этого клоповника, – язвительно произносит он.

Я задумчиво смотрю на мужчину и думаю, что внешняя красота совсем не обязательно отражает внутреннюю. Или деньги – это яд, который медленно отравляет организм? С самого рождения, крохотными дозами уничтожает внутри что-то хорошее, что есть даже в усталой и хмурой уборщице Анзурат, но почему-то нет в этом холеном и красивом мужчине.

– Ты меня слушаешь вообще? – Он сердится.

Я понимаю, что за размышлениями практически отключилась.

– Я говорю, что предлагаю тебе сделку. Ты побудешь хорошей девочкой на обеспечении богатой семьи, а я тебе за это заплачу. И не придется унитазы драить – тоже несомненный плюс.

Уехать в неизвестность с тем, кто поманил деньгами? Нет, я слишком хорошо знаю, чем заканчиваются подобные авантюры. Девушки, которых никто не будет искать, бедные, готовые взяться за любую работу – лакомый кусочек для проходимцев.

Я стараюсь не думать о том, что Крестовский нашел меня словно специально, выяснил так много подробностей. Я стараюсь сообразить, как сбежать отсюда. Кошусь на дверь, но она заперта.

– Ты вообще представляешь о каких деньгах идет речь? Одной сотой этой суммы хватит тебе и твоим детям на безбедную жизнь.

– И ради денег я, по вашему, брошу все, сорвусь и буду жизнь в неизвестно чьем доме по воле незнакомого мертвого мужика? Да и воле, подкрепленной пока только вашими словами? Вы запираете меня в комнате, говорите странные вещи, неужели всерьез надеетесь, что я забуду об осторожности и поведусь на сказку о золушке? Сяду в вашу машину и уеду в неизвестность? Если вы сейчас же не отпустите меня, я вызову полицию!

У меня нет с собой телефона, есть только рация, по которой можно связаться с консьержем, но Крестовский об этом не знает. Сердце гулко стучит, я надеюсь, что он испугается, но на лице его не отражается ни единой эмоции. Кроме, может быть, легкого раздражения.

– Понятно. На то, что будет просто, я даже не надеялся.

Мы некоторое время молчим, но мое терпение на исходе. Первое впечатление, произведенное этим Крестовским, уходит. Я снова становлюсь собой, я готова к бою. Но он или знает это, или просто не хочет связываться. Пожимает плечами:

– С тобой свяжется мой адвокат.

Я думаю, что вряд ли стану с ним разговаривать, но вслух это не произношу. Поднимаюсь и коротко прощаюсь. Карта-ключ от номера лежит на столе, я беру ее и крепко сжимаю. Вот мой путь на свободу. Едва я окажусь за дверями номера, спрятаться будет проще. В голове вертятся смутные воспоминания о каких-то бесплатных юридических консультациях и центрах по борьбе с мошенничеством, но ничего конкретного я вспомнить не могу. Дома можно будет залезть в интернет и поискать, наверняка… хотя о чем я? Не существует ответа на вопрос “Что делать, если какой-то псих утверждает, что ты вписана в завещание его отца”.

Всю дорогу до комнаты персонала (Анзурат еще называет ее на английский манер “стафф-рум”, так ей кажется, звучит престижнее), из скудных знаний о юриспруденции я пытаюсь понять, могут ли по завещанию совершенно постороннего человека заставить что-то меня сделать.

Логика говорит, что нет, но червячок сомнения неспешно подтачивает уверенность и спокойствие.

– Аня! – старшая горничная радуется, увидев меня. – Я думала, ты уже ушла.

– В люксе была куча работы. Требовательный клиент.

Я достаю из шкафчика сумку и начинаю переодеваться.

– Слушай, а на пару часов еще не останешься? В двенадцати номерах был поздний выезд, а завтра приезжает группа китайцев, человек тридцать! Девочки не справляются. Я тебе дополнительно ночные часы поставлю, побольше.

Замираю, так и не успев натянуть свитер. Очень хочется домой: я устала, растеряна, голова начинает болеть, а еще в ней прочно поселился этот Игорь Крестовский. Но дополнительные ночные часы – это дополнительные деньги. А усталость не такая уж и сильная, бывало и хуже.

– Пожалуйста! – просит старшая. – Завтра все равно выходной, отоспишься!

Наконец я вздыхаю:

– Ладно, давайте номера.

Снова натягиваю изрядно надоевшее платье и надеюсь, что работа отвлечет от неприятного и странного разговора.

***

Я выхожу за час до закрытия метро и несусь через гостиничный парк, как сумасшедшая. Ехать мне минут сорок, а пробок в это время почти не бывает, но я все равно тороплюсь. Ночью в центре уютно и не страшно: иллюминация и круглосуточные заведения создают иллюзию безопасности, толпы. Там, где я и еще две девчонки снимаем комнаты, конечно, район жутковат.

От метро меня отделяет лишь четырехполосная магистраль. Сейчас на ней мало машин, а светофор почему-то не работает. Издеваясь, мигает противным желтым цветом. Смотрю по сторонам и решаю пропустить черную иномарку, а потом совершить марш-бросок до станции.

За несколько метров до меня машина начинает тормозить. Редко такое случается в центре, обычно водители не спешат пропускать пешеходов. Я благодарно улыбаюсь и ступаю на “зебру”.

Я всецело поглощена целью и не замечаю, как дверь пассажирского сидения открывается. Лишь уловив движение позади себя, оборачиваюсь. Но сделать уже ничего не успеваю. Мощный и огромный мужчина в черном костюме буквально сгребает меня в охапку и тащит к машине.

Несколько секунд я лишь бесшумно пытаюсь вдохнуть, охваченная паникой. Затем кричу, но совсем недолго. Мне закрывают рот. Несколько секунд – и я внутри, а щелчок возвещает о блокировке дверей. Амбал, запихнувший меня в нее, по-прежнему следит рядом. Очевидно, чтобы я не повредила его хозяину.