Если начальник – самодур, увольняйтесь и даже не думайте, легче уже не будет. Но Ася не могла уволиться, она была в ответе за сестру. Сестру звали Генкой, нет, не подумайте, у нее было нормальное имя Лена. В детстве она не могла выговорить довольно легкую букву Л и на вопрос: «Как тебя, девочка, зовут?» гордо говорила: «Гена». Сначала мама с папой ее поправляли, но позже поправлять стало некому. Когда сестре было девять лет, мама с папой разбились на машине. Ася тогда была студенткой престижного театрального института ГИТИС, разница в десять лет все равно не позволила бы оставить Генку, требовали, чтобы она сдала ее в детдом. Ася, мягкотелая избалованная родителями девочка, вмиг стала взрослой и серьезной. Она решила во что бы то ни стало оставить сестру, поэтому пришлось идти на поклон к бабушке.

Честно сказать, Елизавету Никитичну Круглову трудно назвать бабушкой в полном смысле этого слова. Ася видела ее всего несколько раз в жизни. Это была красивая дама лет шестидесяти, при стильном макияже и прическе, одета всегда только в лучшие бренды. Дочь академика и вдова академика имела много денег и красивую никем не испорченную родословную. Когда же ее единственный и неповторимый мальчик Коленька решил жениться на девушке из детского дома, она вычеркнула его из своей жизни. На тот момент она уже давно была вдовой, поэтому никто не посмел ей помешать сделать столь ужасную вещь. Елизавета иногда приходила к ним, вся пропитанная духами, хмурилась, брезгливо садилась на краешек стула, выпрямляла свою царскую спину и молчала. Ася запомнила с детства, что у папы всегда было плохое настроение, когда эта красивая женщина-императрица покидала их дом. Позже, когда Ася стала взрослой, отец попытался ей все объяснить.

– Пойми, принцесса, – сказал он однажды, – я не оправдал ее надежд. Но я искренне считаю, что мы не должны быть ничьими надеждами, каждый человек должен идти своей дорогой. Я очень люблю твою маму, тебя, Генку. Я люблю свою профессию, я выбрал свой путь осознанно. (К слову сказать, папа был неплохим кинооператором.) Елизавета же не может мне этого простить до сих пор, – закончил грустно он свои оправдания, и Асе показалось, что ему стало легче, что он не объяснял ей, совсем еще юной девочке, а договаривался сам с собой. Со временем появление в их доме этой шикарной дамы происходили все реже, а время пребывания становилось все меньше.

Ася знала, где живет так называемая бабушка, иногда они с папой гуляли по широкой Котельнической набережной, и он с удовольствием показывал ей окна квартиры, где вырос, где прошло его счастливое детство. По окнам вычислив квартиру, Ася поднялась на четвертый этаж старого, но очень величественного дома, и позвонила. Дверь ей открыла маленькая кругленькая женщина деревенской внешности.

– Вам кого? – безразлично поинтересовалась она.

Ася растерялась, сказать «бабушку» неудобно, надо спросить официально.

– Мне нужна Круглова Елизавета Никитична.

– Как вас представить?

– Скажите: «Ася Круглова», – ей не хотелось унижаться перед женщиной, которая не пришла даже на похороны к своему сыну.

На лице маленькой женщины не дрогнул ни один мускул, она молча закрыла дверь, и ее шаги скрылись в глубине квартиры. Но довольно быстро шаги послышались вновь, дверь распахнулась, на пороге появилась бабушка. Она была, как всегда, великолепна при полном параде, как будто собралась на прием как минимум к президенту.

– Ну, здравствуй, Ася Круглова, – ухмыляясь на один бок, сказала она, – что тебе здесь нужно?

Ася знала, что Елизавета Никитична не любит ни маму, ни внучек, да и сына своего, наверное, тоже, но все равно она не ожидала такого откровенного презрения в свою сторону.

– Если бы не смерть родителей, я бы никогда сюда не пришла. Мне страшно, что ты моя родственница и что во мне течет твоя кровь, пусть не я, но ведь мои дети могут быть похожи на тебя. Сейчас я вынуждена идти на унижение перед тобой ради своей семьи, ради памяти о родителях. Лену забирают в детдом.

Ася намеренно назвала сестру официальным именем, ведь эта почти чужая ей женщина не достойна знать их маленький секрет.

– Мне не оставляют, прошу тебя, сходи оформи опекунство на себя, и я обещаю, нет, я клянусь, что больше ты о нас не услышишь никогда. В память о папе прошу, не дай им забрать ее, – когда Ася все это произносила, беззвучные слезы реками текли по ее щекам. Потом она опустила голову, встала перед ней на колени и, сложив руки в мольбе, попросила:

– Пожалуйста, спаси сестру, ей нельзя в детдом.

Бабушка стояла и молчала, будто китайская статуя, застывшая в веках. Ася не стала ждать ответа, встала с колен и ушла.

Через два дня курьер привез ей документы с оформленным опекунством Елены Николаевны Кругловой на Круглову Елизавету Никитичну. Вот так когда-то большая семья Кругловых укоротилась до Аси и Генки, и стали они жить дальше.

Ася со своими двумя курсами смогла устроиться только помощником директора, но, по сути, личным секретарем, поэтому терпела от своего начальника все и даже немного больше. Нет, ничего такого, Гарик Михайлович Манукян к Асе не приставал, мало того, он знал о ее судьбе и временами помогал – то пристроить Генку в театральный кружок, то зарплату выплатить за два месяца. Обычно это бывало, когда зима приходила неожиданно, а Генка вырастала из своих вещей, как обычно из всех сразу. Проработав на него уже пять лет, Ася знала, что человек он в принципе добрый, ну а то, что самодур, что ж, это издержки профессии, быть директором киностудии, пусть и небольшой, обычный человек не сможет, надо быть необычным, именно таким он и был.

И вот сейчас она стояла в его кабинете и с ужасом слушала указания.

– Значит, так, Ася, собираемся в командировку в Крым к моему милому Сашеньке Озерову, у него там творится черт знает что, надо ехать и разбираться. Нет, ну я знал, знал, что ничего хорошего от этой затеи не жди. Этот проект был с самого начала неправильным.

– Ну почему? Сценарий талантливый, бюджет спонсоры выделили хороший. Что еще?

– Знаешь, я жуть как не люблю, когда хозяева лезут в работу, они, конечно, люди состоятельные, но они ничего не понимают в этом бизнесе, а кино – это в первую очередь бизнес. Как понимаю, раз такой огромный бюджет и съемки поставили в первую очередь, значит, их кто-то попросил, а это уже давление, значит, и требовать результат будут жестче. По закону маятников, ну или как вы, необразованные в этом смысле люди, думаете, по закону подлости, обязательно все пойдет не так, как надо. Вот уже началось, полюбуйся, прислал мне сегодня сообщение.

Гарик передал Асе телефон, где было написано: «Приезжай срочно, схожу с ума».

– Не вижу повода для паники, – по-деловому сказала Ася, – перепил просто наш Санек, проспится и уже к вечеру позвонит извиняться.

– Не, ну как не стыдно, Ася, ты должна знать все, ты же моя правая рука. Наш Санечка Озеров уже два месяца как в завязке, причем закодировался как положено, по полной программе. Я перестраховался, позвонил его продюсеру, нашей Женечке Мирной, но и она тоже несет какую-то чушь. Самое главное, что я понял, что Санек сухой, а из графика они выбились уже на две недели. Надо ехать и приводить всех их в чувство. Забронируй билеты на завтра, как всегда, полетим с юга Москвы, то есть с Домодедово, мне бизнес-класс, себе не вздумай тринадцатый ряд брать. И смотри, чтобы в номере рейса не было шестерки. Гостиницу закажи, где живет съемочная группа, окна мне на юг, и чтоб кровать в номере стояла головой на восток, ногами на запад, про цифры помнишь? Себе тоже не вздумай тринадцатый номер брать, и не ухмыляйся, поедешь одна, на здоровье, порти себе ауру, сколько хочешь, а ты со мной летишь. Также позвони узнай телефон сценариста. Не дело то, что сейчас происходит. Как можно снимать без сценариста? Может, поэтому они и топчутся на месте. Кстати, ты сценарий читала? А то я как-то выбился в этом цейтноте, доверился полностью начальству. Он и вправду хороший?