— Да, я согласна, возьми их, Дорри. Я уверена, что ты будешь осторожен. Но на твоем месте я сначала сходила бы с ними в мастерскую Уэтрелов и поговорила бы с часовщиком. Вместе вам легче было бы понять, в чем дело. Как ты Думаешь?

— Наверное, — сказал Дорри. — Да, пожалуй, я так и сделаю. — И он вышел из комнаты с часами под мышкой, а Кловер крикнула ему вслед, поддразнивая:

— Обед в сто тридцать два часа — не забудь!

— Не забуду! — откликнулся Дорри. Два года назад он не отнесся бы столь добродушно к тому, что над ним смеются.

— Как ты могла разрешить ему снова унести твои любимые часы? — удивилась Кловер, когда дверь за Дорри закрылась. — Он их сломает. А тебе они так нравятся.

— Я подумала, что он обидится, если я не позволю ему попробовать починить их еще раз, — ответила Кейти спокойно. — Я думаю, он их не сломает. Часовщик Уэтрелов любит Дорри и конечно же скажет ему, что нужно сделать.

— Это очень мило с твоей стороны так поступить, — заметила Кловер, — но если бы это были мои часы, боюсь, я так не смогла бы.

В этот момент дверь снова распахнулась и в комнату влетела Джонни, ставшая за прошедшие два года заметно выше, но в остальном — точно та же, то и прежде.

— Ох, Кейти! — задыхаясь, вымолвила она. — Пожалуйста, скажи Филу, чтобы он не мыл цыплят в бочке с дождевой водой! Он уже запустил туда всех цыплят Пеструшки и теперь взялся за цыплят Леди Дурден. Я боюсь, что один — маленький, желтенький — уже мертв…

— О, нельзя этого делать, конечно нельзя! — воскликнула Кейти. — Да с чего ему такое пришло в голову?

— Он говорит, что цыплята грязные, потому что вылезли из яиц! И утверждает, что они желтые, потому что испачканы яичным желтком. Я говорила ему, что это не так, но он и слушать не хочет. — Джонни в отчаянии заломила руки.

— Кловер, — сказала Кейти, — сбегай и позови Фила ко мне. Только говори с ним ласково, хорошо?

— Да я и говорила ласково — право же, ласково, но все бесполезно, — откликнулась Джонни, на которую страдания цыплят, очевидно, произвели глубокое впечатление.

— Ну и озорник же этот Фил! — сказала Элси. — Папа говорит, что его следовало бы назвать Вьюном!

— Вьюнки — очень милые цветочки, — ответила Кейти, засмеявшись.

Довольно скоро в комнате появился Фил в сопровождении Кловер. Вид у него был несколько вызывающий, но Кейти знала, как обращаться с ним. Она посадила его к себе на колени, что ему всегда очень нравилось, хоть он и был уже совсем большим мальчиком, и так ласково и проникновенно заговорила с ним о бедных маленьких дрожащих и мокрых цыплятах, что сразу совершенно смягчила его сердце.

— Я вовсе не хотел им вреда, — сказал он, — но они были совершенно грязные и желтые — от яиц. И я подумал, что ты обрадуешься, если я их вымою.

— Но это совсем не от яиц, Фил, — это просто хорошенькие маленькие чистенькие перышки, как на крылышках у канарейки.

— Правда?

— Конечно. А теперь цыплятам холодно и плохо, так же как было бы холодно и плохо тебе, если бы ты свалился в пруд, а потом никто не предложил бы тебе переодеться в сухую одежду. Ты не думаешь, что тебе следовало бы пойти и согреть их?

— Как?

— Ну… в ладонях, очень нежно. А потом я пустила бы их побегать на солнышке.

— Хорошо, — сказал Фил, слезая с ее колен. — Только поцелуй меня сначала, потому что я не нарочно, ты же знаешь. — Фил очень любил Кейти. Мисс Петингил говорила, что просто чудо, как Кейти удается справиться с этим ребенком. Но, я думаю, секрет заключался в том, что Кейти вовсе не «справлялась», она просто старалась быть неизменно доброй, ласковой и всегда принимать во внимание чувства Фила.

Не успели еще замереть на лестнице звуки шагов Фила, а в дверь уже просунула голову старая Мэри. На лице ее было скорбное выражение.

— Мисс Кейти, — сказала она, — поговорили бы вы с Александром, чтобы он привел в порядок дровяной сарай. Вы и не знаете, какой там ужасный вид!

— Разумеется, не знаю, — сказала Кейти с улыбкой, но затем вздохнула. Она ни разу не видела дровяной сарай с того самого дня, когда упала с качелей. — Не беспокойтесь, Мэри, я поговорю с Александром, и он все сделает.

Мэри, довольная, торопливо засеменила вниз по лестнице. Но через несколько минут она снова была наверху.

— Там пришел человек с ящиком мыла, мисс Кейти, и принес счет. Он говорит, что мыло было заказано.

Кейти потребовалось некоторое время, чтобы найти кошелек, затем ей понадобились карандаш и приходно-расходная книга, а Элси пришлось уйти с ее места за столом.

— Ах, — сказала она, — хоть бы все эти люди перестали приходить и мешать нам. Интересно, кто будет следующим?

Ей не пришлось долго оставаться в неведении. Не успела она произнести последнее слово, как снова послышался стук в дверь.

— Войдите! — сказала Кейти довольно устало.

Дверь открылась.

— Можно? — произнес высокий голос. Послышался шелест юбок, постукивание каблучков, и в комнату вплыла Имоджен Кларк. Сначала Кейти даже не смогла догадаться, кто перед ней. Она не видела Имоджен почти два года.

— Парадная дверь была открыта, — продолжила Имоджен, — но никто не вышел на мой звонок, и я решилась пройти прямо наверх. Надеюсь, я вам не помешала?

— Ничуть, — сказала Кейти вежливо. — Элси, дорогая, придвинь, пожалуйста, этот низкий стул. Садись, Имоджен. Извини, что никто не вышел на твой звонок, но все слуги сегодня заняты уборкой дома, и, я думаю, они просто его не слышали!

Имоджен села и, по своему обыкновению, принялась болтать, в то время как Элси, стоявшая за спинкой кресла Кейти, внимательно обозревала платье гостьи. Оно было из дешевой ткани, но весьма замысловатого покроя, с отделкой, оборками и буфами. На шее у Имоджен было блестящее черное ожерелье, а в ушах — длинные черные серьги, которые позвякивали и побрякивали при каждом движении ее головы. У нее были все те же маленькие круглые завитки на щеках, и Элси вновь задумалась о том, что же удерживает их на месте.

Постепенно выяснилась цель визита Имоджен. Она пришла попрощаться. Семейство Кларк возвращалось в родной Джексонвилл.

— А ты снова встречалась с тем разбойником? — спросила Кловер, которая не могла забыть богатую бурными событиями историю, рассказанную однажды в гостиной.

— Да, — ответила Имоджен, — несколько раз, и довольно часто получаю от него письма. Он великолепно умеет писать письма. Хорошо бы у меня было с собой хоть одно, чтобы я могла прочитать вам некоторые отрывки. Я думаю, вам понравилось бы. Минуточку — может быть, у меня есть с собой его письмо. — И она сунула руку в карман. Конечно же там оказалось письмо. Кловер не могла отделаться от подозрения, что Имоджен отлично знала об этом с самого начала.

У разбойника был четкий почерк, писал он черными чернилами, а почтовая бумага и конверт были в точности такие, как и у любого иного человека. Но возможно, его шайка просто отняла коробку с письменными принадлежностями у какого-нибудь разносчика.

— Сейчас, сейчас, — сказала Имоджен, пробегая глазами страницу. — Вот… «Обожаемая Имоджен…» Это вам не интересно… гм, гм, гм… ах, вот здесь есть кое-что! «Я обедал в Рок-хаусе накануне Рождества. Но там было так одиноко без тебя. Я ел жареную индейку, гуся, ростбиф, сладкий пирог, плам-пудинг с орехами и изюмом. Неплохой обед, правда? Но ничто не вызывает восхищения, когда друзья вдали от нас».

Кейти и Кловер смотрели на письмо в величайшем изумлении. Такой слог, да из уст разбойника!

— «Джон Биллингс купил новую лошадь», — продолжала Имоджен, — гм, гм, гм… Пожалуй, тут больше нет ничего интересного для вас. Ах, да! Вот здесь, в конце, стихи:

"О, голубь на лазурных крыльях,

Примчись, прильни к моей груди".

Прелесть, правда?

— Он, наверное, исправился? — спросила Кловер. — Похоже на то, если судить по письму.

— Исправился?! — воскликнула Имоджен, резко вскинув голову, и серьги ее зазвенели. — Да он всегда был таким хорошим, что лучше и быть нельзя.