И вот с меня сняли ошейник, который удерживал шею в нужном положении. Прошло два месяца с травмы. Я осторожно покрутила головой. Вроде крутиться. Только мышцы болят. Рик дал мне специальную мазь, которую нужно было втирать два раза в день, чтоб всё окончательно зажило и пожелал удачи.

Другие пленные выглядели хуже меня. Озлобленные, с пустотой в глазах. Я опять постаралась отстраниться от окружающей обстановки. Закрыться, как в раковину, от всё и вся. Не думать о том, что в головах у этих людей, не думать о будущем. Только следить за ногами, чтоб не споткнуться по дороге в шаттл, который нас должен был доставить на неизвестную планету. А споткнуться и разбить лоб здесь можно было очень легко: провода просто валялись на полу, переплетаясь в причудливых змей. Очень старый корабль и сломанный корабль.

Шаттл был чуть новее. Нас загнали внутрь него. Хорошо, что мне досталось место с ремнями безопасности. На некоторых сидениях они были просто срезаны.

– Тебя не было видно, – сказал Кур. Я и не заметила, как он оказался рядом.

– Шею повредила. И голову. Лечилась всё это время.

– Я уже побоялся, что тебя не увижу.

– Как видишь, свиделись, – ответила я, наблюдая, как народ рассаживается по своим местам. – Ты не знаешь куда нас привезли?

– Планета носит код 789-зт.

– Не входит в Земной союз?

– Мы далеко от его границ. Как я слышал, за пустыми системами, где нет торговых путей. А летают только такие любители острых ощущений, как эти бравые ребята.

– Получается, что выбраться отсюда у нас не будет шанса?

– А как ты себе это представляешь? Планета совсем дикая. Трёхзначный индекс.

Трёхзначный индекс присваивался планетам, которые находились в развитие до космической эпохи. Двухзначный индекс был у новых колоний, которые ещё недоросли до собственного имени. Шаттл отцепился от корабля. Сразу закружилась голова. По щекам потекли слёзы, которые никак не были связаны с перегрузкой. Я поняла, что до этого оставалась надежда, что всё может измениться к лучшему, что не всё так страшно. Я все эти месяцы полёта обманывала себя, запрещала думать о проблемах, но они ведь никуда не делись.

Шаттл продолжал уносить меня к неизвестности, которая пугала. Дикая планета. Дикие нравы. Я не могла сказать, что моя родная планета была современной, но с неё можно было всегда улететь туда, где цивилизация была. А тут… Тут нас запрут и больше не выпустят. Теперь я поняла отчаянный шаг офицера. Он просто знал то, чего не знала я.

Космопорта не было. Мы сели на поляну среди леса. Высокие деревья казалось доставали до самого неба. Из-за этого создавалось ощущение, что я не человек, а какое-то насекомое. Огромные листья лежали на земле. Красные, жёлтые, изредка попадались коричневые. Листья были примерно по  тридцать-сорок сантиметров в диаметре с неровными краями. Я невольно попыталась найти «веточки» от этих листочков. Сразу появился страх, что такая веточка голову может проломить. Кстати, на земле я не смогла их найти. Пусть другую почву на другой планете было как-то непривычно называть именем прародительницы колонистов, но название первой и главной планеты земного союза так плотно вошло в речь, что мы невольно всю почву называли землёй.

Отсутствие веток обнадёживало. Хотелось верить, что просто так под порывами ветра они не падают на людей. Почти не было кустов. Резкий шорох заставил вздрогнуть и начать оглядываться по сторонам. Оказалось, что это так ветер листочки колышет.

Мы шли пешком. Ноги утопали в мягкой земле, покрытой ковром из листьев. Никто не разговаривал. Пираты достали пистолеты и автоматы. На кораблях таким оружием пользоваться опасались, предпочитая рукопашный бой и холодное оружие. Была большая вероятность рикошета или повреждение обшивки корабля. Но стоило сойти на землю, как люди доставали огнестрел. Я не слышала о планетах, где бы пользовались лишь холодным оружием. Хотя, я никогда и не была на диких планетах, которые были ещё мало исследованы. Сейчас можно было почувствовать себя первооткрывателям. А что? Может я ещё здесь неплохо освоюсь, а потом напишу целый научный труд, посвящённый новому дому. Какая разница, где начинать самостоятельную жизнь? Как там бабушка советовала? Смотреть вперёд и не жалеть о прошлом. Только почему-то всё это не успокаивало. Тревога только нарастала. Я боялась неизвестности. Боялась, что погибну в ближайшие сутки. Любые доводы, которое подкидывало сознание казались глупыми, а позитивное мышление, когда предлагалось в любой ситуации видеть лишь хорошее, было неуместным. О таких вещах хорошо рассуждать максимум после произошедшего, а не находясь в стрессовой ситуации. Сейчас было время для инстинкта выживания, который подсказывал мне смотреть под ноги и не спотыкаться.

Я не знаю, сколько мы так шли. Время словно остановилось. Мы почти не разговаривали друг с другом, хотя никто вроде не препятствовал, никто не затыкал рты. За нами не сильно то и следили. Все понимали, что бежать здесь некуда. Мы совсем не знали местного края. Да что говорить, мы не знали местного языка, не знали, какие звери здесь обитают, а узнавать всё это на своей шкуре совсем не хотелось.

Лес закончился обрывом. Внизу несла свои воды красная река. Это было жутко. Небо было затянуто серой дымкой из облаков. Нам пришлось спускаться по узкой тропинке, которая вела к реке. Сероватая земля крошилась под ногами, но я старалась не обращать на это внимание. Главной задачей стало не потерять равновесие. Упасть и сломать себе чего-нибудь не хотелось от слова совсем.

Голова закружилась. В нос ударила вонь с кисловатым запахом. От неё сразу захотелось чихать. Пираты надели фильтрующие маски. Нам же оставалось лишь прикрывать носы рукавами. Ноги противно чавкали в грязи, которая около реки была вязкой и скользкой. Кто-то поскользнулся. Сразу поднялась неимоверная вонь. Тухлое, кислое и неприятное – от этого запаха тошнило. Но я сдержалась.

Хорошо, что мы довольно быстро прошли реку и теперь вышли к заливному лугу, через который проходила хорошо накатанная дорога, по которой мы и пошли. Ветер играл с пылью, гнул траву, которая была зелёного и грязного коричневого цвета. Кислорода в атмосфере было много. От непривычки кружилась голова. Ноги заплетались. Хотелось спать. Сонливость начала накрывать, как в сказке, где девочка шла по маковому полю и уснула. Начали болеть мышцы. Я отвыкла от долгих прогулок. Два месяца на больничной койке с минимальной зарядкой сказывались.

Привала никто не делал. Поле, дорога и серое дымчатое небо стали казаться бесконечными. Когда я уже готова была упасть без сил от усталости и боли в мышцах, мы вышли к деревне. Городом назвать десяток домов не позволял язык. Одноэтажные, деревянные, с низенькими окнами – небольшие домики тесно прижимались друг к другу на холме, который возвышался над заливными лугами. Пираты повели нас к этой деревне. Кто-то из мужчин решился сбежать. Он резко рванул в противоположную сторону от деревни. Пираты не стали стрелять, или догонять его. Они как-то флегматично посмотрели в сторону беглеца и как будто ничего не произошло, повели нас в сторону деревне. Этот инцидент не обсуждался, но их реакция на побег напугала больше, чем выстрелы вслед убежавшему.

К закату мы уже сидели около одного из домов на земле и ужинали сухим пайком. Жителей в деревне было немного. Около тридцати существ вместе с детьми. Аборигены напоминали людей лишь телом. Лица у них были какие-то звериные: вытянутые вперёд, с чёрными носами и с отверстиями без губ вместо рта, из которого торчали клыки. Маленькие глаза почти полностью скрывали длинные волосы. Вторичных половых признаков у них не было. Одевались они одинаково, поэтому я так и не поняла были они разнополыми или нет. Кур подсел ко мне.

– Как думаешь, почему они не стали догонять беглеца? – спросила я его.

– Потому что здесь нет еды. Пропитание найти можно только в деревнях. Слышал разговор пиратов.

– Здесь люди странные. Они почему-то зелёные.